Когда ноги Моники наконец коснулись края кровати, она была более чем готова к логическому продолжению начатого. Колени у нее подогнулись, и Поль, поймав за талию, мягко уложил ее на кровать.

Она сама спустила лямки платья и обнажила свою грудь, настолько сильно было ее желание. Он застонал над ней, словно то, что открылось его взору, каким-то образом доставило ему физические мучения.

— О Боже, мне так хорошо! — прошептала Моника между поцелуями. Ее рука потянулась к тому, что еще не было ею обследовано. Ей не терпелось познакомиться с каждым дюймом его тела. — Я хочу тебя, Поль.

Вырвавшееся из уст разомлевшей Моники имя постороннего мужчины подействовало на Диего отрезвляюще. Ведь она сейчас хотела именно его, Диего, отвечала на ласки именно его, а не какого-то неудачника по имени Поль. Конечно, Диего знал, что следовало рассказать правду и во всем признаться, пока не стало слишком поздно. Он так и собирался уже было сделать, но слишком увлекся сосками ее грудей. После непроизвольного вскрика Моники Диего отпрянул назад и, жадно разглядывая ее распростертое тело, чуть снова не позабыл обо всех своих добрых намерениях.

Тонкая, почти прозрачная кожа девушки необычно светилась в приглушенном свете канделябров. Плавные изгибы тела казались выточенными искусным художником. Диего больше ничего не оставалось, кроме как нагнуться к ее грудям и поцеловать ее набухший розоватый сосок. Она изогнулась и судорожно вздохнула, запустив свои руки в его волосы. Ее поначалу прохладная кожа становилась все горячее от его поцелуев.

Уловив ее быструю реакцию, Диего перестал думать о себе, своем желании, пульсировавшем в каждой клетке его тела. Ему хотелось прежде всего доставить удовольствие Монике — такое, какого раньше она никогда не испытывала. Но когда его пальцы стали спускаться по ее гладкому животу ниже, он осознал, что если продолжит движение, то вскоре дойдет до той точки, от которой нет пути назад.

Диего сжал непослушные ладони в кулаки. Он не будет, он просто не должен продолжать. Ни за что.

— Поль? — Моника взглянула на него затуманившимся взором и, накрыв его ладонь своей, потянула ее вниз. — Пожалуйста…

Он почувствовал под рукой тонкую ткань ее трусиков, и его разыгравшееся воображение немедленно помогло дорисовать все недостающие детали. Но, черт возьми, он не заслуживал видеть все это наяву! По крайней мере не сегодня.

Диего резко выпрямился и встал. Надо взять себя в руки, пока он окончательно не потерял контроль над собой.

— Я не могу. — В ту минуту он ненавидел эти слова, ненавидел и себя за то, что был вынужден произносить их. Потому что не смог сказать всю правду раньше.

— Не можешь? — Сбитая с толку Моника села и бросила на него недоуменный взгляд. — Ты имеешь в виду, что ты не совсем готов? Потому что все необходимые… — она закусила губу в поисках подходящего слова, — противозачаточные средства продаются на первом этаже.

Она посмотрела на него таким невинным и одновременно лукавым взглядом, что Диего почувствовал себя самым большим мерзавцем в Париже. Эта невероятная девушка без сомнения доверила бы ему свое тело и душу, если бы только он был с ней честен с самого начала. Теперь же он заслуживал лишь презрение.

Диего почти не сомневался, что Моника выставит его за дверь, узнав, кто он на самом деле. Однако могло произойти худшее — его действия могли обидеть ее, и эта мысль принесла ему невыносимые страдания.

— Дело не в этом. — Он положил руку на ее плечо, желая последний раз почувствовать прикосновение к ее бархатистой коже, прежде чем это доверчивое создание превратится в злую фурию, мечущую взглядом молнии. — Я не был до конца честен с тобой, Моника. Необходимо все до конца прояснить, прежде чем мы зайдем еще дальше.

— Что ты имеешь в виду?

Он почувствовал, как ее тело словно свилось в тугое кольцо под его рукой. Глаза Моники прояснились и настороженно смотрели на него. Она подняла снятый лиф своего платья и накинула его обратно, одновременно смахивая с плеча его руку.

Его ладони, потеряв контакт с гладкой кожей девушки, непроизвольно сжались в большой кулак. Он сложил руки под грудью, чтобы сдержать себя.

— Я не совсем тот, за кого ты меня принимаешь. Меня зовут не Поль, а Диего Кабрал.

Моника изменилась в лице. Смятение и ужас, отразившиеся в ее глазах, показали всю глубину потрясения услышанным. И если Диего всегда считал себя джентльменом, то сейчас это доселе непоколебимое мнение пошатнулось у самого основания. Будучи мужчиной со старомодными взглядами на жизнь, считающим себя защитником женщин, он только что предал все, что казалось ему важным.

Моника, преодолев шок и смущение, обдумывала все сказанное этим самозванцем.

— Ты притворился, что у нас с тобой свидание. — Может, настоящий Поль Монсин, только взглянул на нее и ушел, подумала она. Может, он тоже попросил своего друга заменить его? — Почему? У Поля не хватило смелости? Или он занят?

Незнакомец равнодушно пожал плечами, словно это было обычным делом.

— Я не знаю. Я… совсем не представляю себе, что случилось с Полем. Просто я подумал, что он, должно быть, недостаточно умен, если пригласил девушку, с которой никогда не встречался, в такое злачное место. Тем более если предпочел, чтобы ты одна пришла сюда.

В его тоне отчетливо слышалось раздражение. Как будто он имел полное право осуждать действия Поля или ее.

Моника почувствовала, как на смену обжигающей страсти в ней закипал такой же обжигающий гнев.

— И ты взял на себя право усомниться в моих способностях поступать благоразумно? Но почему?

В ее голосе зазвучали металлические нотки, несмотря на то что все внутри нее сжималось от разочарования. Она не могла решить, что ее расстроило больше: признание незнакомца или крушение надежды провести ночь страстной любви в постели с потрясающим любовником, который был почти что у нее на крючке.

Да, в последнее время удача явно не благоволила ее начинаниям.

— Я не знаю почему. Я просто увидел тебя в зале и сразу понял, что ты не из числа этих вампиров женского пола, которые только и ждут удачного момента, чтобы отведать свежей крови.

— Поэтому ты решил первым занять очередь?

Моника села на краю кровати и расправила свое платье, с грустью думая, что теперь оно будет служить ей только горьким напоминанием о несостоявшемся свидании, о собственной глупости и наивности.

— Нет, черт побери! — Он нахмурился. — Просто я не смог бы равнодушно наблюдать, как тебя оскорбляет один из развращенных завсегдатаев этого заведения, пока ты ждешь какого-то неудачника, не придумавшего ничего лучше, чем затащить тебя сюда.

Моника попыталась было вникнуть в логику его рассуждений, но вскоре оставила эти бесплодные попытки. Гнев уже вовсю клокотал в ней, не давая сосредоточиться.

— С чего это ты взял, что Поль Монсин неудачник? И кто ты вообще такой, чтобы вмешиваться чужую жизнь?

— Ты абсолютно права. Я не имел права вмешиваться. Это нагло с моей стороны. Сам не понимаю, почему мне всегда кажется, будто я знаю, что для людей лучше, но зачастую я оказываюсь прав. Разве ты не знаешь, что не следует посещать подобные заведения в одиночестве? Бывают ведь всякие случаи. Ты не успеешь взмахнуть своими длинными ресницами, как окажешься в цепких лапах каких-нибудь мерзавцев. — Он принялся расхаживать по ковру, покрывавшему пол, взад и вперед.

— Да, я читала об этом, — признала Моника.

Ей нужно быть осторожнее, если захочется еще раз посетить кабаре, подумала она. Хотя этот вариант вызывал сильные и справедливые сомнения, учитывая сегодняшнее фиаско.

Внезапно ее охватила сильная усталость, смешанная с безразличием. Гнев уменьшился, оставив после себя только пугающую пустоту одиночества. Моника почувствовала себя слабой и беззащитной перед раздраженно расхаживающим мужчиной, обманувшим ее ожидания.

— А что касается того, что я назвал этого пресловутого Поля неудачником, думаю, у меня не было особых оснований так говорить. Но я увидел тебя, захотел тебя и сказал себе, что он не заслуживает такую девушку, как ты.