Андрейша забежал на минутку в камору. У кормщика сидели альтштадтские купцы и торговали воск.

Увидев Андрейшу, кормщик подошел к нему.

— Иди в харчевню «Голубой рукав», — шепнул он, — будь осторожен в дороге. Напрасно в драку не лезь, но честь береги. Не трать деньги даром, однако не скупись. И помни всегда: свое племя надо любить и помогать в беде. Ну, с богом. — Они поцеловались. — Я в Данциг сплаваю, — добавил кормщик, — продам янтарь и в обрат сюда, ждать тебя буду.

Попрощавшись с дружинниками, Андрейша с боярами сошли на берег. Бояре окольчужились и нацепили мечи.

Последним с Андрейшей прощался повар Волкохищенная Собака. Он подарил юноше ладанку с заговоренной травой.

— Носи, и вражий меч тебя не заденет, — сказал он, надевая ладанку ему на шею.

А старшой Анцифер Туголук отдал Андрейше свой засапожный нож.

Неподалеку от крепостных стен расположился рыбный рынок. Спутников оглушили призывные крики торговцев. Покрытая зеленой травой, только что выловленная рыба трепыхалась в плетеных корзинах, плескалась в пузатых глиняных кувшинах с водой.

Прежде чем перейти на другой берег, бояре принялись рассматривать городские стены.

Андрейше не терпелось — ведь в этом городе жила Людмила.

— Не торопись, человече, — недовольно покосился на него Роман Голица, — успеешь нагуляться.

Задрав головы, бояре внимательно разглядывали каждый камень на стенах. На четыре аршина поднималась гранитная основа, а над ней — добрых пять аршин кирпичной кладки. У ворот стена заросла плющом; казалось, что кто-то из огромного ведра выплеснул зеленую краску и она причудливо растекалась по камням.

На высоких башнях развевались флаги с гербами города.

— Смотри-ка, Роман, стены к самому замку подходят, — сказал Василий Корень. — Сначала город возьми попробуй, а потом крепость. Хитро… Мы свои посады сжигаем, а здесь от них польза.

Бояре переглянулись и перешли мост. Он был дубовый, светло-коричневый, только что отстроенный. Вокруг валялись неубранные щепки и стружки.

«Наконец-то двинулись бояре!»- обрадовался Андрейша.

Но радоваться было рано. Перейдя мост, Роман Голица увидел у самой воды высокий дом с балконом под крышей. С балкона свисали железные цепи. Он прислушался к грохоту, раздававшемуся из дома.

— Что там, человече? — спросил он.

— Машина, тяжести поднимает, — ответил мореход, — сто двадцать пудов может осилить.

Бояре заинтересовались. В иноземных странах им пришлось быть впервые, и многое казалось в диковину.

— А ежели нам вовнутрь глянуть? — сказал Василий Корень. — Как, Андрейша? Ты здесь, видать, свой человек.

— Что ж, взглянуть можно, — нехотя ответил мореход. — Вот в ту дверь заходите.

На втором этаже медленно вращались два колеса величиной с хороший дом. Их двигали люди, бежавшие внутри по перекладинам. Оба колеса сидели на одной оси, служившей воротом.

— Хитро, хитро, — сказал Василий Корень. — Люди-то в колесе будто белки.

Роман Голица промолчал.

— В Новгороде есть такие машины, мачты на новые лодьи ставят, — не удержался Андрейша.

— Ишь ты! — удивился Василий Корень. — В Новгороде есть, говоришь? Хитро!

Бояре полезли выше. На пятом этаже вертелись такие же колеса. С их помощью тяжести брали прямо с палубы стоящего на реке судна.

Однотонное поскрипывание верхних и нижних колес наполняло гулом высокое сооружение. Люди, ходившие по колесам, не то пели, не то ругались. Их лица сплошь заросли бородой. На теле грязное рванье, волосы на голове спутались, скатались, превратившись в войлок. Только человеческие глаза сверкали из-под лохматых бровей.

— Что за люди? — спросил Роман Голица. — Невольники?

— Пруссы, — ответил Андрейша, — хозяева этой земли, живут хуже рабов.

Поднявшись по крутой лестнице на самый верх, Василий Корень кряхтел и сопел больше, чем обычно.

Отсюда окрестности видны как на ладони. Под стенами Кенигсбергского замка удобно расположились целых три города.

— Там Альтштадт, — показал Андрейша на кучку соломенных крыш, теснившихся у крепостной стены, — граница ему река Пригора. Там мои друзья живут, — добавил он. — И дом их отсюда виден. А город Кнайпхоф — весь на острове. Правее замка, там, где шумят мельницы на ручье, город Либенихт.

Андрейша показал ратушу в Кнайпхофе, виселицу, помост, где пороли провинившихся горожан. Он хорошо знал вросшие друг в друга города. И не мудрено: вместе с орденским замком они занимали площадь немногим больше квадратной версты.

— Вокруг болота, комарье заедает, а лягва столь голосиста, что мешает службе в церквах, — закончил он свои объяснения.

Бояре рассмеялись. Знакомое дело, чего другого, а комаров и лягвы под Москвой невперечет.

Спустившись наконец по скрипучим ступенькам на набережную, спутники углубились в город.

По узким, как щели, улочкам Андрейша вывел бояр на торговую площадь. Неподалеку высился огромный католический собор из красного кирпича. Рядом с замком и с собором городские домишки выглядели очень жалкими. На рыночной площади красовалась ратуша, построенная ганзейским купечеством, и церковь святого Николая. Каменных домов в городе мало: на рынке два-три, на главной улице с десяток, а то всё глиняные мазанки под соломой и камышом. Изредка встречались бревенчатые избы с выступающими на улицу балконами.

У открытых окошек сидели любопытные горожане, подложив под локти мягкие подушечки. Из окна богатого каменного дома выглядывала румяная хозяйка с круглым подбородком, утонувшим в кружевном воротнике. В руках она держала вязанье, а смотрела на улицу.

Воздух в городе тяжелый: пыль, дым, вонь от нечистот, выброшенных прямо на дорогу.

Бояре крутили носами и морщились.

Вот и харчевня «Голубой рукав». У дверей висел глиняный кувшин с торчащим из него колосом. Это означало, что здесь варят пиво.

Андрейшу ждало разочарование: хозяина дома не было. Бояре сели поужинать.

Над очагом из дикого камня темнело деревянное распятие. С потолка свисала тяжелая кованая светильня на пять свечей. Одну стену занимала картина, грубо намалеванная яркими красками. На ней изображался бой рыцарей в белых плащах с язычниками-пруссами. В центре был нарисован храбрый сапожный подмастерье в куртке с голубыми рукавами, поднимающий упавшее королевское знамя. Вокруг молодого немца сгрудились рыцари девы Марии, вдохновленные его подвигом. На зеленом холме виден всадник с короной вместо шлема.

На других стенах, почерневших от копоти, во множестве ползали тараканы. Стены были утыканы большими деревянными гвоздями для одежды и походных сумок гостей.

В память храброго сапожного подмастерья харчевня называлась «Голубой рукав».

Андрейша сидел как на иголках. Несколько раз он открывал дверь и выглядывал на улицу. Надежда увидеть в этот день Людмилу уменьшалась с каждым часом… В темное время ворота закрывались и улицы перегораживались. В городе встречались лихие люди, охочие до чужих кошельков. За серебряную монету честный человек мог остаться без головы или с ножом между лопаток.

Хозяин, тощий человек с носом картошкой, вернулся поздно, усталый, забрызганный грязью. Видать, не один десяток верст проделал он в седле. Он пробурчал что-то в ответ на приветствие, но, как только Андрейша назвал имя жемайтского кунигаса Видимунда, хозяин изменился, стал вежливым и приветливым. Он обещал лошадей и проводника через два дня.

— Если бы я знал утром, — сказал хозяин, — все можно было бы достать без всяких задержек.

Бояре плотно поужинали отварными поросячьими ножками с тертым горохом и, завернувшись в войлок, улеглись на полу в небольшой каморке. Перед сном они поставили в углу складень и помолились богу. Проклиная свою судьбу, улегся с ними и Андрейша.

Ночью Андрейше не спалось. Он томился ожиданием, представляя себе, как войдет в знакомый дом и увидит Людмилу, как она будет ему рада.