Култус Джордж боролся сам с собой. Он был не трус. Может быть, его опять обманывают и он будет дураком, если уступит. Кит, глядя на него, втайне боялся, что упрямый индеец предпочтет быть повешенным.

— Сколько? — сказал Култус Джордж.

Кит поднял было руку, чтоб дать сигнал.

— Еду, — торопливо ответил Култус Джордж, прежде чем петля успела затянуться.

— И когда спасательная экспедиция нашла меня, — рассказывал Малыш в «Энни Майн», — этот Култус Джордж был впереди всех. Он обогнал Кита на целых три часа, а ведь Кит пришел вторым. Но все равно, я вовремя услышал, как Джордж кричит на своих собак на перевале, потому что эти черти сиваши сожрали мои мокассины, мои рукавицы, кожаные ремни, ножны кинжала и стали поглядывать на меня самого голодными глазищами. Ведь я был пожирнее их.

А Кит? Он приехал едва живой. Он принялся было работать, помогать готовить обед для двух сотен голодных сивашей, а там и заснул на корточках, воображая, что набивает кастрюлю снегом. Я уложил его в свой мешок, и пусть меня повесят, если он мог влезть в него без моей помощи. — Так он устал. А зубочистки я все-таки выиграл. Разве собакам не пошли в прок те шесть рыб, которые Кит им скормил за обедом?

— Стой! — крикнул Кит, налегая всем телом на прикол, чтобы легче было остановить сани.

— Что с тобой? — спросил Малыш. — Ведь воды здесь не видно, дорога совсем сухая.

— Сухая-то сухая. Но там отрава чьи-то следы, — ответил Кит. — А я думал, что здесь никто не зимует.

Сани остановились, собаки легли в снег и стали выкусывать лед между пальцами. Еще пять минут тому назад этот лед был водою. Собаки провалились в полынью, засыпанную снегом. Весенняя вода, стекая с берега, стояла поверх трехфутового слоя льда на реке Нордбэске.

— Впервые слышу о людях на Нордбэске, — Сказал Малыш, глядя на чуть видные следы, пересекавшие реку и терявшиеся налево в устье небольшого ручья. — Но, может быть, здесь бродили охотники?

Кит захватил горсть легкого снега и в раздумьи остановился.

— Нет, — сказал он решительно, — следы идут туда и обратно. В последний раз они шли вверх. Они посейчас здесь, кто бы это ни был. Тут неделями никто не проезжал. Что могло задержать их, хотел бы я знать?

— А я хотел бы знать, где мы будем ночевать сегодня, — сказал Малыш, уныло глядя на юго-запад, где сумерки сменялись тьмой.

— Пойдем вверх по этому ручью, туда, куда ведут следы, — предложил Кит. — Там много сухого хвороста. Мы сможем разбить лагерь в любое время.

— Лагерь мы сможем разбить в любое время, но нам надо ехать и не отклоняться с дороги, чтобы не сдохнуть с голоду.

— Нам может что-нибудь попасться на этом ручье, — продолжал Кит.

— Посмотри на наши припасы! Посмотри на собак! — воскликнул Малыш. — Посмотри на… Э, да все равно… Уж ты настоишь на своем.

— Мы даже и дня не потеряем, — настаивал Кит. — Может быть, даже лишней мили не сделаем.

— Многих и лишняя миля отправляла на тот свет, — проворчал Малыш, мрачно и покорно качая головой. — Ну, ладно, поедем навстречу несчастью. Вставайте, безногие, вставайте! Эй, Брайт! Эй!

Вожак повиновался, и вся упряжка медленно потащилась по рыхлому снегу.

— Стой! Надо утоптать дорогу, — закричал Малыш.

Кит достал из саней лыжи, подвязал их к мокассинам и пошел вперед, уминая рыхлый снег для собак.

Это была не легкая работа. Собаки и люди уже много дней сидели на урезанном пайке, и энергия их почти истощилась. Они продолжали медленно двигаться по круто подымающемуся руслу реки. Высокие скалистые берега сблизились, и они шли узким ущельем. Под нависшими громадами царил полумрак.

— Да это западня, — сказал Малыш. — Не нравится мне тут. Мы словно под землю спускаемся. Ой, быть беде!

Кит не ответил, и полчаса они молча продвигались вперед. Малыш заговорил первым.

— Беда будет, — проворчал он. — Будь уверен, нам ее не миновать. Послушай, что я тебе скажу…

— Говори, — отозвался Кит.

— Я чую, что мы много дней проведем в этой яме. Будет беда, и мы надолго здесь застрянем.

— А не чуешь ли ты чего-нибудь насчет еды? — раздраженно спросил Кит.

— Нет. Насчет еды ничего не чую. Это как-нибудь устроится. Но знай, Кит, я съем всех собак, а Брайта не трону. На Брайте я остановлюсь.

Радуйся, — издевался Кит. — Я чую, что нам нс придется есть собак. Мы достанем оленину или карибу, или жареных перепелов.

Малыш фыркнул в знак невыразимого презрения, и они замолчали на целые четверть часа…

— Ну, вот, начинается твоя беда, — сказал Кит, останавливаясь и глядя на какой-то предмет лежавший у дороги.

Малыш вылез из саней, подошел к Киту, и через минуту они вместе смотрели на человеческий труп, лежавший на снегу.

— Откормленный, — сказал Кит.

— Посмотри на его губы, — сказал Малыш.

— Совсем закоченел, — сказал Кит, приподымая руку мертвеца, которая, не сгибаясь, потащила за собой все тело.

— Если его поднять и бросить, он разобьется вдребезги, — прибавил Малыш.

Промерзший труп лежал на боку. Видно было, что он лежит недавно, потому что снег не успел еще засыпать его.

— Третьего дня был сильный снегопад, — сказал Малыш.

Кит кивнул головой, нагнулся над трупом, перевернул его на спину и указал на огнестрельную рану в виске. Потом, оглянувшись по сторонам, кивнул на валявшийся в снегу револьвер.

Через сто ярдов они наткнулись на другой труп, лежавший на дороге лицом вниз.

— Два обстоятельства совершенно ясны, — сказал Кит. — Во-первых, покойники жирные. Значит, голодать им не приходилось. Во-вторых, им здорово не везло. Иначе они не покончили бы с собой.

— Если только они покончили с собой, — заметил Малыш.

— В этом нет никакого сомнения. Других следов нет. И оба трупа обожжены порохом.

Кит оттащил труп в сторону и носком мокассина выковырял из снега револьвер. — Вот из этого они и застрелились. Говорил я тебе, что мы найдем что-нибудь.

— Пока мы узнали немного. Скажи пожалуйста, чего ради такие упитанные парни могли покончить с собой?

— Знай мы это, для нас было бы и ясно все остальное, — ответил Кит. — Едем. Становится темно.

Уже совсем стемнело, когда лыжи Кита наткнулись на новый труп. Кит споткнулся и упал не сани, в которых лежал еще один мертвец. Чиркнув спичкой, он увидел третьего мертвеца, завернутого в одеяло, который лежал у края наполовину вырытой могилы. При свете догорающей спички он заметил не меньше полдюжины могил.

— Б-р-р-р-р, — содрогнулся Малыш. — Лагерь самоубийц. И все такие жирные. Ручаюсь, что здесь не осталось ни одного живого.

— Нет. Погляди вон туда. — Кит указал на чуть мерцающий огонек. — А вот и второе окошко и третье. Двигайся. Едем.

Трупы им больше не попадались, и через несколько минут они были в поселке.

— Да это целый город, — прошептал Малыш. — Здесь двадцать хижин. И ни одной собаки. Странно!

— В этом и разгадка, — возбужденно ответил Кит. — Это лагерь Лоры Сибли. Ты не помнишь? Они поднялись по Юкону прошлым летом на пароходе «Порт Таунсенд № 6». Проехали мимо Даусона не останавливаясь. Пароход должен был их доставить к устью какого-то ручья.

— Помню. Это были мормоны.

— Нет, вегетарьянцы. — Кит улыбнулся в темноте. — Они не едят мяса и не ездят на собаках.

— Эго одно и то же. А золота им все-таки захотелось? Лора Сибли собиралась доставить их прямехонько на такое место, где каждый делается миллионером.

— Да. Она у них ясновидящая. Ей являлись видения и прочее тому подобное. Я думал, они поплывут вверх по Норденшельду.

— О, что это?

Рука Малыша ухватила Кита за грудь, и они оба стали прислушиваться к глубокому протяжному стону, доносившемуся из ближней хижины. Не успел он замереть, как его подхватили в другой хижине, и в третьей — точно стонало само человеческое горе. Впечатление было ужасное словно от кошмара.