Лиходеич рысью сбегал на Земляничную поляну и вернулся с охапкой жёлтых одуванчиков, блюдцем ягоды, пахнущей жаркой сладостью, и перепуганной лягушкой в мягких бородавках. Нужно было готовить съедобную смесь для малыша. Он подошёл к нему проверить, не заполз ли паук в крохотный носик, и убедился, что нет, не заполз, мальчик спит покойно и причмокивает губками: «Тим. Тим. Тим».

— Ну вот, младенец-злоденец, — тяжело вздохнул Лиходеич, — и познакомились. Я, значит, твой леший дедушка. А ты Тимом назвался. Тимка, Тимошка, Тимохвехвей. Не самое лучшее имя для человека, который будет служить такому злодею как господин Ний. Но Тимохвехвей, так Тимохвехвей — будущий бездушный убийца, бессовестный вор или колдун, насылающий порчу. А может, и все сразу. Кошмар! Хляби небесные, топи болотные! — Лиходеич схватился за голову.

В ответ на эти слова Тим открыл зеленоватые, как молодая муравушка, глаза, словно промытые самой любовью матери, и улыбнулся так широко, что на его губке слюнка вскипела пузырьком. И у Лиходеича, который давным-давно не видел ничего более трогательного, чем эта детская слюнка, неожиданно запело больное сердце — хрипло, со свистом. Он испуганно прихлопнул его волосатой лапищей, как бабочку, больно сдавил — цыц, не напугай мальца. И принялся готовить напиток для Тима. Подоил одуванчики — из каждого стебелька выдавил горький молочный сок, размял деревянной ложкой землянику, волосатым пальцем, предварительно чисто облизанным — не дай бог, микроб занести — все размешал. Уже приготовился выдавить сок из лягушки — ну и лакомство получится для маленького лешёнка — как Тим вновь проснулся и сказал: «Тим-тим». Рука Лиходеича с обмершей лягушкой опустилась сама собой.

— Тебе повезло, — сказал он квакушке, выбрасывая в траву под окном, — а мне нет. Вот оно моё горе — есть просит. И моя радость. Не позабочусь — расплачется. Эх, такое дитё не лихоманской едой вскармливать требуется, а самой что ни на есть простой, человеческой.

И он налил в приготовленную бутылочку с соской молока, купленного для себя в городском магазине. Но прежде чем кормить Тима, Лиходеич достал фиолетовый флакон, который висел у него на груди, с усилием вытащил из него травяную пробку. Крепким ногтем аккуратно подхватил бисеринку слюны с улыбающейся губки малыша и стряхнул ее в склянку. Зажглись искорки и погасли, коснувшись дна, — словно колючка вцепилась в грудь Лиходеича, словно уголек прожег язвочку чуть повыше желудка…

…Как только маленький лобастый Тим, быстро превратившийся в рослого не по годам мальчугана, вошел в возраст, Лиходеич решил приниматься с грехом пополам за его учебу, заказанную Вороном. Старый леший, не сомневался: будет из смышлёного мальчишки толк. В его длинных, вечно порезанных осокой и измазанных медовой смолой пальцах жили цепкость, ласка и чуткость — без них ни один фокус не получится. В его гибком и, на первый взгляд, хлипком теле — горожанин он и есть горожанин — столько было выносливости, сколько и должно её быть у неутомимого лесного ведуна, способного не страдать ни от жары, ни от мороза, только лишь отдав себе приказ не думать о них. В Тимошины зелёные глаза, в которых всегда словно золотистые улыбки самого солнышка плавали, леший мог смотреть бесконечно. Столько в них подпрыгивала озорства, что лесной дедушка не один день подряд мог шалить шалости в Разбитой коленке, веселя народ. Столько в них думок разных отражалось, что Лиходеич и сам задумываться о жизни начал, хотя давно с ним такого не случалось. «Не дом, а гостиница, „Интурист“ какой-то», — ворчал он, бывало, когда обнаруживал в избушке на столе бельчат, грызущих сахар, в собственном лежбище на печи — филина с бронхитом, а в чайнике — уютно свернувшегося ужа. Лесной народ дня не мог прожить, чтобы не позабавиться с мальчишкой, гораздым на проказы и всяческую помощь в любом деле.

Однажды, дабы не только поучить, но и позабавить любимца, показал старый леший, как нужно заговаривать обычный булыжник, чтобы на человека, запнувшегося об него, напала бы и извела нудная Икота. Тим только зря морщил свой крутой лоб, но никак не мог уразуметь, как именно надо положить камень и в какой момент произнести совсем плёвый заговор — по своей простоте тот и в букварь для злоденца не входил. Вертел мальчик булыжник и так и сяк длинными ко всему умелыми пальцами, но сейчас будто неловкими, а потом рассказал Лиходеичу о том, какая радость и какая печаль ждут этим летом человека, который через три дня пройдет мимо злополучного камушка. Лиходеич проверял — не соврал парнишка, все так и получилось у Петра Сидорова из села Красная синька, бывшей деревни Дураково. И собаку охотничью — клад, не собака — завел он, и Домовой, обидевшийся на него за это, подспрятал паспорт, отчего тот не смог вовремя приехать в ЗАГС и невеста укатила на юг с другим.

— Давай его пожалеем, дедушка Лих, не будем Икоту насылать, — предложил Тим. И так посмотрел на Лиходеича своими звонкими, зелёными, с думкой глазищами, что тот беспрекословно и согласился. А ещё как-то заблудились в лесу брат с сестрой, пятиклассники. Вот уж Лиходеич обрадовался. Никто не плутал по Разбитой коленке года три. А тут сразу два человека разом. Лиходеич повел Тима по их следу. Старался показательно идти — как русская борзая за зверем крадётся — осторожно вышагивал, стойку на одной ноге делал, когда надо — галопом скакал, сложив кулаки, филином ухал, змеей шипел, медведем ворочался, пугая заплутавших. Искривлялся весь, устал. Всё для того, чтобы вкус к лесной игре у Тима разбудить, подленькую струнку в его душе задеть, чтобы поизгаляться ему самому захотелось над другими.

А Тим вдруг расплакался, чего не бывало. Домой запросился. На живот пожаловался. Пришлось Лиходеичу девчонке с мальчишкой тропинку под ноги подкладывать, да мягко так подзатыльника дать, чтоб в нужном направлении к мамке бежали. Потом у самой кромки леса, пока еще не вышли на ячменное поле, проверил, всё ли с ними в порядке — взгляд быстрый швырнул вдогонку. Всё было в порядке. Ещё и радовались, что небывалый гриб нашли — шляпка с буханку величиной. Лиходеич хмыкнул недоуменно: он этого красавца в таком месте видел, где они и не хаживали. Кто подарочком одарил? А Тимка, убедившись, что детки в безопасности, уж очень быстро в себя пришел: и живот не болит.

В следующий раз Лиходеич поделился с Тимом рецептом микстурки, после которой у человека несварение мыслей случается. Вроде бы человек слышит, что ему говорят, сам слова произносит, да невпопад, и понять не может, чего от него хотят. Тим без ослушки собирал травку за травкой в почерневший заварочный чайник. А когда Лиходеич решил на себе проверить это зелье из дурманных чащобных травок — лишь заснул, да так выспался, столько снов цветных насмотрелся, как в театр сходил. Да ещё женщина ему светловолосая, красивая привиделась и строго наказала: «Не получится у тебя, старый, мальчика испортить. Не на такого напал. Отстань от ребёнка с глупостями».

И сколько Лиходеич ни пытался, в соответствии с чёртовым договором, научить будущего злоденца коварной ехидной премудрости, тот ей не учился, и вместо лихоимства всякого у него что-то полюбопытнее выходило. И Лиходеич, задумчивый, печальный, держась за трепещущее сердце — от тоски оно такие коленца в груди выделывало! — старательно дробил булыжник, который про Петра Сидорова рассказал, и ссыпал его в заветный флакончик; выпаривал над злополучной склянкой из рукава Тимкиной рубашки слёзы, пролитые при встрече с девочкой и мальчиком, что с грибом-буханкой из леса вышли, и печально смотрел, как парок искрами оседал на фиолетовых стенках…

Понял леший, что есть в этом худеньком мальчишке со взглядом без страха и зла таинственная сила, чудодейственная.

Но всё это было в ту пору, когда Тим не достиг и десятилетнего возраста. Дальше дело пошло очень худо.

Пожалуй, не было второго такого мальчишки, который бы так же хорошо, как Тим, знал лес и всех его обитателей, видимых и невидимых для обычного человеческого глаза. Каждое дерево он знал в морщинистое древесное лицо, по мокрому болотному следу мог назвать имя любого волка или лося. Твердо помнил, что чёрт смущает, бес подстрекает, дьявол нудит, а сатана творит чудеса для соблазна. Никогда не произносил он имени Анчутки — злого духа, живущего то в воде, то в воздухе, знал — нечистый прихромает по первому же зову и не отбиться от него. Лучше Лиходеича отыскивал он чудодейственное вихорево гнездо — клубом свитые тонкие веточки берёзы, внушающие своему обладателю необыкновенную смелость в любых обстоятельствах. Без страха и жалоб гулял Тим по ночным тревожным полям, собирая в холстяной мешочек красные молнии, летучий, призрачный огонь, горящие тоненькие свечки — так цвели чудодейственные травы: голубь, царе-царь, папороть, лев…