В вестибюле царила мягкая тьма и, как и следовало ожидать, полная тишина. В углу перешептывались, сбившись в кружок, несколько мужчин и довольно полная женщина в траурном платье и с папкой в руках. В холодном воздухе витал едкий запах табачного дыма. Никто не посмотрел в сторону Энтони и его сопровождающего, пока они пересекали вестибюль, подошли к лестнице и поднялись на второй этаж, там они прошли по нескольким коридорам и добрались до двери кабинета, куда вошли без стука.

Кабинет был тесным, квадратной формы и едва вмещал шкаф из светлого дерева, огромный стол и несколько стульев, вешалку, фарфоровую пепельницу и плетеную корзину для бумаг. Зарешеченное оконце выходило на темный двор. На одной стене висела карта Мадрида, вся в следах от клопов, деформированная, пожелтевшая и заляпанная посередине. Стол был беспорядочно завален бумагами. Там также имелась настольная лампа на гибкой ножке, чернильница, телефон и ненужный вентилятор. Над этим хаосом склонился мужчина, погруженный в чтение одной из бумаг, чья внешность, несмотря на то, что голова находилась в тени и под углом, показалась Энтони странно знакомой. Он не знал, где и когда, но был уверен, что уже видел человека, в чьей власти сейчас находился.

Через некоторое время сосредоточенный читатель оторвался от документа, внимательно посмотрел на англичанина и сказал:

- Присаживайтесь.

Затем он повернулся к человеку в плаще, который уже собирался покинуть кабинет.

- Не уходите, Коскольюэла. В смысле, будьте так добры: пойдите разыщите Пилар и скажите, чтобы она снова принесла мне досье, которое я ей отдал. И скажите, что я буду чрезвычайно признателен, если она принесет кофе с молоком и несколько чуррос.

Согласно кивнув, человек в плаще вышел и закрыл за собой дверь. Когда они остались наедине, собеседник продолжал пристально разглядывать его, ни говоря ни слова. Энтони решился заговорить первым:

- Могу ли я узнать причину, по которой здесь оказался, сеньор... э...

- Марранон, - подсказал тот. - Подполковник Гумерсиндо Марранон, к вашим услугам. Я надеялся, что вы меня вспомните, как я вспомнил вас. Но я не в обиде за вашу беспамятливость: запоминать лица - это моя работа, а не ваша. Позвольте вам напомнить, мы встречались несколько дней назад, в поезде. Вы как раз пересекали границу, по вашим словам, ехали из Англии. Мы встретились на станции Вента-де-Баньос и очень мило, хоть и недолго, побеседовали. Поэтому, узнав, где вы остановились, я отправился вчера вечером в вашу гостиницу, чтобы поприветствовать вас и узнать, как вы устроились. Я долго вас ждал, но вы так и не пришли. И поскольку сегодня я не имел возможности прийти к вам лично, то прислал за вами одного из моих сотрудников. Сам я, как видите, перегружен работой. На мой взгляд, капитан Коскольюэла - человек обходительный и деликатный. Мы с ним вместе воевали в Африке. Там он был ранен в ногу и оказался непригоден к дальнейшей службе. Однако он - настоящий герой; его бы давно наградили орденом Сан-Фернандо, если бы не политические взгляды... да вы сами понимаете. Надеюсь, в отношениях с ним вы проявите должную корректность.

- О да, разумеется, - заверил его Энтони. - Однако, этот... этот визит... в любом другом случае приятный, в этот час причинил мне чрезвычайное неудобство. Я как раз должен кое с кем встретиться...

- Черт возьми, об этом я и не подумал. Какая неловкость с моей стороны, прошу прощения. Наверняка это можно легко уладить. Вот телефон, позвоните своим друзьям и скажите, что ненадолго задержитесь. Они поймут: к несчастью, в Испании мы не настолько требовательны к соблюдению пунктуальности, как вы. А если не знаете номера, скажите мне имя этого человека, и я его узнаю, даже глазом моргнуть не успеете.

- Нет, спасибо, - поспешил ответить Энтони. - Вообще-то, время встречи точно не обозначено. Не стоит беспокойства.

Телефон зазвонил. Подполковник поднял трубку и снова повесил ее, не ответив и не отрывая глаз от собеседника.

- Как хотите, - весело произнес подполковник Марранон. - А вот и наша Пилар. Пилар, познакомьтесь с сеньором Витоласом. Он англичанин, однако говорит по-испански лучше, чем мы оба, вместе взятые.

Энтони заметил, что Пилар оказалась той самой толстухой, которую он видел при входе, даже папка, похоже, была той же самой. По этому двойному совпадению он сообразил, что всё происходящее было тщательно спланировано заранее. Когда Пилар положила на стол своего шефа папку, а тот развязал ее и пролистал содержимое, снова вошел капитал Коскольюэла с мельхиоровым подносом, где стояла дымящаяся чашка и бумажный пакет, откуда высовывались жареные и посыпанные пудрой чуррос. Все трое очистили для подноса местечко на столе, сдвинув бумаги. Потом Коскольюэла снял плащ и шляпу и повесил их на вешалку. Затем сел, Пилар последовала его примеру. Она вытащила из сумки блокнот для стенографирования и карандаш, словно собиралась записывать разговор. Закончив с этими процедурами, подполковник пристально посмотрел на Энтони и сказал:

- Не знаю, объяснил ли вам капитан Коскольюэла со всей ясностью, что ваше присутствие здесь ни в коей мере не носит официальный характер. Более того, оно совершенно добровольно, я бы даже назвал это дружеским визитом. Это для ясности. Всё, что вы скажете, не будет записано в протокол, - добавил он, словно не заметив приготовлений Пилар, которая, в свою очередь, застыла с карандашом в руке, но ничего не записала. - Из моих слов очевидно, - продолжил инспектор, - что вы можете уйти в любое время. Однако, я бы попросил вас уделить нам несколько минут. По-дружески, разумеется. По правде говоря, кофе с молоком и чуррос, которые так любезно принес капитан Коскольюэла, предназначаются вам. Когда вы вошли, я сказал себе: этот человек давно не ел. Скажите, что я ошибаюсь. Нет, конечно, некоторые вещи никогда не ускользнут от полицейского. Так что не стоит меня благодарить, сеньор Вителас, и хорошенько перекусите.

Чувство собственного достоинства побуждало Энтони отклонить предложение, но он чувствовал, что вот-вот рухнет в обморок, и решил, что кофе с молоком и чуррос позволят предстать на допросе, который ему без сомнения предстоит, с большей ясностью суждений.

- Уж чего-чего, - заметил инспектор, глядя, с каким удовольствием англичанин уписывает завтрак, - а таких чуррос, как у нас в Мадриде, нет больше нигде.

Произнеся эту безобидную фразу, он извлек из папки лист глянцевой бумаги и показал англичанину. Это оказалась фотография коротко стриженного человека в мундире. Несмотря на то, что качество фотографии оставляло желать лучшего, Энтони сразу его узнал. Это был тот самый человек, с которым он познакомился в доме герцога де ла Игуалады. К счастью, рот его в это время был набит чуррос, что помогло ему скрыть изумление и замешательство, а также хоть немного затянуть с ответом. Взяв себя в руки, он достал платок, вытер жирные губы и пальцы и спросил, как ни в чем не бывало:

- Кто это?

- Этот ваш вопрос делает мой собственный совершенно бессмысленным. Вы ведь даете мне понять, что не знаете этого человека и никогда его не встречали, - ответил подполковник, поднося фотографию к самым глазам англичанина. - А впрочем, это неважно, я и не считал, что у вас может быть что-то общее с этим типом. Просто подумал: вдруг вы могли его где-то мельком видеть - скажем, в кафе или в доме ваших друзей... такая, знаете ли, случайная встреча... Что же касается личности этого персонажа, - продолжал он, убирая фотографию в папку и закрывая обложку, - вполне естественно, что вы о нем не слыхали, но могу вас уверить, немного найдется испанцев, которым было бы незнакомо имя этого человека.

Подмигнув капитану Коскольюэле и Пилар, он вкратце набросал для англичанина словесный портрет столь знаменитой персоны.

Этот человек был старшим сыном Мигеля Примо де Риверы, возглавившего переворот генерала, который являлся диктатором Испании с 1923 по 1930 год. Хосе-Антонио Примо де Ривера и Саэнс де Эредья в прежние времена пользовался титулом маркиза де Эстелья, под которым был известен в аристократических кругах, где он вращался; приверженцы называли его Хосе-Антонио, или, попросту, Вождь. Уроженец Мадрида, по профессии адвокат, холост; в настоящее время ему тридцать три года. Был разжалован и изгнан из армии за драку с генералом в общественном месте - правда, оба тогда были в штатском.