Штеттин

23.3.[19] 19 г.

Прошу извинения за это необычное письмо. Сегодня я имею «удовольствие» быть в воскресенье дежурным офицером по штабу округа и в течение суток никуда не отлучаться. <...> Надежда на то, что пограничная защита от поляков в обозримый период закончится и у моей деятельности появится какая-то цель, к сожалению, не оправдалась из-за срыва переговоров в Познани. По сути дела, мы должны радоваться тому, что они сорвались, ибо представители нашего правительства³⁸ намеревались пойти нажалчайшие уступки. Поскольку мое использование здесь, согласно моему мандату, должно восприниматься как временное командование, оно, в зависимости от обстоятельств, может бьггь кратким, но, к сожалению, и довольно длительным. А потому я чувствую себя здесь очень счастливым. Но что значит это в сравнении с печальным положением в нашем фатерланде. <...>

Четырехдневное пребывание на фронте в западнопрусском сельском городишке германской короны, собственно говоря, само по себе было очень милым, мне там было приятнее, чем здесь, не говоря уже о том, что жизнь там лучше и дешевле. <...> Я очень сожалел, что ОХЛ в последний момент перебралось в Кольберг³⁹. <...> Роль, которую играет в ОХЛ старый

фельдмаршал [Гинденбург], весьма печальна. Сожалею, что он, видимо, согласится принять этот безнадежный пост. Он не сможет излечить душевнобольной немецкий народ и даже обратить его в свою веру, а также восстановить границу рейха на востоке при помощи тех орд, которые больше уже не являются солдатами. <...>

Вильгельм Кейтель — отцу

Вольфенбюттель

20±[19]25г.

Жребий, определяющий мое дальнейшее военное будущее, брошен. Об этом я узнал из адресованного лично мне письма министерства рейхсвера (однако пока лишь конфиденциально). С 1 февраля снова надену генпггабовский мундир и доложу о своем прибытии в войсковое управление (организационный отдел сухопутных войск)⁴⁰. <...>

Лиза Кейтель — матери Берлин, Курфюрстенштрассе, 85 16 мая 1925г.

<...> У нас, как всегда, царит суматоха, довольно неприятная из-за ужасной нервозности Вильгельма, от которой каждый старается куда-нибудь скрыться. Но гораздо большего можно достигнуть, если относиться к неизбежному спокойно. У него постепенно рождаются всякие идефиксы. Эта нервозность не исчезнет до тех пор, пока он не закончит все приготовления к [генпггабовской] поездке. Если он не засиживается в своем служебном кабинете с полдевятого утра до шести часов вечера, то без всякого аппетита проглатывает что-нибудь, а потом сидит до поздней ночи за этими проклятыми военными картами. <...> Я ничего не могу с ним поделать и лишь забочусь, чтобы ему никто не мешал. <...> Ни на что другое у Вильгельма времени совершенно не остается. Поездка начнется 15 июня. <...>

Вильгельм Кейтель — отцу

Берлин

1110. [19]25 г.

Со времени моего возвращения сюда я решительно перегружен работой. Домой приезжаю не раньше полседьмого или семи часов вечера и сижу буквально ночи напролет. Надеюсь только на то, что не будет так всю зиму. <...>

Лиза Кейтель — свекру 23 января 1926г.

Эта работа [для Вильгельма] просто ужасна. С 8 утра до 7 вечера, а потом с 8 до 12 ночи. Этого ему не выдержать. По ночам все думает и думает о своих делах и никак не может заснуть. Пока он совмещает старую и новую должность, которая только что создана (т.с. он сам должен ввести ее и курировать). Страшно ругается, вечно в плохом настроении, а тут еще вздумал голодать, так как здорово располнел. <...>

Вильгельм Кейтель — отцу

Берлин

21.2.[19]26 г.

В воскресный полдень я уже сидел в поезде, следовавшем из Штеттина (ныне Щецин в Польше. — Прим. пер.) в Померанию, откуда вернулся в четверг. Там у меня имелась возможность побеседовать с землевладельцами. Рожь и картофель — главные «фрукты» этой области. Урожай там хороший, но цены очень низки: например, картофель просто невозможно продать. Положение большинства хозяйств — катастрофическое. <...> Вернувшись сюда, я намерен отстоять свое новое положение, что сделать мне будет нелегко. Ведь всегда трудно включиться в дело в должной форме, тем более когда на тебя смотрят как на ненужного, втершегося человека, который только тормозит всю работу. <...>

Лиза Кейтель — матери

Берлин

23 февраля 1926г.

<...> Хоть бы у Вильгельма было побольше таких поездок, он так хорошо отдыхает во время них! Ты нс находишь, что он колоссально потолстел? А ведь он, чтобы сбросить вес, так мало ест! <...> А вообще-то он сейчас очень веселый. <...> Завтра у нас гости: господин фон Штюлышагель⁴¹, преемник Вильгельма по должности, и другие лица. <...>

Лиза Кейтель — матери

Берлин

11 марта [ 19]26 г.

В[ильгельм] отправился на вечер генерального штаба. <...> Он, кажется, снискал себе всеобщие симпатии. Хотя сам и добивается высших достижений в своей работе, с людьми обращается прилично. Это весьма мило сказал мне один его прежний сослуживец по корпусу морской пехоты, который особенно ценит его огромную порядочность, а ее далеко не всюду сыщешь в министерстве [рейхсвера]. <...>

Вильгельм Кейтель — отцу

Берлин

16А1.[19]26г.

Смена начальника руководства сухопутными войсками, которая могла иметь для нас куда большие последствия, чем это кажется на первый взгляд, вызывает большое сожаление⁴². Мне новый режим принесет очень много работы, так как нового начальника придется вводить во многие области деятельности и посвящать в различные проблемы. <...>

Вильгельм Кейтель — отцу

Берлин

11.1927г.

Сегодня — последний спокойный день в цепи [рождественских] праздников. Я со всей серьезностью и тревогой обдумывал дальнейший ход развития и то, что он несет нам, т.е. рейхсверу, а также внутриполитические решения нового правительства⁴³. Рейхсвер играет в этом деле весьма существенную роль. Ожидать сформирования правого правительства с включением в него немецких националистов не приходится. Коалиция же от Штреземана⁴⁴ до Шейдемана⁴⁵ приведет к краху партии Центра и [Немецкой] народной партии из-за преувеличенных требований соци⁴⁶. Таким образом, теперь создается видимость того, что коалиция умеренной середины снова возникнет сама по себе. Наиболее оспариваемым является пост министра рейхсвера. В борьбу за сохранение Гесслера⁴⁷ на этом посту во что бы то ни стало вступили очень крупные силы. Однако это возможно только в том случае, если им будут взяты за наш счет весьма крупные и серьезно воспринимаемые обязательства, направленные против существующей до сих пор системы фон Секта, по своему характеру имеющие для армии и ее структуры жизненно важное значение в будущем, 4-го или 5-го числа у нас под руководством Гейе⁴⁸ состоятся весьма важные совещания с военными округами. Моему генералу⁴⁹ и лично мне подобные вещи внушают большие опасения, ибо мы боимся, что в самой высшей инстанции готовы пойти на такие уступки, которые, по нашему разумению, означают Начало конца. <...>

Это состояние неопределенности, естественно, оказывает весьма тормозящее воздействие, причем особенно на область моей работы, а служебные заботы порой действуют на меня столь угнетающе потому, что поставлено на карту многое, сделанное мною. Тут играет роль и использование меня самого по службе. Руководящие посты в министерстве постепенно переходят в другие руки. Полковник Штюльпнагель⁵⁰ назначен с 1.2 [1927 г.] начальником отдела кадров, а с 1.3 [1927 г.] в войсковое управление переходит Бломберг, он должен стать преемником моего генерала. Начальник отдела 1а (в котором служит [мой брат] Бодевин) Миттельбергер⁵¹ стал начальником моего прежнего отдела Т2. Мне предварительно сказано, что моя должность опять ликвидируется, а меня самого используют по-другому. Мне вполне по вкусу было бы в обозримое время использование меня на службе в войсках. Если меня заверят, что моя деятельность последних лет в непосредственном подчинении генерала Ветцеля полностью признается полезной, вполне вероятная перспектива после трех лет моего пребывания здесь пересесть в новое седло является для меня слишком суровой. Ведь мне придется тогда в третий раз осваивать новый участок работы. Мне предложили стать командиром дивизиона в артиллерийском полку (в Ганновере). <...>