— Высокая, да… — подтвердил Стёпка. — А шрама я не приметил.

— Это та же самая, та же самая, — взволнованно повторила Инка.

— Не перебивай… — остановил её Коля.

Стёпка продолжал рассказывать, а когда он закончил, Коля тихо свистнул:

— Так как ты говоришь, парень? От ящиков пахло смазочным маслом, ты не ошибаешься?

— Не-е, не ошибаюсь, — покачал головой Стёпка. — Точно, пахло смазочным маслом.

— Значит, оружие там было… — задумчиво проговорил Коля, — дело ясное. Нужно идти в ГПУ, рассказать всё, что ты видел.

Была большая переменка. Вовка Черепок ходил на руках и кукарекал, Вася Янченко выстукивал на парте марши, Соня и Липа играли в крестики и нолики. Вдруг двери открылись. Постукивая палкой и лукаво поглядывая на детей, вошла в класс старушка.

— Кто здесь самый главный начальник?

— Ку-ка-ре-ку! — обрадовался Черепок. — Я самый главный.

— Не похож, не похож ты на главного.

Инка и Липа вскочили с парты, подлетели к старушке, услужливо предлагая:

— Может, вам нужен заведующий? На первом этаже его кабинет, мы вас проводим…

Бабушка развязала клетчатый платок, ей стало жарко.

— Мне нужен председатель… Пионерский председатель.

— Вот наш вождь! — высокопарно проговорил Черепок, указывая на Димку.

Старушка расстегнула пальто, под ним оказалась такая же, как и платок, клетчатая фланелевая кофта.

— Так вот какое дело, сынок, — весело проговорила старушка. — Бери свою трубу и созывай сбор. Я тут доклад сделаю.

— Во-первых, садитесь, пожалуйста, — поднял правую бровь Димка. — А во-вторых, я должен знать, о чём доклад и кто вы такая, бабуся, будете?

Старушка уселась на первую парту.

— Кто я? Советская, а то кто же?..

Она вынула из кармана кофты конверт, из конверта небольшой листок бумаги, исписанный крупными буквами и, неожиданно всхлипнув, начала медленно, по складам читать:

«До-ро-гая, ми-лая бабушка! Пишет вам ваш внук, Николай Васильевич, боец Красной Армии, и передаёт вам привет. Я здоров, жив, чего и вам желаю на сто лет с гаком, а чтоб гак был ещё сто лет. Я учусь военному делу, чтоб так защищать Родину, как мой отец, погибший герой за неё…»

Старушка вздохнула, вытерла слёзы, побежавшие по её добрым ласковым морщинкам.

«Передайте той девочке, которая научила вас грамоте, красноармейское спасибо от нашей роты, где командир товарищ Ёршик. Жму крепко руку. С красноармейским приветом ваш внук».

Бабушка спрятала письмо.

— Вот я и пришла. Не хотела она мне говорить, где учится. Да я сама узнала, я хитрая… А как она меня учила, если бы вы только знали! Поздно вечером прибежит, сядет возле меня, ручку свою на мою руку положит и водит так. Терпеливая девочка, славная…

— Вы, наверное, ошиблись, бабуся. Это девочка не из нашей группы, — вежливо произнёс Димка.

— Ты что думаешь, если я старая, так уж из ума выжила? — старушка сердито посмотрела на Димку. — У меня сын красноармеец был и внук красный армеец. Девяносто пятая школа — эта?

— Эта, — кивнул головой Димка.

— 6-ая группа — эта?

— Эта.

— Ну вот, видишь… Где же моя девочка?

— Кто она такая? — нетерпеливо закричали дети. — Как её фамилия?

— Вера. Верочка Рябчук.

Если бы раздвинулись половицы и бабушка внезапно провалилась, если бы вдруг прямо в класс прискакал на лошади её внук, — дети не были бы так ошеломлены.

Вера Рябчук, не пионерка, «отсталый элемент», — получила благодарность от целой роты красноармейцев! Таким успехом не мог похвалиться ни один активист. Очень долго длилось молчание.

— Веры нет. Вероятно, Вера заболела, она часто болеет, — проговорил, наконец, Димка.

— Навестить, значит, нужно.

— Навестим обязательно!

— И благодарность чтоб ей объявили перед всем пионерским собранием.

«Бабушка, она не… не пионерка», — хотела сказать Катя Динь-Динь, но Черепок закрыл ей рот рукой и правильно сделал. Пусть бабушка, у которой сын был красноармейцем и внук красноармеец, пусть не знает она, что Вера Рябчук не пионерка!

А старушка уже поднялась с места. Соня помогла ей завязать платок, а Инка и Липа надели на неё пальто. Чуть ли не всей группой вышли её провожать в коридор.

— Смотрите же, чтоб девочке благодарность дали, — сказала на прощанье бабушка.

На следующем уроке была химия, но никому, конечно, не шли в голову формулы. После уроков стихийно возникло собрание. Дети долго и взволнованно говорили о Вере. Что делать? Сейчас бежать к ней? А когда объявить ей благодарность? А может быть, лучше всего поместить письмо роты в «Красном школьнике»? В конце концов решили прежде всего посоветоваться с Симой и Рэмом.

Прямо из школы «святая троица» побежала к Симе. Девочки знали, что она сегодня на вечерней смене. Ни мамы Симиной, ни бабушки, ни сестричек дома не было. У Симы сидел Рэм. Даже забыв поздороваться, девочки влетели в комнату и одновременно затараторили. И все о разном. Соня о том, как плакала старушка, читая письмо от внука; Инка начала с воспоминаний о первом визите к Вере и о её маме — собеседнице бога; а Липа всё время перебивала подруг и сердилась:

— Вы не так рассказываете. Я расскажу короче.

— Всё? — улыбаясь, спросила Сима, когда девочки закончили свой сбивчивый рассказ. — Молодец бабушка Настя, что пришла к вам, вот молодец!

— Откуда ты знаешь, как зовут эту бабушку?

Инка, Липа и Соня удивлённо смотрели на Симу.

— Я ещё многое знаю. Вчера у меня была Вера.

— Вера была у тебя?

На лицах девочек было написано такое жгучее любопытство и нетерпение, что Сима не стала их мучить ожиданием.

— Раздевайтесь, садитесь. Я вам всё расскажу.

Сима не зажгла света, так было уютнее. В неясных сумерках предметы постепенно теряли свои грани. Девочки уселись на кушетке. Обнявшись и неровно дыша, они слушали рассказ о Вере Рябчук.

Родители девочки умерли в двадцать втором году от голода. Она осталась у бабушки. Жили они в селе. Трудно, голодно жили. Варили горький бурьян курай и этим питались. Несмотря на голод, Вера училась, дошла до пятой группы.

Два года назад приехала в село к своей родственнице некая Марфа. Она искала девочку в прислуги. Ей порекомендовали Веру. Взяв девочку за подбородок, Марфа сказала:

— В городе будешь жить. Платье тебе справлю…

— А учиться? — спросила Вера.

Марфа пообещала, что Вера будет учиться в школе.

— Только никто не должен знать, что ты прислуга. Говори всем про меня — «это моя родная мама».

В тот же день Марфа повезла девочку в Киев, определила в школу. Тогда-то она и справила ей знаменитое чёрное платье из старой подкладки и подарила чёрный платок.

— Если узнаю, что с антихристами-пионерами связалась, — Марфа в упор посмотрела на девочку раскосыми глазами, — на улицу выгоню. Беспризорной будешь.

Скованная этой угрозой, жила Вера. Она боялась даже поднять глаза на товарищей. Как часто хотелось ей взять за руки весёлую хохотушку Липу и пробежаться с ней по коридору. Не раз хотелось поговорить с Инной Ивицкой — доброй и вдумчивой девочкой. Но чем больше Веру тянуло к детям, тем больше отдалялась она от них, принимая гордый и высокомерный вид.

«Не знайся с антихристами-пионерами. Выгоню на улицу — беспризорной станешь!» — всё звучал в её ушах голос Марфы.

Вера варила еду для свиней, мыла полы, стирала, приносила продукты. А готовили в доме много, потому что почти каждый день являлись гости. Приходил худой бритый человек с усами, высокая монашка Екатерина. Стол трещал от закусок и водки. Гости и хозяйка много пили и, охмелев, расхваливали монашку Екатерину… Какая она ловкая и умная… Как хитро замуровала в саду святой лавры ведро с драгоценностями. Не раз вспоминался сундук, тоже приобретённый благодаря необыкновенным талантам матушки Екатерины.

«Бритый-усатый» — как про себя прозвала Вера дядьку с усами — много раз посылал девочку за водкой и сельтерской водой. Обняв женщин, он пел противным пьяным голосом.