. Евгений»

Да, она многое прочитала между строк! Ответное письмо дышало доверием и нежностью. Евсеев столько раз перечитал его, что даже выучил на память! Оказывается, она тоже не забывала его и в душе ее теплилась надежда, что их встреча была не последней. Правда, ее немного удивила его замкнутость, но как потом она поняла, это только говорило о его добропорядочности и серьезности. Она тоже с нетерпением будет ждать его нового письма и новых вестей о нем! И еще... (она тоже будет откровенна!)... Еще бы ей хотелось вновь увидеть его. Пусть даже, как тогда, — в дождь, в непогоду, но

2*

19

таким, каким она его запомнила, — и строгим, и сдержанным, и веселым...

Впервые Евсеев ощутил, что он по-настоящему любим женщиной. II это неизведанное, острое, дурманящее чувство наливало мускулы силон, делало моложе, стройней, красивей. II все же оно запоздало на много лет. Теперь ему уже не хотелось петь, кричать, дурачиться и целовать прохожих, как когда-то в детстве, когда был безответно влюблен в свою одноклассницу, красивую, но непомерно гордую и совершенно пустую! Легкая грусть была примешана к этой любви. Он был скуп на проявления чувств н также скупо, по-мужски, поделился всем с Михайловым. Михайлов выслушал его очень серьезно и не менее серьезно сказал:

— Ты должен обязательно поехать к ней!

— Ну зачем это... — неуверенно возразил Евсеев, слегка краснея от того, что Михайлов угадал его мысли, но с этих пор он стал исподволь готовиться к поездке п Поти, наметив ее на июль.

Шли дни, шли от него к пей н обратно письма, и с каждым письмом они становились ближе друг другу, и с каждой новой строкой все острее и острее чувствовали, как им обоим не хватает друг друга.

И вдруг — война!

Посыпались с неба бомбы; в голубоватых волнах закачались рогатые мины; падали в море проигравшие в высоте истребители; железные палубы кораблей окрасились кровыо; стотонными от недосыпания руками держались за рукоятки перископов упрямые командиры подводных лодок; сплевывая соленую воду, мчались на торпедных катерах мальчишки-лейтенанты навстречу воющему шквалу огня — шла война! 11 в этом бешеном водовороте, среди недосыпаний, самоотречений, среди нечеловеческого напряжения, среди бомбежек, пожаров и смерти Евсеев все больше думал о своей любви и все меньше писал о ней. И все же была надежда, что все кончится хорошо, что будет еще встреча, о которой столько мечталось... И вот теперь...

Ирина! Разве он забыл ее? Нет, неправда! Он старался, он хотел это сделать, он знал, что так нужно, но не смог!

Во всем виноват Михайлов — это он так живо вновь напомнил о ней. И хорошо, что он ничего не передал с

\

ним. Так будет лучше, так будет правильней — не нужно ни лишних переживаний, пи слез...

Распаляемый этими мыслями, Евсеев все время ускорял шаги. Так незаметно для себя он вновь пришел к Графской пристани, где его должен был ожидать катер. Катер действительно стоял у пристани. Евсеев быстро сбежал по ступенькам вниз.

— Заводи мотор! — крикнул главстаршина Юре* занскнй, еще издали увидев капитана 3 ранга, и когда тот ступил на борт, катер глухо содрогал палубу застоявшимся двигателем.

— Отваливай! — приказал Евсеев.

Медленно описав полуокружность, катер взял курс на равелин. Евсеев внимательно всматривался в обрывистые берега Северной стороны. Там, казалось, все было спокойно, только нервирующе близко, где-то за Братским кладбищем, раздавалась автоматная и пулеметная стрельба. К ней, затаив дыхание, прислушивались все его спутники — не верилось, что бой может идти так близко от Севастополя.

Моторист прибавил обороты, и смена монотонного, уже надоевшего ритма мотора подействовала на людей ободряюще. Быстро прошли мимо Михайловского равелина, над крышей которого торчали стволы зенитных орудий. Правее, на ровной площадке обрыва из желтого ракушечника, спешно строилась пехотная часть.

Евсеев пристрастно отнесся к их действиям, старался уловить нервозность и суетливость в поведении, но нет,— пехотинцы строились быстро п без излишней суеты.

Когда катер проходил мимо, они уже застыли в ровных напряженных шеренгах. Стоя перед ними, командир что-то читал с листка. Слов не было слышно, только пойманной бабочкой трепетал на ветру зажатый его пальцами белый квадратик бумаги.

Евсеев посмотрел вперел: бисерной ниткой лежали боны, преграждающие вход в бухту. Они тянулись наискосок. начинаясь у городского берега н достигая оконечности Северной стороны, где массивной каменной подковой, зияя древними бойницами, таинственный и суровый стоял Константиновский равелин. Сам не зная почему, Евсеев попытался вспомнить историю его возникновения, но из всего когла-то слышанного в памяти сохранилось, что заложен он был еще Суворовым на бе-

регу Ахтиарской бухты в тысяча семьсот каком-то году (в каком, Евсеев вспомнить не мог) для защиты бухты и города от пиратских набегов. Был он массивен и грозен, имел два ряда бойниц и около сотни пушек. 11о все это было когда-то. Теперь равелин стал приземистее, будто и камни чувствовали старость, а в бойницах, в полутемноте и влаге, словно зеленый плюш, стлался по камням короткий, будто остриженный под машинку, мох. Уже давно не видели эти бойницы пушек, да и сам равелин, потеряв прежнее значение, стал обыкновенным рейдовым постом наблюдения и связи. Сейчас там находилось несколько десятков человек из команды охраны рейда.

Потом Евсеев вспомнил, что работы по обороне равелина еще далеки от конца. С этим нужно было немедленно поспешить. Обстановка не допускала ни минуты промедления. Евсеев нетерпеливо сказал мотористу:

— Давай самый полный!

Мотор взревел, застучал в днище частыми ударами. Катер закачался на собственной волне. Стала быстро надвигаться небольшая деревянная пристань. Увидев катер, стирающий на ней краснофлотец подхватил мокрое белье и побежал в сторону равелина.

— Гусев! — усмехнулся Юрезанскнй. — Никак не может к порядку привыкнуть. Все в строю, а он, видите, за стирку взялся.

«Об этом следует сегодня поговорить! — отметил про себя Евсеев. — Сейчас железная дисциплина нужна, как никогда».

— А почему вы думаете, что все в строю? — спросил он заинтересованно Юрезапского — с пристани ничего не было видно, кроме части стены равелина и отвесных берегов.

— Предполагаю, товарищ капитан третьего ранга! Слышал, как большой сбор играли.

— Разве? — сказал Евсеев, мысленно хваля старшину за наблюдательность. Сам он. поглощенный мыслями, не обратил на сигнал внимания, а может быть, даже не услышал его.

Между тем катер подошел к пристани и, слегка стукнувшись о нее бортом и вспенив на заднем ходу воду, застыл на месте. Все подождали, пока на берег сойдет Евсеев (по званию и должности он был самым старшим).

Как только Евсеев ступил на землю Северной стороны. мысли его вновь вернулись к полученному приказу. Но, странное дело, то возбужденно-нервное состояние, которое он испытывал и у командующего и пока шел по городу к пристани, здесь, на Северной, исчезло почти без следа. Здесь он был дома, в своей части, среди своих бойцов, и, кроме того, привычный вид равелина, обрывистых берегов, поросших выгоревшей травой, до мелочей знакомой пыльной дороги — все это настраивало на старый, обычный ход жизни, будто ничего и нс случилось и он вернулся не от простившегося с ним навсегда командующего, а просто из обыкновенной поездки в город. Он вздохнул широко, всей грудью, как вздыхает уставший человек, достигая своего пристанища, и медленно обвел все взглядом. И первое, что ему бросилось в глаза, были неоконченные окопы вокруг равелина.

«Ну что ж! Пора начинать!» — твердо подумал капитан 3 ранга, подтягиваясь и одергивая привычным движением китель. И так же твердо, широким решительным шагом он направился к равелину. За ним двинулись все остальные.

Поднимаясь от пристани в равелин по узкому, в три метра, проходу, который скорее напоминал траншею, Евсеев с огорчением подумал, что если немцы подойдут вплотную к равелину, то именно здесь нм будет легче всего проникнуть к его стенам: проход почти не простреливался ни с одной точки старой крепости.