Голос. А у меня зато есть один друг-псих.

Фомина. Ау меня зато все друзья – психи.

Голос. А у меня зато уши от головы отстегиваются.

Фомина. А меня зато скоро прирежут.

Голос. По шуточкам, да?

Фомина. Это уж как получится. Если не по шуточкам, то возьмешь себе потом мой велик. У него, правда, задний фонарик отвалился.

Голос. Ничего, мне папка привинтит. А теперь давай дразниться.

Фомина. Давай, мышь хвостатая.

Голос. Сама огурец кусачий.

Фомина. А ты – бритый крыжовник.

Голос. А ты – сушка дырявая.

Фомина хохочет, падает на пол и болтает ногами. Входит Степцов с радиотелефоном в руке.

Фомина. Все, Никитос, пока, меня резать приехали.

Голос. Расскажешь потом?

Фомина. Постараюсь. Конец связи. (Кладет трубку и остается лежать на полу.) Здравствуй, Сережа. (Рукопожатие.) Резать меня приехал? Ну и правильно. Давно пора.

Степцов озирается по сторонам. Фомина качает ногой и рассматривает носок своей туфли.

Фомина. Выпить хочешь? (Встает, поворачивает куб так, что лицом к залу обращается холодильник.) Пива или оранжаду? Это ты удачно придумал – меня зарезать. Ты меня зарежешь, через день-другой тебя кокнут, и виноватых нет. Умно. Ловко. Молодец.

Степцов. Твой дом теперь совсем другой.

Фомина. Можно подумать, что ты видел, каким он был раньше.

Степцов(смотрит на нее изумленно). Ты что, забыла? Я же приезжал сюда однажды.

Фомина. Ты что-то путаешь.

Степцов. Да нет, ну как же. Это было сто лет назад. Курсе на четвертом или на третьем. В конце весны. Однажды вечером я позвонил тебе сюда, чтобы спросить какие-то конспекты. Они мне были на фиг не нужны, просто мне страшно захотелось тебя услышать. Я сидел дома один, целый час тупо таращился на телефон и думал. «Ну что я буду звонить? Не буду я звонить». И позвонил. А ты сказала: «Серега, мне так страшно тут одной. Приезжай, пожалуйста». Была ночь...

Фомина. Еще бы не страшно! Тут в конце весны по ночам знаешь, что творится? Все шуршит, квакает, ухает, коты орут, ежики топочут.

Степцов. Пока я ехал, я почему-то волновался. Мне даже пришлось постоять вон там на мосту, чтобы успокоиться. Я слушал, как шумит эта маленькая темная речка. Потом я пришел к тебе, мы поговорили о какой-то ерунде, выпили чаю и легли спать.

Фомина. Что, правда?!

Степцов. В разных комнатах.

Фомина. А.

Степцов. Утром я проснулся рано, было такое солнечное, щебечущее утро, мне захотелось разбудить тебя. Но я боялся, что, если я поднимусь к тебе на второй этаж, если постучу в твою комнату, ты меня так отошьешь, обсмеешь с ног до головы, ты, насмешливое сердце! И я постучал шваброй в потолок. Мы пошли в лес. Ландыши собирали. Ты еще меня учила, что ландыши распускаются тогда, когда молодые скворцы вылетают из гнезд.

Фомина. Обалдеть.

Степцов. Неужели не помнишь?

Фомина молчит в задумчивости.

Фомина. Понимаешь, Сережа. Месяца три назад у меня кончился стиральный порошок. Я поехала в хозяйственный. Это тут, на сорок пятом километре. По дороге я как-то задумалась. О любви, о печали, о надежде. Задумалась и отключилась. А когда я снова включилась, меня жутко рвало. Кровь хлобыстала. Какие-то люди волокли меня в «скорую помощь». А моя бедная машинка стояла, основательно врубившись в столбик с плакатом «ГАИ Московской области приветствует внимательных водителей».

Степцов. Что, серьезно? Ты попала в аварию? Я не знал.

Фомина. Сотрясение было сильное. Так что я многое подзабыла. Вылетело все из дырявой башки. Ты уж не обижайся.

Степцов. А сейчас как? Болит голова?

Фомина. Да нет. Раньше сильно болела, а теперь почти прошло.

Степцов пытается прикоснуться к ее голове, повязанной косынкой. Фомина пятится и ускользает от него.

Фомина. Ну расскажи мне еще что-нибудь про нас с тобой.

Степцов (усмехается). Что тебе рассказать? Однажды я тебя очень долго ждал. Ты была на каком-то длинном собрании, комсомольская богиня, вы там то ли выбирали кого-то, то ли, наоборот – убирали. А я сидел на подоконнике напротив актового зала, ждал тебя и курил. Сначала подошел ко мне пожарный и сказал, что нельзя курить, потом стукачка из деканата, тоже сказала, что здесь не курят, потом проректор по науке, толстый этот. А я все сидел на подоконнике, курил, ждал тебя и думал: зачем я ее жду? Мне хотелось показать тебе дом, в котором я родился. Мой отчий дом. Дед у меня был врач, и прадед тоже, и у нас был свой дом на краю города, такая старая дача, темные бревна, веранда с цветными стеклами, золотые шары в саду. Окрестные жители так и называли – дом доктора. Вот там я родился, вырос и школу закончил. А потом город стал наступать, метро прорыли, дом наш снесли. И на его месте ничего не построили. Так что я хотел показать тебе пустое место от своего отчего дома. Я тебя ждал, ждал... Темнеть стало, дождь пошел, собрание кончилось, мы ехали вместе в совершенно пустом троллейбусе и молчали. На перекрестке я сказал тебе «пока» и пошел в общагу портвейн пить. А ты дальше поехала...

Фомина (помолчав). Да. Даже жалко, что тебя скоро убьют.

Степцов. Знаешь, Аня. Есть у меня к тебе одна просьба.

Фомина. Говори.

Степцов. Обещай, что не откажешь.

Фомина. О чем разговор...

Степцов. И не будешь смеяться.

Фомина. Не буду смеяться.

Степцов. Дай слово.

Фомина. Даю.

Степцов. Я хочу вымыть твои волосы.

Фомина (громко, глупо хохочет). Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! (Прикрывает рот ладонью.) Извини.

Степцов. Мне ничего так сильно не хотелось. У тебя такие чудесные волосы. Только не под краном вымыть, а по старинке. Долго-долго поливать из кувшина.

Фомина. Ну попробуй. Должны же у человека мечты исполняться. На, мой. (Снимает платочек с головы. Она брита наголо.)

Пауза. Фомина стоит, наклонив голову.

Степцов. Это из-за катастрофы, да?

Фомина. Понимаешь, мне голову в двух местах зашили. Как только волосы отрастут немножко, тут же башка болеть начинает.

Степцов (рассматривает ее голову, осторожно касаясь пальцами). Вот тут зашивали? И тут тоже, да? Ничего, аккуратно зашили.

Фомина. Какие у тебя руки хорошие. Даже приятно, когда ты трогаешь. Тебе, Сергуня, тоже надо было стать доктором. А не сценарный факультет заканчивать, чтобы грузчиков лупить. (Выпрямляется, поднимает голову.)

Они смотрят друг на друга.

Знаешь, что? Теперь тебя, пожалуй, не убьют! Точно. Потому что твоя мечта еще не сбылась. А убивать человека, у которого мечта не сбылась, никто не станет. Теперь тебя долго не убьют! Пока я длинные волосы не отращу. Вот!

Степцов. Да меня и так не убьют. (Усмехается.) Я ведь уже расплатился давно. И ребят своих послал вломить кому надо.

Фомина (сварливо). Что ты тогда мою больную голову морочишь? Дурак! (Тут же.) Что бы тебе такое подарить? Давай, Сергуня, крестами поменяемся?

Степцов. Лучше майками.

Фомина. Запросто.

Фомина и Степцов одновременно стягивают майки, секунду смотрят друг на друга и обмениваются ими.

От тебя Новым годом пахнет. Елкой.

Степцов. Это просто водка такая, можжевеловая. Анька, у тебя рюкзак есть?

Фомина. Вон красный, в прихожей висит.

Степцов. Бери рюкзак, поедем с тобой яблоки воровать.

Фомина глядит, не понимая.

Мы с пацанами, с одноклассниками, раньше каждую осень в сады лазили, там, у нас, на окраинах. Яблоки трясли. Традиция такая. Даже когда школу закончили, уже здоровенные дядьки, специально собирались каждую осень и ехали яблоки воровать.