Не удивительно поэтому, что когда этот рисунок сопоставили с наиболее древними, палеолитическими рисунками[5] Европы, уцелевшими на стенах древних пещер Франции и Испании, они оказались чрезвычайно близкими друг к другу. И совершенно естественно далее, что по общей форме грузного массивного туловища, по очертаниям хвоста и головы животного ленский рисунок, вместе с подобными ему палеолитическими изображениями Запада, больше всего напомнил фигуры диких лошадей (лошадь Пржевальского).

В результате тщательных дальнейших поисков семь лет спустя на тех же шишкинских скалах была найдена вторая фигура дикой лошади, подобная первой, только меньше размером, а затем и фигура еще одного представителя первобытного животного мира конца ледниковой эпохи — дикого быка.

Самое замечательное в этих изображениях, представляющих собою древнейшие памятники искусства не только для Северной Азии, но и для всех других сопредельных с ней территорий, даже не сама по себе их древность, а тот факт, что они оказались так далеко на севере от всемирно известных центров палеолитического искусства Западной Европы: в верховьях великой сибирской реки, уносящей свои воды еще дальше на север Сибири, к холодным берегам Ледовитого океана.

Это свидетельствует о том, что уже в то далекое время первобытные охотники проникли вниз по долине этой реки так далеко на север и восток, как нигде более в мире.

Если ещё совсем недавно палеолитические поселения были известны только в южных районах Сибири — у Томска, на Алтае, в долине реки Енисея у Красноярска, на Ангаре вблизи Иркутска и за Байкалом в долине реки Селенги, то сейчас они открыты в долине Лены — у Качуга, Киренска и даже на территории Якутии. Самые северные в Сибири стоянки позднепалеодитического типа найдены теперь вблизи устья реки Олекмы. Это наиболее северные памятники палеолита не только в Сибири, но и на всём нашем континенте, самые северные, а вместе с тем и самые восточные признаки расселения палеолитического человека в Азии.

^{Керамика, костяные и каменные изделия, относящиеся к каменному веку, найденные в долине Амура}

^{Наконечники стрел, пластинки от лука, котёл скифского типа; найдены в Салехарде}

^{Роговая секира эпохи неолита (Якутия)}

Таким образом, налицо исторический факт большого значения для первобытной истории человечества. Уже в отдаленнейшем прошлом, по крайней мере 20–25 тысяч лет тому назад, древние охотничьи племена начинают осваивать Север, спускаясь по долине реки Лены всё дальше и глубже на север, все ближе к Ледовитому океану.

Расселение древних людей по Лене и в соседних с ней областях Сибири было, конечно, медленным и длительным. Нужно было много времени, прежде чем первобытные люди, выйдя с юга, достигли на западе Урала, а затем Енисея и Ангары.

Потребовалось, должно быть, еще больше времени, чтобы они проникли на верхнюю и среднюю Лену. Им, конечно, не удалось ещё полностью освоить даже и занятую территорию. Заселённые бродячими охотниками районы долго были здесь маленькими изолированными островками, терявшимися среди дикой и враждебной человеку природы Севера; они повсюду чередовались с огромными пустынными пространствами.

Тем не менее историческая заслуга первых обитателей Ленского края бесспорна. Именно они, как пионеры Севера, в погоне за мамонтами и носорогами, за стадами северных оленей, лошадей и быков первыми открыли эту совершенно новую для человека страну, протоптали на ее девственной почве первые тропы и разожгли свои очаги, заложив тем самым первоначальную основу дальнейшего развития культуры и завоевания человеком необозримых пространств Севера.

Большим событием в археологии явилось также открытие любопытных прибрежных памятников западной Арктики, получивших условное название арктического палеолита.

Для определения возраста этих памятников важны найденные на самых ранних поселениях эпохи арктического палеолита очень характерные наконечники, изготовленные из широких крупных пластин кремня или иного камня и снабженные узким черенком для насаживания на древко. Подобные наконечники в более южных районах Прибалтики предшествуют неолиту и датируются началом послеледникового времени.

Археологические находки говорят, следовательно, о том, что человек впервые пришел и на эти земли в ту далекую пору, когда крайний север Европы незадолго перед тем только освободился от гигантских ледяных толщ, покрывавших громадные пространства земли.

Древний человек медленно, но неуклонно продвигался в глубь областей, занятых раньше чудовищными по размерам ледниковыми массивами Скандинавского щита. Более того, не исключено, что он распространяется вдоль берега моря и дальше на восток. С этой стороны большой интерес представляют единичные образцы грубых каменных изделий, похожих на орудия арктического палеолита и найденных в аналогичных условиях, но только лишь на отшлифованных ледниками и наполовину ещё покрытых ископаемым льдом островах у восточного побережья Таймыра. Кто знает — может быть и сюда пришли первобытные охотники этого времени.

В буржуазной науке было широко распространено представление о северных племенах, да и вообще о других отсталых племенах земного шара, как о своего рода «живых окаменелостях», как о каких-то обломках прошлого, неизменных среди всего остального живого и непрерывно меняющегося мира. В силу этого взгляда их и считали «внеисторическими», или «первобытными», племенами осколками первобытных рас, низшими и примитивными по отношению ко всему остальному человечеству.

Марксистско-ленинское учение о развитии природы и общества показывает, что такая точка зрения, выражающая идеологию империалистической буржуазии, в корне извращает действительное положение.

Исторический материализм показывает, насколько неправильно полагать, будто живые люди, целые племена или народы могут «застыть» и «окаменеть» полностью, как живые обломки первобытного состояния человечества. Рассматривая прошлое северных племен, можно наглядно убедиться, что даже самые отсталые и первобытные из них прошли свой собственный, сложный и длительный путь исторического развития. Мы знаем древнейшее население Северной Азии на ступени древнекаменного века, т. е. в то время, когда оно ещё не знало лука и стрел, пользовалось только грубо оббитыми каменными орудиями и жило охотой на диких животных. Но, как свидетельствуют археологические памятники, оно не остановилось на этом, а со временем пошло далеко вперёд.

С исключительной наглядностью виден здесь прежде всего тот огромный перелом, который повлек за собой переход к луку и стрелам. Исследователями палеолита давно уже установлен странный факт отсутствия или крайней скудости предметов охотничьего вооружения на палеолитических поселениях, который находится в резком контрасте с колоссальным нагромождением костей животных и большим обычно количеством разнообразных бытовых изделий из камня и кости. Это обстоятельство прямо указывает на господство в палеолите самых первобытных, наименее совершенных и неразвитых способов охоты, на преобладание охоты загоном, массовыми облавами.

Появление лука и стрел существенно изменило дело, так как охотничье вооружение первобытных людей, состоявшее из оружия «ближнего боя» — дубины, копья и метательных камней, дополнилось теперь этим несравненно более дальнобойным и действенным оружием.

Лук и стрелы обеспечили древнему человеку более постоянный и прочных успех в охоте на диких зверей, дали ему возможность постоянно добывать себе мясную пищу. В результате, как сказал Энгельс, охота стала «нормальной отраслью труда».