Возможно, по этой же причине он верил в лояльную оппозицию, верил, что она не пойдет на всё ради того, чтобы отобрать власть у нынешних владельцев, не принимая во внимание последствия. В это время ему еще казалось возможным разрешить текущие проблемы Испании посредством диалога и переговоров: восстания рабочих, аграрную реформу, вооруженные конфликты, каталонский вопрос.

Это мнение разделяли очень немногие. В отличие от первых дней Республики, теперь профсоюзы повернулись к политикам спиной, и лишь нерешительность и внутренние разногласия удерживали их от того, чтобы выйти на улицы и отобрать власть силой.

Мотивов у них было предостаточно: нынешнее правительство правых сделало всё возможное, чтобы уничтожить полученные к этому времени права рабочих, и подавило волнения с необычайной жестокостью. Народный Фронт теперь пытался исправить положение, но столкнулся с серьезными препятствиями: оппозиция, возглавляемая Хиль-Роблесом и Кальво Сотело, сорвала программу социальных реформ нового правительства, в то время как влиятельные испанские богачи устраивали махинации на европейских биржах, чтобы спровоцировать обесценивание песеты, увеличение безработицы и крах экономики.

Церковь и пресса, находящиеся, главным образом, в руках у правых, лишь будоражили общественное мнение и сеяли панику, а наиболее влиятельные умы (Ортега, Унамуно, Бароха, Асорин) не признали Республику и требовали решительных изменений. В преддверии военного или фашистского переворота, который считали неизбежным, профсоюзы собирали деньги на оружие, а рабочие выставляли милицию, чтобы день и ночь стояла на страже и вмешалась при первых сигналах тревоги.

Дон Мануэль Асанья знал об этих обстоятельствах, но не соглашался с остальными по поводу их значения. Он считал, что рабочие не решатся выйти на улицы: социалисты и анархисты не объединят свои силы, а коммунисты получили от Коминтерна четкие указания быть начеку и ждать; сейчас неподходящий момент для революции, попытка навязать диктатуру пролетариата была бы просчетом. Наконец, он не верил в возможность правого переворота. Монархисты просили Хиль-Роблеса провозгласить себя диктатором, но он отказался.

Конечно, остается армия. Но Асанья хорошо ее знал: не зря он был военным министром. Он знал, что у военных под внушающей страх внешностью прячутся противоречия, непостоянство и сговорчивость. С одной стороны, они угрожают и критикуют, а с другой - скулят о повышении по службе, должностях и наградах. Они обожают протекцию и завидуют другим: все убеждены, что другие их обошли при меньших заслугах. Короче говоря, они поддаются влиянию, подобно детям. Привыкшие вследствие железной иерархии делать только то, что решает за них другой, они не в состоянии договориться о совместных действиях. Все войска (артиллерия, пехота, инженерные) готовы убивать друг друга, достаточно военно-морскому флоту сделать одно, как авиация делает противоположное.

После недавнего триумфа Народного Фронта генерал Франко приходил к председателю Совета министров и грозился положить конец беспорядкам, если понадобится, и с помощью армии. Франсиско Франко был молодым генералом, обладал практическим складом ума и проверенными на деле достоинствами: в Африке он продвинулся по карьерной лестнице со скоростью метеора и заслужил определенную репутацию в офицерской среде. Благодаря личным качествам и связям он мог стать одним из главарей восстания, если его елейный характер и природная скрытность не вызовут недоверие у других генералов. Сомнительно, чтобы завуалированные угрозы, которые сделал Франко председателю Совета министров, поддержала бы вся армия, но визит испугал Портело Вальядареса [16], и он раньше времени подал в отставку. После этой отставки образовалась вакансия, и в результате пост председателя Совета министров снова занял Мануэль Асанья.

В дверь кабинета постучался и вошел референт с подносом, на котором дымился кофейник и стояло блюдо с выпечкой. Другой референт принес чашки, тарелки, стаканы, приборы и салфетки, а также кувшин с водой и поставил на столик. Когда они закончили завтракать, в кабинет ворвался дон Амос Сальвадор, министр внутренних дел, в сопровождении своего заместителя, дона Карлоса Эспиа. Последовал обмен улыбками и приветствиями. Майоль и Эспиа, оба масоны, быстро обменялись знаками. Тем временем кабинет быстро наполнялся помощниками, чиновниками, инспекторами, появился также губернатор провинции, находящийся проездом в Мадриде. На столах копились папки, а вешалки качались под весом пальто. Зажглись сигареты, трубки и черуты, дым накрыл кабинет плотной пеленой.

Как и ожидалось, Совет министров разрешил провести манифестацию по случаю гибели пожарного, но не дал разрешения на митинг Фаланги в кинотеатре "Европа". Они примут соответствующие меры, и будь что будет. Если фалангисты всё-таки соберутся и устроят заварушку, то это станет поводом, чтобы объявить партию вне закона и запихнуть в тюрьму главных зачинщиков. А если и этого окажется недостаточно, то придется ввести комендантский час. С обычной напыщенностью и периодически бросая взгляды друг на друга, капитан Коскольюэла и подполковник Марранон рассказали о последних действиях Примо де Риверы и его камарильи, как в столице, так и в провинции. Затем они перешли к другим вопросам.

По сообщениям из достоверных источников, секретарь коммунистического Интернационала Георгий Димитров решил защищать республику любой ценой. По крайней мере с этой стороны нет никакой опасности. Конечно, военные продолжают устраивать заговоры, многие имеют прямые связи с Фалангой или с организацией "Традиционалистское сообщество" во главе с Мануэлем Фаль Конде [17]. В качестве превентивной меры самых склонных к мятежу генералов направили служить на периферию, подальше от стратегических центров.

Будет усилена цензура в средствах массовой информации, в особенности в отношении вспышек насилия, включая поджоги церквей, так и касательно забастовок в различных отраслях промышленности по всей стране. Губернатор из провинции заявил о возможности использовать армию, чтобы поддерживать выполнение необходимых работ по обслуживанию и снабжению, прерванных забастовками. Конечно, это не самое лучшее решение, но нужно рассматривать его в каждом отдельном случае. В Каталонии сейчас спокойно, в Андалусии, наоборот - взрывоопасная обстановка.

Маловажные, но необходимые для четкой работы администрации хлопоты уже заняли целый час в плотном графике чиновников. Затем, с раскрасневшимися от бессонной ночи и дыма глазами, один за одним они вылетали из кабинета, чтобы направиться в собственные. Когда руководитель службы госбезопасности, подполковник Марранон и капитан Коскольюэла снова остались одни, сеньор Майоль подавил зевок, потянулся и устало прошептал:

- А какие новости об англичанине?

Подполковник, который уже было встал, снова опустился в кресло, искоса взглянул на своего помощника и ответил сдавленным тоном:

- Пока ничего определенного. Выглядит дурачком, но он не таков. Во время допроса сознательно солгал.

Он в нескольких словах передал состоявшийся накануне разговор с Энтони Уайтлендсом, сделал паузу, чтобы начальник усвоил сказанное, и добавил:

- Вчера поздно вечером мне позвонил один из наших информаторов в Лондоне, с которым я ранее разговаривал. По всем признакам, наш тип именно тот, за кого себя выдает - эксперт по картинам. Публикует статьи и пользуется уважением в своем кругу. Хотя и учился в Кембридже, он ни гомик, ни коммунист. Не имел никаких связей с группировками фашистов и прочими политическими течениями. До сих пор был совершенно аполитичен. Большими средствами не обладает. Много лет наставляет рога одному чиновнику из министерства иностранных дел. Располагает скромной рентой. От своей работы не получает ни шиша.

- Это может объяснить его приезд в Испанию, - заметил руководитель Управления госбезопасности. - Из-за денег.