— Почему в таком случае ходили по Невскому?

— Оттуда легче всего попасть к вам. Невский ведь давно уже стал коридором полицейского управления.

— Перестаньте паясничать! Я вас вполне серьезно спрашиваю.

— А я вам вполне серьезно и отвечаю.

Александр Ульянов после окончания гимназии.

Петр Шевырев.

Василий Генералов.

Пахомий Андреюшкин.

Василий Осипанов.

Как храбрый офицер ни изощрялся, как он ни угрожал, ему ничего не удалось узнать от Осипанова, и он приказал увести его. Два жандарма, как и агенты при аресте, схватили его за руки, потащили по тому же темному коридору, спустили по лестнице, видимо, в подвал и втолкнули в совершенно темную, сырую и глухую, как могила, камеру. Осипанов никогда в тюрьме не сидел, но много слышал о тюремных порядках от тех, кто побывал в ней. Держась руками за скользкие стены, он обшарил камеру — она была довольно большой — и пришел к выводу, что это, видимо, карцер. Сесть было не на что, и он, прислонившись к двери, напряженно начал прислушиваться. «Если арестуют еще кого-нибудь, — думал он, — то они, наверное, приведут сюда. Тогда будет ясно: весь наш заговор раскрыт. Но нет — не может этого быть! Если бы они знали, кого арестовывают, не оставили бы бомбу у меня в руках. Да, но почему же она не взорвалась? Сделана плохо или веревочка подвела? И что, если Андреюшкин и Генералов встретят царя, бросят свои бомбы и они не взорвутся? И как это мы не испытали одну из них? Все спешка…»

Примерно через час по коридору провели кого-то. Неужели Андреюшкина и Генералова? Не прошло минут и десяти-пятнадцати, как опять кого-то провели. Потом еще… Осипанов приник ухом к окованной железом двери. Мимо шли, закрыв, видимо, камеры, надзиратели. Осипанов услышал обрывок разговора:

— И большие?

— Говорят, пудовые…

— Эва-а!..

По этому разговору трудно было что-то наверняка заключить. Слово «большие» обозначало, что разговор шел о нескольких бомбах, но то, что они пудовые, было явно плодом полицейской фантазии. А раз полицейская фантазия сделала бомбы пудовыми, то она с таким же успехом могла одну превратить в сто. Но нужно выбирать худшее из всех предположений.

Положим, арестованы все. Что в таком случае говорить следователю, который не замедлит вызвать его? И точно: не успел он перебрать несколько вариантов, как за ним пришли. Провели его уже в другой кабинет, к капитану Иванову. Высокий, с прыщеватым лицом капитан встретил его с казенной полицейской любезностью, пригласил сесть. Но капитану ничего не удалось добиться от Осипанова. Показание его было кратким, выдержанным, в нем он признавал только то, что никак нельзя было отрицать. Он написал: «Я… не отвергаю того, что сего числа я задержан с метательным снарядом… С какой целью я имел этот снаряд, от кого, когда и где получил таковой, я в настоящее время объяснять не желаю…»

Первого марта был воскресный день. Погода стояла солнечная, весенняя. Аня, испытывая постоянную тревогу за Сашу, собралась утром идти к нему. Но к ней зашла Шмидова и сказала, что она была уже у Александра Ильича и не застала его дома. Появился Марк Елизаров, и они втроем пошли побродить по городу. Шмидова вскоре оставила их, но разговор у Ани со своим спутником все равно не вязался: ее не покидала тревога за брата. Куда это он так рано ушел? Какие у него дела в воскресенье? Раньше он в свободные дни всегда утром приходил к ней…

Аня вспомнила, как отец наказывал ей: «Береги Сашу!» Как мать о том же просила ее. Но как же она может уберечь его от чего-то, если он все таит от нее? Вот в среду она зашла к нему и застала у него какое-то собрание. Таких людей она никогда не видала до сих пор, хотя и знает всех его знакомых. Саша вышел с нею в другую комнату, не скрывал, что занят. Аня, видя, что помешала, поспешила уйти. Она не могла понять, что происходило у Саши, но одно ей было ясно: он не хотел ее посвящать в эту тайну.

Вернувшись с прогулки домой, Аня спросила хозяйку, не заходил ли брат, и, узнав, что он не появлялся, принялась ждать его. Идти к нему она не решалась — еще помешает! — да и боялась разминуться в дороге. Время шло, а Саши все не было. Что же с ним могло случиться? Ведь она вчера встретила его на улице, и он обещал, что зайдет. Слово он всегда держал твердо.

Прождав весь день, Аня не вытерпела и вечером побежала к брату. Она еще издали увидела, что окна его квартиры ярко освещены, и обрадовалась: значит он дома, значит с ним ничего не случилось! Она вбежала по лестнице, нетерпеливо позвонила. Дверь мгновенно открылась, и она увидела: в комнатах все перевернуто, во всех углах роются полицейские. У Ани сердце оборвалось: случилось то, чего она боялась! Но, может, обыск ничего не даст? Саша ведь такой осторожный… Да, но где же он сам? Или они нагрянули, когда он вышел из дому? Может, он сейчас как раз у нее? Как бы его тогда предупредить?

Аня сделала несколько шагов к выходу, но ее остановил офицер:

— Вы кто будете? Знакомая?

— Сестра. А что вам угодно?

— Очень хорошо. Я буду вам обязан, если вы не сочтете за труд поприсутствовать здесь, пока мы закончим обыск.

Аня осталась. Она не допускала и мысли, что может быть арестована. Обыск еще не закончили, как пришел Валентин Умов (он учился в Московском университете и приехал на несколько дней). Аня обрадованно встретила его, дала свой адрес, прося зайти. Жандармы, видя такую святую наивность, только глазами замигали.

Перерыв все в комнатах Саши, несколько полицейских отправились на ее квартиру. Ничего им у Ани найти не удалось, кроме так называемой «инфузорной» земли, которую Саша привез из Кокушкина еще прошлым летом и оставил в этой, ранее занимаемой им комнате. Землю полиция вытягивала из ящика комода с такими предосторожностями, что Аня не могла удержаться от улыбки. Объяснения Ани, что это простая земля, не удовлетворили жандармов, к они забрали ее. Взяли они также и письмо на имя приехавшей из Вильно Анны Лейбович, которое Аня по наивности своей в конспиративных делах, уходя из дому, оставила на столе. По дороге в охранное отделение пристав, сокрушаясь, говорил ей:

— И что за молодежь пошла! И наказывают вас за провины куда как строго, а все вы не каетесь. Ну, что это взбрело вот в голову студенту Генералову бросать бомбу в государя, а? Да понимал ли он, на кого руку поднимал? А теперь вот берут всех его знакомых…

Аню охватил ужас: Генералов бросил бомбу! Он был знаком с Сашей, он часто заходил к нему, она его видела среди тех незнакомых людей, которые были у брата. Как все это отразится на Саше? Аня и сейчас еще не поняла, что Саша является активным участником всех дел, а не просто знакомым Генералова. Только в одиночной камере — из охранного отделения ее отправили в Дом предварительного заключения — она, восстанавливая в памяти события последнего времени, встречи и разговоры, продумывая все то, что тогда казалось ей непонятным и загадочным в поведении Саши, с ужасом поняла: дело тут не только в знакомстве брата с Генераловым.

Все три метальщика, задержанные с бомбами, вели себя на допросе твердо и выдержанно.

Так же как Осипанов, признали свою принадлежность к революционной партии Андреюшкин и Генералов, но категорически отказались назвать лиц, готовивших вместе с ними покушение. Они только признавали, что несли снаряды с целью цареубийства, так как находили это необходимым для облегчения существующего строя. «Это решение, — говорил Андреюшкин, — у меня было плодом не аффекта, не увлечения, а плодом продолжительного зрелого размышления и взвешивания всех могущих быть случайностей».