— У него ведь лицо зверя. Разве ты не видишь, какой у него живот? Ты видел святых с такими животами? — воскликнул я.

Дядюшка Хадр сел, поджав под себя ноги, прислонился к пню тутового дерева и начал рассказывать историю шейха Сейида. Он говорил тихо, степенно, с искренней, глубокой верой. Его душа была преисполнена любви к аллаху, он уповал на его милость, справедливость и сострадание. Говоря, он закрывал глаза, но, когда хотел привести доказательство в подтверждение своих слов о святости шейха, открывал их и пристально всматривался в пространство, где раскинулись широкие, как море, зеленые поля, на которых под ветром колыхались листья кукурузы. Мне казалось, что он всматривается в стебли кукурузы, считая, сколько на них листьев и початков. Не помню, долго ли говорил дядюшка Хадр, но я узнал все, что заслуживает внимания в жизни шейха Сейида.

Я понял, что он не был ни святым, ни шайтаном, а лишь простым человеком, который в результате несчастного случая лишился рассудка. Он потерял всякую связь с людьми, среди которых жил, и, руководствуясь одним лишь инстинктом, уподобился животному. Люди же назвали его святым, как они называют всякого слабоумного или подлеца, притворяющегося безумцем.

Я и хочу рассказать, кое-что из его жизни со слов дядюшки Хадра и других феллахов, которых я расспрашивал о шейхе Сейиде. А некоторые выводы из всего слышанного я сделал сам уже впоследствии, когда вырос.

В молодости шейх Сейид был простым феллахом, обрабатывал свой участок земли и жил, как всякий крестьянин среднего достатка. Вместе со своими братьями он владел пятью федданами и несколькими каратами[13]земли. Они засевали эту землю, а затем поровну делили урожай. Все они были женаты, имели детей и жили вместе с женами, детьми, скотом и птицей в доме, унаследованном от отца. Братья держали буйвола, несколько коз, молоком которых кормились, быка и вола, на которых пахали землю, и осла, на котором перевозили навоз и урожай. Дом представлял собой жилище для трех семей, соединенное полуразрушенным навесом, под которым держали скот. Двор был словно создан для того, чтобы дети погрязли там в нечистотах вместе с животными; часто можно было видеть ребенка трех-четырех лет, катающегося на спине быка. Бык делал несколько медленных кругов по двору, и ребенок потом вел его поить к водоему, который наполнялся из артезианского колодца; постройка этого водоема была гордостью покойного хозяина.

Шейх Сейид, которого звали в то время Сейидом Абу Аллямом, как старший, являлся главой этой большой семьи. Он был человеком степенным, умным, трудолюбивым и честным. К его словам всегда прислушивались в семье. Справедливый в отношениях с братьями, он никогда не требовал больше своей доли. Он был чем-то вроде судьи и правителя этого маленького царства: разрешал споры, правил всей семьей и руководил делами так, как считал полезным для всех. С его мнением считались, все в деревне относились к нему с почтением.

Так жил шейх до сорока пяти лет, пока не произошло событие, которое оказалось причиной его несчастья. Однажды вечером он возвращался на осле домой; на полном ходу осел споткнулся и сбросил седока. Шейх упал и ударился головой о большой камень. Из раны полилась кровь. Его отнесли домой, где он пролежал с высокой температурой в бреду три недели. Затем рана зажила, жар спал, но Сейид Абу Аллям стал другим человеком: он потерял рассудок, утратил всякую связь со своей прежней жизнью. Он не узнавал ни жены, ни детей, ни братьев, ни своей матери, которую очень любил. Так он прожил больше года, не переступая порога своего дома. Он превратился в ребенка и начал забавляться вместе с детьми во дворе; вместе с ними играл, ел и пил.

Но так длилось недолго: братья восстали, природная жадность взяла в них верх, и они заявили, что этот идиот — слишком тяжелая обуза. Посоветовавшись, они решили выгнать его вместе с женой и детьми из дому и лишить земли и урожая. А у него было десять детей, не считая тех пяти, что умерли один за другим в первые годы его брачной жизни.

Из десяти оставшихся в живых было шесть дочерей и четыре сына, но сыновья были слишком молоды, чтобы кто-нибудь из них мог выступить против воли братьев отца и отстоять права, отнятые у них силой.

Семья ушла из дому вместе с шейхом Сейидом. Его можно было вести куда угодно и как угодно. Они поселились неподалеку от деревни в полуразрушенной хижине, которую им пожертвовали добрые люди. Жили они в нищете и горе, едва сводя концы с концами. Дочери и сыновья шейха собирали хлопок, чистили каналы, строили мосты, получая за все это ничтожную плату. Они брались за любую работу, понуждаемые голодом и нищетой.

А Сейид был все еще болен. Он страдал тихим помешательством, но когда его охватывали приступы буйства, он начинал ругать всякого, кто попадался ему на глаза, пытался избивать детей. Ел он много, почти не двигался и поэтому быстро растолстел. У Сейида всегда были густые волосы, а когда его перестали стричь, брить бороду и вообще заботиться о его чистоте, волосы отросли и слиплись от грязи. Все это сделало его еще более безобразным. Черты его лица, ранее свидетельствовавшие о силе, крепости духа и смелости, теперь скрылись под отвратительной маской идиота с бегающими глазами, подернутыми пеленой, которая скрывала их блеск, подобно тому как пыль на стекле лампы делает ее свет тусклым. Исчезло все, чем обладал Сейид Абу Аллям, — энергия, ум и смелость. Не стало работоспособного человека, главы многочисленной семьи. Осталась лишь изуродованная копия, по которой с трудом можно было узнать оригинал. Но время постепенно стирало и это сходство.

Злой рок продолжал преследовать шейха: умерла его жена, вверив десятерых детей милости судьбы. Одна лишь слепая старуха мать не забыла сына в его несчастной доле. Она украдкой, без ведома младших сыновей, навещала его, приносила пищу и одежду, дарила ласку и сочувствие, которые он принимал с большой радостью, хотя и не узнавал мать. Сейид всегда спрашивал, принесла ли она ему сладостей, словно он сбросил сорок лет и стал ребенком. Мать же во время встречи помнила только об одном: что рядом ее мальчик, ее сын — а весь великий смысл этого слова ведом только матери. Ослепла она давно, а старость настолько подточила ее силы и сломила дух, что она потеряла представление о времени, забыла, сколько лет прошло после изгнания из дома Сейида, не помнила даже свой возраст. Когда старуха оказывалась рядом с сыном, который своими словами и поступками действительно походил на ребенка, ей хотелось посадить этого громадного грузного человека на свои слабые колени, она прижимала его к своей груди, гладила по голове, спрашивая, чего ему хочется, и кормила его принесенными с собой лакомствами. Сейид целовал мать, и эти поцелуи свидетельствовали об инстинктивной благодарности бессловесного животного к человеку, который ухаживает за ним и кормит его.

Когда слепая старуха мать узнала о смерти невестки, она погоревала, что сын и его дети остались без хозяйки, бросила своих здоровых, сильных сыновей и осталась у слабоумного Сейида, деля с ним тяготы жизни и нищету.

Тем временем подросли сыновья шейха Сейида. Средства к жизни у них были весьма ограниченны, а в их деревне имелся большой избыток рабочей силы. Они поняли, что не могут больше оставаться с отцом, бабушкой и сестрами, и отправились искать спасения от угрозы безысходной нужды. Их было четверо, молодых людей, которые жадно тянулись к работе и хотели завоевать себе место в жизни. Они оставили деревню и рассеялись по свету в поисках своей доли. Этот шаг не был неблагодарностью или жестокосердием по отношению к семье, которая растила и пестовала их, когда они были детьми и юношами, — такова жизнь с ее жестокими законами существования, жизнь, в которой побеждает эгоизм, жизнь с ее борьбой. Она отрывает сына от отца, отца от сына и заставляет их идти врозь, борясь за свое существование.

С отъездом сыновей семья уменьшилась, осталось шестеро, не считая слабоумного и старухи, однако нищета все увеличивалась и схватила их цепкими пальцами, лишив даже самых малых радостей, даже самой жалкой еды. Никто не хотел жениться на дочерях шейха Сейида из-за их ужасающей бедности, никто не хотел разделить с ними жизнь, полную унижений. Четыре девушки из шестерых уже достигли брачного возраста и, следовательно, стали лишними ртами в семье.