Мысль о побеге с такой силой захватила меня, что я не мог уже думать ни о чем другом. Но я отлично понимал: чтобы бежать удачно, нужно тщательно подготовиться. Пришлось надеть на себя волевую узду и постепенно, исподволь готовить побег.

Мне удалось скопить немного денег на дорогу. Главное в таком пути — обувь. Я купил местные ичиги, в которых одинаково хорошо идти в любую погоду. Помаленьку запасал провизию — сало, вяленую рыбу, сухари. Оставалось самое сложное — паспорт. И еще — нужно было найти верного человека, чтобы посоветоваться, как лучше и с меньшим риском добраться до Иркутска. Все месяцы ссылки я внимательно приглядывался к местным крестьянам. Нужно сказать, что в отличие от самого Дружинина, моего хозяина, члены его семьи относились ко мне дружелюбно. А со Степаном, старшим сыном, мы стали почти друзьями. Степан несколько лет служил в пограничной страже, с малолетства много охотился, отлично знал здешние места, обычаи, людей.

Я стал выжидать удобного случая, чтобы заговорить. Он скоро представился.

Как-то мы со Степаном возили бревна на сарай. Разговорились, и я осторожно направил беседу и нужное мне русло.

— А что, Степан, — спросил я, — отсюда в Иркутск только один путь — по Лене, а потом трактом? Другой дороги, поближе, нету!

— Отчего нету, — отвечал тот, — есть, и намного ближе. Однако, той дорогой нет никакого жилья. Пройти там могут лишь бывалые люди, тайгу надо знать, как свой дом. Не то пропадешь. Я уж на что привычный и то, ежели забреду в незнакомое место и там ночую, делаю затесы на деревьях: откуда, мол, пришел и куда пойду.

Мы помолчали. Степан несильно хлестнул лошадь; та дернула, пошла быстрее.

— А скажи, много отсюда бежало нашего брата, ссыльных?

— Да нет, не так много. Однако, бежали.

— И что же, попадались или…

— Больше попадались… Трудно отселе уйти. Места у нас, сам знаешь, малолюдные, новый человек всегда заметен. А беглец — он пути не знает, с местными держаться не умеет, вот его все и выдает. Так что даже и с большими деньгами тяжело убежать. — Он вдруг пристально посмотрел мне в лицо. — А ты что меня так-то пытаешь? Разве не боишься, что я тебя посажу?

— Нет, не боюсь, — сразу, не задумываясь, ответил я. — Знаю, что ты на это не способен.

— Та-ак… — Степан опять помолчал, потом снова вскинул на меня глаза. — Стало быть, уйти от нас хочешь… Я почему-то сразу про тебя подумал: этот скоро навострит лыжи. Уж больно ты неспокойный. Ну что ж, Ваня, счастливый тебе путь, парень!..

— За «счастливый путь» спасибо. Но одного пожелания, брат, для счастливого пути маловато. Раз уж на то пошло, ты вот посоветуй, как лучше добраться. И куда — в Иркутск или Бодайбо.

— Оба конца одинаковы. А только в Иркутске чугунка… Там к России куда как ближе!

— Да ведь у меня паспорта, сам понимаешь, нету. Не знаешь, как достать?

Степан чуть помедлил:

— Пожалуй, знаю.

— А поможешь? — задал я главный вопрос.

Степан натянул вожжи, остановил лошадь. Придвинулся ко мне.

— Ты мне доверился, помогу, — твердо выговорил он. — Вот слушай. — Он снова тронул коня. — Остался у меня старый паспорт, до военной службы выданный. Надо только в нем год выдачи исправить, а остальное — комар носа не подточит.

— Кто ж переправит? Я не шибко грамотный.

— Есть здесь у нас учитель один. Живет в деревне Мостовой, верстах в пяти отселе. Он сделает. Однако, иди к нему так, чтобы ни одна душа не знала, ни наши, ни ссыльные. Учитель мужик хороший, но только с вашими якшаться боится, чтобы место не потерять. Жена у него молодая, тоже баба что надо!

— Спасибо, Степан.

— Ладно, спасибо скажешь, когда домой доберешься. Однако, вот какая моя к тебе просьба: дай честное слово, что, как только добежишь до Иркутска, паспорт уничтожишь.

— Даю слово.

— Ну и хорошо. Да он тебе в России и не годен. Ежели попадешься с ним, больше подозрения будет, что беглец. Станут тебя держать, покуда не придет ответ из нашей волости. А тогда…

— Ты прав. Да и тебя не хочу подводить.

— Ну, значит, сговорились. Завтра, как снова и лес поедем, я тебе паспорт и отдам. Теперь слушай и дальше. Дорогой в села не заходи, а тем паче к ссыльным: за вами за всеми следят. Я тебе дам сала и сухарей, от охоты немного осталось. Отселе, из Маркова, уходи пароходом. Как соберешься, скажи — я провожу. Может, знакомые матросы будут. Они тебя бесплатно довезут хоть до Качуги. Но до Качуги ехать не след, там с пристани незаметно не уйдешь. Придется тебе примерно от Усть-Кута топать пеше. От Манзурки до самого Иркутска степь да степь. Там один не ходи, пристраивайся к обозам.

Лес мы со Степаном возили целую неделю. Кончили, и я отправился в Мостовую к учителю. С ним и с его женой мы сразу нашли общий язык. Настроены они были революционно. Учитель охотно помог мне, искусно исправил запись в паспорте и даже дал явку в Иркутск — видно, не впервые оказывал подобную услугу.

Время шло. День ото дня становилось все теплее и теплее, весна входила в свои права. Лед на Лене вот-вот должен был тронуться. Из Качуги телеграф сообщал, что там он уже пошел. Значит, скоро в путь!

Однажды ночью меня разбудил страшный грохот, словно тысячи орудий открыли канонаду. Земля вздрагивала… Я вскочил, выбежал на крутой высокий ленский берег, смотрел и не мог насмотреться на великолепную, могучую стихию, на ее безграничную силу.

Меня охватило страстное нетерпение: «Скорее, скорее!..» Я потихоньку сложил на сеновале все свои припасы, сказал всем, что мне нездоровится, и почти перестал появляться на людях. Я был так возбужден, что не мог ни есть, ни пить. Скорей бы пароход!

И вот в одно утро со стороны Тирской косы, что верстах в трех ниже Маркова, донесся низкий гудок парохода. Степан уже несколько дней как охотился в тайге. Я схватил все приготовленное и бросился к товарищам:

— Отвезите меня на пароход. Хочу побывать в Усть-Куте.

Мы поспешили к лодкам.

На берег высыпало множество людей — кому же не хочется встретить первое судно, вестника лета!

Пароход должен был пристать около почты, на противоположной стороне реки. Но почему-то он шел посередине Лены, похоже не собираясь сворачивать к берегу.

— Видно, не пристанет, — сказал кто-то из старожилов. — Пройдет вверх без остановки.

Неужели не повезло?!

— А может, они с лодки подберут пассажира?

— Бывает, подбирают. Садись, паря, в лодку и подплывай.

Капитан согласился принять меня на борт. На пароходе оказались знакомые парни из Маркова, кочегары и матросы. Они зазвали меня к себе, интересовались, куда я собрался. Я отвечал:

— В гости, в Усть-Кут.

Один из кочегаров, недавно вернувшийся солдат, не очень поверил моим россказням. Улучив момент, когда мы как-то остались одни, он вдруг прямо выпалил:

— Так, дружище, не убежишь.

У меня душа ушла в пятки. «Ну, — думаю, — попался! В лучшем случае каталажкой на месяц обеспечен!»

По я счастливо ошибся: парень оказался свой. Он посоветовал мне сойти пораньше.

Верст за пять до Усть-Кута пароход причалил грузить дрова.

— Идем с нами на берег, — шепнул мне кочегар. — Отсюда шагай тайгой. Обойди город: там полно жандармов. Не бойсь, не выдам…

Я поблагодарил его и тронулся в путь. На сердце было радостно: начало сулило удачу.

Сошел я с парохода ранним утром. Стоял густой туман. Это было и хорошо — укрывает от лишних глаз, и плохо — я скоро весь промок. Перец вечером далеко обошел Усть-Кут, забрался в глубь тайги, подальше от дороги разжег костер, обогрелся, обсушился и немного соснул. С первыми проблесками зари снова в путь.

Оживающая под лучами весеннего солнца природа вселяла бодрость. Перекликались, перелетая с ветки на ветку, птицы, журчали ручейки, прямо из-под ног выскакивали зверюшки, изредка попадались сайга и косуля. Со всеми этими жителями девственной тайги мне было спокойно и привольно. Только бы не попался на пути человек! Чтобы избежать опасных встреч, приходилось забираться как можно дальше в тайгу, где не было ни дорог, ни даже троп. За первые пять дней поэтому продвинулся очень мало. К тому же я все еще нащупывал, когда идти лучше, днем или ночью. Решил идти днем.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: