Такая необходимость возникла в связи с готовящимся крупным наступлением с Изюм-Барвенковского выступа (по оперативным документам это наступление именовалось «Операция по полному и окончательному освобождению Советской Украины от немецко-фашистских захватчиков»).

Почему выбор пал на меня? Очевидно, благодаря довольно приличному знанию немецкого языка и нескольким рейдам в тыл противника.

Оказавшись на фронте с первого дня войны, уже через месяц я был ранен и после госпиталя попал в гаубично-артиллерийский полк, он входил в состав Юго-Западного фронта. Зачислен был в саперный взвод. Вскоре смертельно ранило командира взвода, и меня назначили на его место.

В конце зимы прибыл новый командир взвода — лейтенант, а меня перевели в полковую разведку. В это время и началась подготовка к нашему наступлению. В ходе операции планировалось полностью освободить Украину. Кроме армий Юго-Западного фронта, были задействованы значительные резервы, прибывшие с Востока, а также армии двух соседних фронтов.

Острая необходимость быстро подготовить фронтовую разведку к предстоящей операции, видимо, заставила командование зачислить меня, человека с такой странной фамилией, к тому же не члена партии, в спецгруппу. О том, что это станет началом невообразимых испытаний, тогда мне и в голову не приходило. Что же касается фамилии, то она мне досталась от предков отца, выходцев с Запада, а из какой страны, точно не знаю. Возможно, из Прибалтики или Германии, а может быть, из Скандинавии. Со стороны матери я славянин (русский, белорус, поляк). Предок отца, Бурхард Витман, механик по профессии, был приглашен Петром Первым в Россию для налаживания мукомольного производства. Принял православную веру, стал Борисом, женился на россиянке.

Моя национальность — дело сложное: даже в ведомстве рейхсфюрера Розенберга здорово поломали бы голову. Я мог бы считать себя и прибалтом, и немцем, и шведом, и евреем, и даже англичанином. Именно поэтому не могу причислить себя ни к одной национальности. А вот к православной, христианской вере меня приобщила моя мать, Елизавета Лобандиевская.

Готовили разведгруппу в условиях глубокой секретности. О задачах, которые нам предстояло выполнять в тылу врага, мы могли только догадываться. Подготовка велась по ускоренной программе, в основном индивидуально или в группах по два—три человека. В нашей группе большое внимание уделялось немецкому языку с упором на военную терминологию, с учетом особенностей диалектов, правильность произношения. Изучали структуру войсковых частей и подразделений вермахта, виды вооружений и связи. Знакомились с основными уставными положениями противника, принципами работы его контрразведки, разведслужб и агентурной разведки, «примеривали» разведческую легенду. На совместных занятиях отрабатывали приемы десантирования, самозащиты и нападения. По неуточненным сведениям нашу группу собирались забросить в тыл к немцам в район города Сумы, где вроде бы находилась конспиративная база.

За несколько дней до наступления разведгруппу неожиданно распустили и нас отправили по своим частям с предписанием через десять дней снова вернуться для продолжения занятий.

Прибыв в свой полк, я был на это время оставлен при штабе кем-то вроде связного и переводчика.

Наступление началось 12 мая после мощнейшей артподготовки. Казалось, по врагу был выпущен месячный запас снарядов. Но, как вскоре выяснилось, мы молотили загодя оставленные позиции гитлеровцев. Поначалу наши части двинулись вперед, почти не встречая сопротивления. Только вражеская авиация наносила беспрерывные удары по наступающим частям.

Передовые подразделения нашей 6-й армии дошли до окраины Харькова, но в районе мясокомбината наткнулись на хорошо подготовленную оборону. Гитлеровцы уже давно разгадали стратегический замысел маршала Тимошенко и произвели не только перегруппировку своих войск, но успели устроить нам и надежные ловушки, и крепкие капканы.

Они превратили подвалы зданий в неприступные доты. Одна за другой захлебывались все наши атаки. Потери личного состава стали сразу очень большими, да еще разведка обнаружила на этом участке фронта две свежие дивизии СС!.. Вот тебе и наступление «по полному и окончательному...»

Командир одного из наших гаубичных дивизионов решил устроить свой НП в расположении немцев. Ночью он, два разведчика и два связиста поползли в расположение вражеской обороны и проволокли за собой телефонный провод. Смельчакам удалось незаметно подобраться к кирпичному зданию, в подвале которого гитлеровцы оборудовали дот. Наши проникли в подвал через люк, с противоположного от дота торца. От гитлеровцев их отделяла глухая кирпичная стена.

Чтобы фашисты не обнаружили наблюдательный пункт по телефонному проводу, штаб полка решил снять телефонную связь и отправить туда рацию. Я подумал, что может пригодиться мое знание немецкого языка, и вызвался сопровождать радистов. Мы отправились с наступлением темноты. Идти во весь рост пришлось недолго. Первая же осветительная ракета и пулеметная очередь прижали нас к земле. Дальше поползли, касаясь рукой телефонного провода. Наконец, впереди, на возвышенности, обозначились контуры здания. Подползли ближе. Чуть выше уровня земли увидели амбразуру в стене и торчащий из нее ствол пулемета, направленный в сторону наших позиций. Услышали негромкую немецкую речь.

Гитлеровцы не спали. Провод вел к противоположному крылу здания и в нескольких метрах от стены уходил под землю. Не сразу удалось отыскать хорошо замаскированный лаз, а в конце лаза люк с окованной железом крышкой. Обитатели подвала были предупреждены о нашем визите и по условному стуку впустили. Довольно просторное подземелье освещалось карманным фонариком. Пустые ящики заменяли мебель. У телефонного аппарата дежурил связист. Часть помещения отгораживала ширма из плащ-палаток. Оттуда к нам вышел сам хозяин — командир дивизиона. На плечи наброшен китель с орденом Красной Звезды. Тусклый свет фонарика не позволил хорошенько рассмотреть лицо капитана. Держался он очень просто, без рисовки и даже как-то по-домашнему. При нашем появлении поднялись с плащ-палаток, разостланных на полу, и поздоровались трое бойцов. Один из них был мне хорошо знаком. Однажды вместе ходили в разведку. Он первым в полку, еще зимой, получил медаль «За отвагу». Капитан осведомился, ужинали ли мы, и, не дожидаясь ответа, повернулся в сторону ширмы и сказал: «Покорми гостей, Паша!»

Смысл фразы дошел до нас лишь тогда, когда из-за ширмы вышла молодая миловидная женщина... Мы остолбенели от изумления. Женщина? Здесь?!.. Нет, это было невероятно. Такое просто невозможно представить... Если бы из-за ширмы вышел гитлеровский генерал, удивление было бы не столь сногсшибательным.

Тем временем на столе появились хлеб, сало, спирт. От спирта я сразу отказался, но капитан сказал, что здесь совсем трезвому нельзя. Пришлось выпить. Как ни странно, опьянения не почувствовал. Зато стало немного свободнее, и я перестал с опаской поглядывать на разделяющую нас стену. Капитан сказал: «Ты бы подремал, пока фашисты не зашевелились...»

Проснулся я от взрыва снаружи, как раз у стены, где устроил себе ложе. За первым взрывом последовало еще несколько. Похоже, это были ручные гранаты, а может быть, стреляли из миномета. Одна из гранат или мин разорвалась у самого люка. Подвал наполнился дымом, запершило в горле. Я увидел капитана, приникшего к стереотрубе, замаскированной в стенной амбразуре, и услышал его негромкий голос. Он передавал координаты на наши батареи — вызывал огонь на себя, чтобы не дать гитлеровцам захватить нас. Прошло несколько секунд, послышался вой снарядов. В тот же миг ударила воздушная волна, и раздался страшный грохот. Стены вибрировали, с перекрытия посыпалась штукатурка. Тяжелые снаряды рвались один за другим. Казалось, что вот-вот здание рухнет, и все мы будем погребены под обломками. Однажды уже пришлось испытать что-то похожее — мы попали под залп нашей «катюши». Это был настоящий ад. Разрывы слились в единый грохот, горела земля. Сейчас в этом подвале, хотя и под защитой мощных стен, тоже было не сладко. Когда грохот наверху смолк, капитан подозвал меня взглянуть в стереотрубу. Совсем рядом, вокруг еще дымящейся большой воронки, лежало несколько неподвижных тел в серо-зеленых мундирах и касках. В руках одного зажата граната, другой, подальше от воронки, еще дергался, стараясь уползти.