Расспрашивать прохожих мне не хотелось, я разыскал нужную улицу сам и к обеду, наконец, стоял перед вывеской: «Иконописная мастерская Афанасия Симеонова».
Толкнул дверь. Мастерская как мастерская — мольберты, краски, кисти, готовые иконы без рам и в рамах, иконы в киотах, украшения, альбомы образцов. Навстречу мне поднялся молодой человек с кистью и палитрой в руках. Длинная темно-русая шевелюра, бархатная блуза, на шее небрежно повязан не то шарф, не то галстук — наружность типичного «свободного художника» тех времен.
— Мне бы надо Трофима…
«Свободный художник» окинул меня веселым взглядом.
— Трофим уже здоров. Идемте к нему. — Он повернулся и, положив свои «орудия производства», широкими шагами направился к двери в глубине мастерской.
В задней половине дома оказался небольшой кабинет, из которого было еще два выхода, — с конспиративной точки зрения превосходно.
— Присаживайтесь. Здесь мы можем говорить спокойно. — Хозяин закурил и выжидательно умолк.
— Я с Урала. У нас была хорошая связь с Южным бюро, но…
— Что касается бюро, то из его состава продолжает функционировать лишь ваш покорный слуга, — развел руками художник. — Да и то не знаю, надолго ли. Помогает мне, как вы изволили убедиться сами, супруга «Лохмача». И умело помогает. Без нее вы ко мне не добрались бы. Что же привело вас в наши края?
Я объяснил.
— Н-да… — протянул хозяин. — Видите ли, официально, как член бюро, я ничего о вашем оружии не знаю, сведений мы не получали. Но по слухам мне кое-что известно. Пистолеты и патроны из Бельгии были доставлены во Львов, это определенно. Но дальше уже начинается туман: у кого они находятся, какова их судьба — понятия не имею! Связи порваны, контакт с контрабандистами не восстановлен. Товарищ «Черт», ведавший всеми этими делами, сидит. Остался на воле только человек, на котором лежит непосредственная переброска транспортов через границу. Его тоже нарекли «Чертом», чтобы сбить с толку полицию. Должен вам сказать, новый «Нечистый» не совсем наш, колеблющийся, из анархистов. И сейчас он, видимо, с ними связан. Но, увы, выбора у нас не было и покуда нет.
— А как мне найти этого вашего фальшивого «Черта»?
Художник пожал плечами.
— Помочь вам очень трудно. Моя специальность — внутренние связи, явки, типография. И к «Черту» путей у меня нет.
Все это было мне совершенно понятно — законы конспирации требовали, чтобы каждый знал лишь свой участок дела. Известная формула гласила: «Подпольщик должен знать то, что ему нужно, а не то, что ему можно доверить». Но от этого мне легче не было.
— Как же быть? Вы говорите, он из анархистов. Может, попробовать через эту публику?
— А у вас есть с ними связи?
— Вроде есть.
Я рассказал ему о своих кременецких злоключениях.
— Ну, тогда, дорогой товарищ, вам и карты в руки. Разыщите своего кременецкого молодца, а через него, я уверен, найдете и нашего «Черта».
Я остался в мастерской обедать. Уписывая жирный украинский борщ, хозяин рассказывал, как ловко под «крышей» мастерской они устроили большевистскую типографию.
— Мастерская наша процветает. Клиентура у нас обширная. Заказчики нами довольны, хвалят за аккуратность. Работу мы всегда сдаем в срок. — Художник лукаво ухмыльнулся, потом стер с губ улыбку и, сокрушенно вздохнув, с купецкой интонацией проговорил: — Единственно, что нас тревожит, — конкуренция-с… Лавра тоже мастерскую держит. Богатейшую. В разные магазины товар поставляет, и своя лавка у них есть. Поперек дороги мы монахам стали-с. Злобятся они, что заказчиков отбиваем, а что же делать, ежели работа наша отменная-с! Закажите, сударь, образок у нас, не пожалеете! Вот-с, могу-с предложить святого Николая-угодника Мирликийского в серебряном окладе-с. Останетесь довольны-с. — Он фарисейски поднял очи горе́ и, «выйдя из образа», озорно расхохотался. — А тем временем наша типография под этой вывеской крамольные листовочки и книжечки печатает.
— Сколько же у вас богомазов? — удивился я. — Ведь этакую прорву икон пишете!
— В том-то и штука! — прищелкнул языком художник. — Один я пишу, да и то для отвода глаз.
— Как так?
— А очень просто. Клиенту показываем образцы. Рядимся. Берем задаток. Заказчик отбывает восвояси, а кто-либо из нас отправляется по «божественным» лавкам искать подходящее. Купим — наш мастер ризы меняет, переделывает, комбинирует. Иной раз в лаврской мастерской иконы приобретаем, — художник прыснул, поперхнувшись борщом. — Если б только монастырские богомазы знали, как мы конкуренцию за их счет поддерживаем! Вот так… С полицией мы в дружбе: околоточного, как положено мастеровщине, частенько зовем к обеду, подносим чарочку. Отгораживаемся от охранки его широкой спиной. — Художник вздохнул. — Так и живем. Вроде муравьев: строим, строим свою кучу, потом появится жандармский сапог и одним ударом развернет ее всю. А уцелевшие снова терпеливо строят…
Я переночевал в мастерской, среди икон и киотов, а утром сразу отправился к поезду.
Из Дубно невозмутимый извозчик-балагула довез меня прямо до знакомого кременецкого «Гранд-отеля». Я снял номер и, полусъеденный клопами, вышел на следующее утро навстречу старику газетчику. Мне повезло, он тут же появился, и я немедленно приступил к делу: время не терпело.
— Где мне найти Яшу?
— Анархиста Яшу, пане? — удивился газетчик. — Зачем пану Яша?
— Нужно по одному делу, — уклончиво отвечал я.
— Добже. Не желает ли пан повидзеться с Яшей в той хате, куда Грицько приезжает?
— Когда?
— Вечером. — Он вдруг тоненько засмеялся: — Ведомо ли пану, як той раз он Яшу напугал? О, добже, добже напугал!
«Анархист» Яша уже ждал меня, когда я пришел в условленную хату. Тут же укачивала ребенка молодая женщина.
— Ну что ж, Яков, — протянул я ему руку, — «гора с горой не сходится, а человек с человеком»… Я к вам по делу.
— Что! — воскликнул Яков. — Решил к нам идти? Бросить социал-демократов?
Вот так да! Хорошенькое вступление! И, главное, нельзя с ним ссориться — упрется, и ничего тогда мне не разыскать.
— Разве такие вещи вслух говорят? — кивнув в сторону женщины, сухо осведомился. — Вот уж не думал, что анархисты такие плохие конспираторы.
Яков залился краской.
— Прости, забылся. Идем в ту горенку.
Мы перешли в соседнюю комнату, где никого не было. Начался трудный дипломатический разговор. Я старался узнать, как мне разыскать нового «Черта», а Яков убеждал меня вступить в анархисты.
— Я знаю, что «Черт» во Львове и оружие у него, — проговорил, наконец, Яков, — но мне неизвестно, чье оно.
— Оружие наше, уральцев. «Черт» обязан был доставить его нашим людям в Дубно, но почему-то придержал.
— А я знаю, что «Черту» за оружие платили и уральские анархисты…
— Что-оо?!.
— А то! — Он вдруг прикусил язык. — Только я тебе ничего не говорил, — заторопился он. — Идет?
Сквозь фанфаронскую личину Яшки снова проглянули черты того трусоватого человечка, который так перепугался в прошлую встречу моего пистолета.
— Ну вот что, — резко произнес я. — Меня ваши грязные делишки не интересуют. Но если браунинги попадут не в мои руки…
— Пистолеты мы достанем, — поспешно перебил Яков. — Буду с тобой откровенен. Ты мне понравился еще в первый раз. Я очень хочу, чтобы ты стал нашим.
Меня злил этот преуспевающий контрабандист, рядившийся под «идейного анархиста». Но нить к нашим браунингам в его руках. Скрепя сердце пришлось сманеврировать.
— Вы человек толковый и понимаете, что убеждения — не сорочка: сбросил одну, надел другую. Надо серьезно и долго думать. Условимся так: дайте мне вашей анархистской литературы. А когда в следующий раз приеду, поговорим.
— По рукам! Ты прав. Литературы я тебе дам. Явку к «Черту» тоже дам. В конце концов мы же вместе расшатываем царский трон, — напыщенно закончил он.
— А может, и письмо к «Черту» дадите?
— Это не пойдет. Своя шкура дороже. Адрес дам, пароль дам, а дальше знать не знаю. Крутись сам!