Он бросает отрывистые распоряжения, и радист Юрченко выставляет над кустами тонкий прутик антенны, гнущийся под напором ветра. Командный пункт Тридцатой батареи принял короткий сигнал, стальной прут быстро исчезает в кустах.

Адамов, расставив треногу стереотрубы, занялся осмотром местности. А в это время где-то далеко на западе, у самого берега моря, в броневой рубке батареи вахтенный радист уже доложил командиру батареи капитану Александеру:

— Корпост Адамова занял третью точку. Прорвались благополучно, потерь нет, стычек не было, пока не обнаружены...

Усталые глаза Александера повеселели.

Старший лейтенант Окунев упорно и настойчиво готовил корректировщиков. Он тренировал командиров башен и их помощников. Лейтенанты Теличко, Поль, Адамов, Репков выезжали на автомашине далеко от батареи, лазили по холмам, изучая местность, сравнивая с картами. Каждую карту надо было откорректировать как можно точнее. Со времени составления карты могли произойти весьма существенные изменения. Там, где была голая долина, теперь рос сад, на южных склонах холмов появились виноградники, некоторые крупные деревья, нанесенные на карту, были сломаны ветром или спилены. Местность изучали так тщательно, что любой артиллерийский офицер батареи мог на память перечислить все, что могло служить ориентиром.

Старший лейтенант Андрей Теличко и лейтенант Саркис Адамов (1942 год).

Помощник командира второй башни лейтенант Адамов иногда даже сердился на Александера и Окунева, требовавших такого дотошного изучения местности. Ему вначале казалось, что и скрытые подходы к корректировочным постам изучать незачем. Он считал, что немцы не смогут ворваться в Крым, а тем более близко подойти к Севастополю. И вот теперь, пройдя незаметно мимо немецких постов, Адамов с благодарностью вспомнил Окунева. Отличное знание этой холмистой местности, покрытой кустарником и низкорослым дубняком, дало Адамову и его помощникам возможность успешно оперировать в тылу врага. И вот сейчас, установив стереотрубу, он медленно ведет ее по горизонту. Командиру поста помогают матросы, вооруженные восьмикратными биноклями.

Адамов видит, как по шоссе проносятся мотоциклисты, ползут в сторону фронта подводы с ящиками и мешками. «Каптеры с продуктами, — решает лейтенант. — Не та цель для «Тридцатки». Медленно прошли по разбитому шоссе в сторону Симферополя санитарные машины с большими красными крестами на бортах и крышах кузовов. «Две, три, четыре, пять, шесть», — удовлетворенно считает Адамов и думает, что еще десятки фашистских солдат и офицеров выведены из строя. И наверняка столько же убито. Хорошо! Прижимаясь к облакам, плотным строем идут к северу наши штурмовики — не иначе, как бомбить Сарабузский аэродром — тоже хорошо!

Но вот далеко на горизонте из-за холма вырвался клок белого дыма. Стереотруба, направленная туда, сразу же придвинула горизонт к горе, на которой сидят корректировщики. Приближается небольшой состав из товарных и пассажирских вагонов. На трех платформах стоят бронеавтомобили и пушки. Паровоз, тянущий этот состав на подъем, неистово пыхтит, выбрасывая с каждым толчком поршней клубы пара, смешанного с дымом. Адамов прикидывает на глаз расстояние от поезда до Бахчисарая: поезд будет там через пять минут.

— Быстро связь с КП, — приказывает он Юрченко.

Радист высовывает из куста стальной гибкий прут, и через полминуты двухсторонняя связь установлена.

...На батарее все приходит в движение. По лязгающим транспортерам ползут из погребов в башни снаряды и заряды. Вот на лоток подан четырехсоткилограммовый снаряд. Рослый комендор быстро пишет на нем мелом: «Смерть фашистским оккупантам». Что-то лязгнуло, и зарядник, словно гигантская рука, почти мгновенно засунул снаряд в казенную часть орудия. Нарезы с мягким хрустом вошли в медь ведущих поясков, и «рука» поочередно затолкала в широкую пасть казенника два шелковых цилиндрических мешка с порохом. Тяжелая дверка замка, приведенная в действие электромотором, мягко закрылась, и орудие стало подниматься на заданный угол возвышения. Этот угол, а также направление на цель очень быстро вычислил капитан Александер. Стрельба идет по закрытой цели. Никто на батарее не видит врага. Успех стрельбы зависит сейчас от лейтенанта Адамова и его помощников.

Адамов хочет быть спокойным, но никак не может совладать с собой: слишком ответственна его задача. Ради этих тревожных минут боя он — пятигорский паренек — четыре года учился в артиллерийском училище, немало поработал и на батарее. И вот теперь он должен с честью выполнить свой долг перед Родиной. Волнение Адамова передается и его подчиненным: лейтенант это видит по их глазам, по суровым лицам, по лаконичным и точным ответам матросов, выполняющих свою задачу спокойно и деловито. Они ведь тоже понимают ответственность момента.

Станция Бахчисарай отлично видна, а поезд еще за горой. Надо подсчитать, за сколько времени он подойдет к вокзалу, и тогда — первый залп. Александер и его командиры башен — Теличко и Поль — уже знают, что стрелять будут по станции Бахчисарай. Орудия наведены точно, ждут сигнала. Но сигнала подавать пока нельзя. Еще неизвестно, примет ли станция поезд или его остановят за семафором.

Но вот поезд медленно выползает из-за холма. Отчетливо видно, как машинист потравливает лишний пар. Паровоз поравнялся с вокзалом. Выдержка, и еще раз выдержка! Долгая, долгая минута — и наконец сигнал, а затем — томительное ожидание залпа. И хотя от подачи сигнала до момента, когда на посту услышали звук летящего снаряда, едва прошла минута, Адамову она показалась вечностью.

Звук неожиданно возник где-то сзади. Казалось, что какой-то великан могучими руками раздирает в небе гигантское полотно невиданной прочности. Этот звук издают тяжелые снаряды, вспарывающие воздух. Треск раздираемого полотна еще не заглох, когда в районе вокзала вырос высокий рыжий букет грязи и дыма. Это был первый пристрелочный снаряд.

Звуки разрыва еще не донеслись до холма, как Адамов сообщил на батарею место падения снаряда. Снова рев уже двух снарядов — и два рыжих столба взметнулись к небу у самого поезда. В стереотрубу было ясно видно, как пробитый осколками паровоз окутался свистящим паром, а из вагонов высыпали солдаты. Они бежали, падали на бегу.

Третий залп был четырехорудийный. Один снаряд угодил в вагон, второй — в здание вокзала, два разорвались рядом с поездом, раскидав десятки людей. Загорелся вагон, выбрасывая пламя яркого соломенного цвета. «Горят боеприпасы», — определил Адамов. Залпы раздавались чаще. Низко над станцией, над мечущимися в страхе людьми засверкали разрывы шрапнелей, осыпая платформу и площадь у вокзала тысячами пуль и осколков. В предсмертной агонии забились обозные лошади, загорелись автоцистерны. Серые фигурки солдат все гуще и гуще ложились вокруг приземистого здания вокзала. «Для этих война кончилась», — подумал Адамов.

Потребовав еще два залпа фугасными, лейтенант дал «дробь» и доложил Александеру результаты стрельбы. Адамов берег снаряды: он считал, что задача выполнена.

Комендор Салапонов, схватив свободный бинокль, впился глазами в страшную картину разрушения. Он впервые увидел так близко результаты огня своей батареи.

Немцы, видимо, засекли работу рации корректировщиков и направили к подножию горы группу автоматчиков. Но корпост свое дело сделал, и Адамов решил не принимать боя. Воины быстро спустились по склону, стараясь скрыть свой отход. Они должны были в сумерках пересечь линию фронта и не напороться на свое же минное поле. Сделать это было не так-то просто. По проселочной дороге наперерез им мчались восемь мотоциклистов. Двое с ручными пулеметами, остальные — с автоматами.

— Не дать им залечь, — приказал Адамов.

Выстрелами из винтовок краснофлотцы быстро сшибли троих, четверо, дав газ, удрали, один остался за камнем с ручным пулеметом. Короткими очередями он прижимал корректировщиков к земле. Они ползли, прячась за бугры и камни, но впереди было ровное поле. Один краснофлотец, отделившись от товарищей и зажав в руке «лимонку», направился к врагу. Фашист, увлеченный стрельбой, не заметил, как граната, описав высокую дугу, легла рядом с ним. Глухой взрыв прекратил стрельбу. Забрав пулемет врага, боец возвратился к своей группе.