На чуждом наречье густом?
Как стражников бодрый ручей
Разделит нас на две стены,
Служа безопасности... чьей?
Для той иль другой стороны?
Как, руки раскинув, мильтон
Теснить нас начнет в суете
На выход, "в сторонку, в сторон..."
К ночной городской темноте?..
И прав будет этот амбал,
Заданье исполнив свое:
Кто смертию жизнь не попрал,
Спешит ограничить ее.
1988
Сказ о Саблукове
Укрепил свой замок Павел.
Втиснул в камень свой альков.
Караул вокруг расставил
Царедворец Саблуков.
В гневе царь ссылал придворных,
Но, в делах раскаясь вздорных,
Возвращал — и лобызал
На паркетах аванц-зал.
Впрочем, ничего такого
Не изведал Саблуков.
Нрав брезглив у Саблукова,
Честь — крепка и ум — толков.
Он о заговоре ведал,
И царя врагам не предал,
Но не выдал Саблуков
И царю бунтовщиков.
Те монарху намекнули:
"Ненадежен Саблуков!"
И, сменясь на карауле,
Царедворец был таков!
Той же ночью Павла душат,
Заушают, на пол рушат, —
Но к злодействам сих волков
Непричастен Саблуков!
Вот убийцы-супостаты
Ждут земель и мужиков...
К ожиданью щедрой платы
Непричастен Саблуков!
Вот неспешно, по секрету
Александр убрал со свету
Всех губителей отца
И дарителей венца...
Саблуков же — в новой сфере:
Он — английский дворянин.
У него супруга Мери,
Дом, лужайка и камин.
Пламя пляшет, Мери вяжет.
Никогда ей муж не скажет
О расейской маяте
И злодейской клевете.
Но вдали, на пестрой карте —
Блеск оружья, а не спиц.
Разъярился Бонапарте,
Заварился Австерлиц.
Саблуков, хоть был в отставке,
Объявился в русской ставке,
Удаль выказал он здесь
И посбил с французов спесь.
Царь и знать герою рады.
Но, с прищелком каблуков,
Не приняв отнюдь награды,
Отбыл в Лондон Саблуков.
Пламя пляшет, Мери вяжет.
Детям папенька не скажет
Ни словца про Австерлиц
И про ласку высших лиц.
Годы мчатся. Бонапарте
На Россию прет в азарте.
Напряженно взведено,
Боя ждет Бородино.
По привычке, по отваге ль
Сквайр английский Саблукофф
Заявился в русский лагерь —
В строй кутузовских полков.
Тут врагов он покалечил,
Русским силам обеспечил
Несомненный перевес —
Ибо в схватку так и лез.
Говорит ему Кутузов
Простодушно, без прикрас:
"Ты, французов отмутузив,
Будь полковником у нас!"
Хоть почтительно и внемлет
Полководцу Саблуков, —
Назначенья не приемлет:
Отдал честь — и был таков!
Пламя пляшет, Мери вяжет.
Муж о битве ей не скажет,
Детям тоже не дано
Ведать про Бородино.
Лет прошло почти что двести.
Вот Российская страна
Без отваги и без чести,
Без войны побеждена.
Ей призвать бы Саблукова
Ради случая такого,
Но давно уж Саблуков
Отбыл к Богу, — был таков...
Пламя пляшет, Мери вяжет.
Бог всё видит — да не скажет.
1992
Белый табун
или
Новый сказ об Иване и Коньке-Горбунке
В гиблую Потьму — а может, в Майами,
К жухлым болотам, — к лазури лагун,
Бог наш, богатый — отплатой, конями, —
Выслал для нас белоснежный табун.
Золотокованы, золотогривы,
Золотохвостно хлестнув по бокам,
Переступив, как балетные дивы,
Двинулись кони к своим седокам.
В джинсы заправить разболтанный свитер,
Прянуть в седло — наяву, не во сне, —
Въехать, ликуя, в Москву или в Питер
На белопенном, жемчужном коне!
...Смотрит Иван, как торопко и рьяно
Скачут братаны... В усердьи таком
Мешкать ли им из-за дурня-Ивана
Вместе с уродцем его, Горбунком?
А Горбунок, низкорослый, как в сказке,
Разве что белый — уже не черён —
Молвит, скосив через челочку глазки:
"Сядь — и помчимся вдогон, вперегон!
Горы мелькнут, прорябит краснолесье
И океан ускользнет из-под ног!
Раньше их, Ваня, мы будем на месте,
Или уж я не Конек-Горбунок!
Мы их обставим — уже запыленных
И запаленных, и потных, и злых,
Снежнопородных и громко-хвалёных,
Их, специальных лошадок въездных!
Ваня, садись! Обещаю победу —
Въезд во главе! Торжествующий скок!.."