Вторым (исторически) проблемным контекстом, в котором понятие смысла вошло в гуманитарные науки, стала проблематика феноменологического анализа сознания, представленная работами, в частности, основателя феноменологической парадигмы Э.Гуссерля и его учеников и последователей: Г.Шпета, творчески интерпретировавшего и развивавшего феноменологию, синтезировав ее с герменевтикой, М.Хайдеггера, К.Ясперса, Ж.-П.Сартра и М.Мерло-Понти.

В работах Э.Гуссерля проблема соотношения значения и смысла неоднозначна; четкое эксплицитное их различение отсутствует и употребляются эти два понятия иногда синонимично, иногда не совсем. Напомним, исходным требованием феноменологического анализа является феноменологическая редукция или «эпохэ» – сосредоточение только на том, что является сознанию и отказ от всякой попытки суждения о возможном мире, находящемся за пределами сознания, трансцендентном ему. Мир как бы заключается в скобки. «Является не мир или часть его, но “смысл” мира» (Гуссерль, 1939/1991 б, с. 14). «Неопределенно общий смысл мира и определенный смысл его компонентов есть нечто, что мы сознаем в процессе восприятия, представления, мышления, оценки жизни, то есть нечто “конституированное” в том или ином субъективном генезисе» (там же, с. 17). «Между сознанием и реальностью поистине зияет пропасть смысла» (Гуссерль, 1913/1994 а, с. 11).

Источником, приписывающим смысл вещам, является сознание, актуальный упорядоченный опыт (Гуссерль, 1913/1994 а, с. 4, 30). Именно наше бытие и жизнь нашего сознания придают миру смысл, именно в жизни сознания «впервые получает свой смысл и свою бытийную значимость весь мир и я сам как объект, как сущий в мире человек» (Гуссерль, 1929/1991 а, с. 10). Каждый смысл, по Гуссерлю, «интенционально содержится во внутренней сфере нашей собственной испытывающей, мыслящей, оценивающей жизни и формируется в нашем субъективном генезисе сознания» (Гуссерль, 1994 б, с. 10). Таким образом, смысл предстает у Гуссерля как основная образующая ткань сознания; явления, феноменологически данные сознанию, «уже не суть “объекты”, но “единицы” “смысла”» (Гуссерль, 1939/1991 б, с. 14). При этом как сознание в целом, так и отдельные феномены интенциональны. «Всякий феномен имеет свою собственную интенциональную структуру, анализ которой показывает, что она есть постоянно расширяющаяся система индивидуально интенциональных и интенционально связанных компонентов» ( там же, с. 13). Именно интенциональность конституирует предметы как «смысловые единства» ( Гуссерль, 1929/1991 а, с. 16–17), причем любые реальные единства суть единства смысла (Гуссерль, 1913/1994 а, с. 30).

Гуссерль выделяет два направления феноменологического анализа: ноэтическое, или описание акта переживания, и ноэматическое, или описание «того, что пережито» ( Гуссерль, 1939/1991 б, с. 14–15). Под ноэзисом Гуссерль понимает осмысливающую интенциональную направленность сознания на объект, под ноэмой – сам переживаемый объект как носитель смысла. «Обладание смыслом… – это основной характер сознания вообще, которое благодаря этому есть не только переживание, но и переживание, обладающее смыслом, переживание “ноэтическое”» ( Гуссерль, 1913/1994 а, с. 82). Феноменологическое объяснение, подчеркивает Гуссерль, занимается ничем иным как истолкованием смысла, которым этот мир обладает для нас до всякого философствования – «смысла, который может быть философски раскрыт, но никогда не может быть изменен и который… на каждом этапе нашего опыта содержит в себе горизонты, нуждающиеся в фундаментальном прояснении» (Гуссерль, 1931/1998, с. 283).

Подробнейший структурный анализ переживания в этих понятиях дан учеником Гуссерля Г.Шпетом (1914/1996). «Ноэза» – это компонент сознания, конституирующий его предметность, интенциональность, указывающий на то, сознание чего мы рассматриваем. Г.Шпет связывает с этим также функцию осмысления, имея в виду под смыслом предметный смысл, «так как основной характеристикой сознания является “иметь смысл”, обладать чем-нибудь осмысленно» (там же, с. 117). Предметный смысл «относится к тому постоянно пребывающему в предмете, что остается тождественным, несмотря на все перемены интенциональных переживаний и несмотря на колебания аттенциональных актов чистого Я» (там же, с. 122). Переходя от естественной установки к феноменологической, мы переходим от ноэзы к ноэме, в структуре которой вокруг чистого «предметного смысла» группируются другие ее слои. Именно через смысл ноэма относится к своему предмету (см. там же).

Далее, однако, констатируя, что у Гуссерля понятия «смысл» и «значение» употребляются как равноценные, Шпет со своей стороны обосновывает их несовпадение: «Осмысление и логизация – по существу и принципиально не тождественны» (там же, с. 121). Значение, по Шпету, характеризует выразительный слой ноэмы, план высказывания. «“Смысл” как “значение” – по преимуществу логическое значение, – поскольку он… не выходит за границы определяемого “содержания”, тогда как мы говорим о смысле самого предмета, или онтологически: о смысле вещи» (там же, с. 166). «Смысл явления… заключает в себе правило раскрытия вещи в ее действительном бытии» ( там же, с. 174).

Шпет считает необходимым видеть разницу «между “предметным смыслом”, тождественным, являющимся как такое, с тождественной “объективной” квалификацией явления, с одной стороны, и меняющимися видами “представления” в их различии способов данности» (там же, с. 127–128). Окончательное разделение, которое он вводит, еще сложнее: смысл an sich (сам по себе), выражающий определительную квалификацию предмета, смысл in sich (в себе), выражающий способы его данности, и смысл für sich (для себя), выражающий формообразующее начало ноэмы (там же, с. 132). Последний из них Шпет обозначает также как «внутренний смысл», выражающий энтелехию, характеристику предмета со стороны его целеотношения или телеологичности: «внутренний смысл» секиры в том, что секира «рубит» (там же, с. 160–161). Именно благодаря внутреннему смыслу в нас возникает «чувство собственного места в мире и всякой вещи в нем» (там же, с. 181). Раскрытие смысла как присущего определенной сфере идей «есть обнаружение внутренне присущей ему мотивации» (Шпет, 1991, с.219).

Понятие внутреннего интимного смысла или энтелехии представляет собой оригинальное развитие Шпетом идей Гуссерля, существенное усложнение гуссерлианского понимания структуры ноэмы (Борисов, 1996). Согласно собственным воззрениям Шпета, смысл объективен, «укоренен в бытии», это особая область бытия, особый предмет (см. Кузнецов, 1991 б).

К пониманию смысла как объективной сущности вещей, объекта специально направленного особого познания, склоняется и другой ученик Гуссерля, М.Хайдеггер, который называет смыслом «артикулируемое в языке и речи» (Зайцева, 1991, с. 174). «О смысле можно каждый раз говорить только тогда, когда мы имеем дело с обдумыванием, соображением, конструированием, определением… Форма, в которой смысл выступает в действительности, – это значимость, т. е. форма процесса суждения» (Heidegger, 1914, S. 96; цит. по: Зайцева, 1991, с. 163). Другой формой воплощения смысла является произведение или текст – это не сам смысл, но «место смысла, такое особым образом устроенное место, на котором вновь и вновь возникает – пусть и изменяемый – смысл» (Михайлов, 1993, с. XL). Таким образом, у Хайдеггера смысл проявляется или строится также в пространстве сознания, является феноменом сознания, результатом познавательной деятельности, хотя и относится к явлениям мира как к своему предмету. Мир предстает как глобальный смыслообразующий контекст: все осмысленное «получает свой смысл именно в мире как живом пространстве человеческой деятельности» ( Михайлов, 1993, с. XXI).