Астиальда брезгливо обошла их грызущуюся свору и приблизилась к кровати. Гинго, тихонько постанывая, лежал неподвижно. Глаза его, в которых отражались попеременно боль, ужас, восхищение и мольба, не отрывались от лица Астиальды.

Он попытался приподнять голову, но у него не хватило сил.

Я ведь не умру?... - с усилием прошептал карлик. - Я стану высоким и красивым?...

И тут вдруг словно дуновение ветра пронеслось над его изувеченным тельцем.

Императрица замерла в изумлении, глядя, как закрываются раны на теле карлика, а само оно вытягивается, становится белым и гладким. Перед Астиальдой, распластавшись на окровавленной кровати, лежал прекрасный юноша с чёрными шелковистыми кудрями, в точности такой, какого показывала поверхность волшебного подноса.

Гинго был поражён происшедшей с ним переменой не меньше императрицы. Сам не понимая, как это случилось, он сначала ужаснулся, а потом его захлестнула буйная радость.

Я знал, что так будет, о моя владычица! - закричал он, протягивая Астиальде руки. - Знал, что ты не оставишь меня и сделаешь таким, каким я должен быть!

Да, Гинго, я обещала, что ты обретёшь своё настоящее тело, и так оно и случилось, - ответила она после короткого замешательства. - Развеялись чары, которые были напущены на твою мать, носившую тебя в своей утробе...

Их развеяла ты, владычица!

Она отстегнула фибулу, и мантия упала к её ногам.

Ты достоин моей любви, - сказала она.

Дальнейшее показалось Гинго сном. Императрица отвела от своей груди лёгкую ткань и оголила плечо; затем обнажилась её грудь, украшенная драгоценным ожерельем, затем, мягко зашуршав, упало платье, оставив на белом, как снег, теле лишь тонкий набедренный пояс, усыпанный алмазами и изумрудами.

Гинго лежал, весь отдавшись ощущениям, которые дарило ему его новое тело, и главным из них было сильнейшее желание любви, ведь перед ним стояла нагая богиня, ослеплявшая блеском своей красоты!

Ты сделал всё, что было в твоих силах, - ласково произнесла она, - и даже то, на что я не смела надеяться: вырвал из запястья Гомбарума колдовской камень и проглотил его прежде, чем он заставил тебя окаменеть. Гомбарум мёртв. Теперь ты вправе рассчитывать на награду... И она будет по-императорски щедрой, мой верный, милый, прекрасный Гинго...

Она поднялась на кровать и склонилась над юношей, который весь дрожал от счастья и желания.

Моя императрица... Я не смею поверить...

С этой минуты ты мой повелитель и государь, - прошептала она, приближаясь лицом к его лицу и касаясь кончиками грудей его бурно дышавшей груди. - И не только государь, но и мой муж...

Чувствуя, что совершает святотатство, Гинго обхватил руками её стан и привлёк к себе, а когда она обвила бёдрами его ноги, застонал от восторга.

Муж? Я не смею... - Мысли Гинго смешались и куда-то унеслись, а воля и рассудок сгорели в огне испепеляющего желания. - Неужели ты... моя?

Астиальда обхватила губами его рот и в знойном призыве облизнула его губы языком.

Твоя, Гинго, твоя навсегда... Но скажи мне, ты ведь проглотил камень?

Камень? - переспросил Гинго, которому было сейчас не до камня. - Да... Но это случилось, когда я ещё был собакой...

Значит, он до сих пор в твоём желудке, - Астиальда с улыбкой прильнула к нему. - Но там ему совсем не место...

Ты мне поможешь вынуть его? - спросил Гинго, покрывая её лицо жаркими поцелуями.

Конечно... Я сейчас устрою так, что он сам выйдет оттуда... - Она провела рукой по волосам юноши. - Ну вот, теперь тебе осталось только захотеть, чтобы он вышел...

Гинго кивнул.

Да, я хочу, - сказал он и в следующее мгновение сделал глотательное движение, почувствовав, как откуда-то из желудка ему в горло вошло что-то твёрдое.

К его немалому удивлению, у него во рту оказался гладкий предмет размером с фасоль. Он разжал зубы и на кончике языка вынес его наружу. Астиальда едва не вскрикнула, увидев камень. Но тотчас постаралась скрыть охватившее её волнение.

Отдай его мне, - проговорила она хрипло, ласкаясь и устремляя язык навстречу камню. - Переложи со своего язычка на мой... Ну же, мой милый...

Гинго с раскрытым ртом промычал что-то невнятное, но по блаженному выражению его лица нетрудно было понять, что он с радостью выполнит любую её просьбу. Астиальда с жадностью приникла к его рту, и Гинго языком перекинул камень из своего рта в её.

Зубы Астиальды, получив добычу, мгновенно сомкнулись, и она отпрянула от юноши.

Ты отдал мне его добровольно, а значит, он мой! - воскликнула она, соскочив с кровати.

Камень уже был у неё в руке. Она подняла его на свет рубинов.

Да, это он... Я чувствую, как меня переполняет сила... - Она перевела взгляд на Гинго, который призывно протягивал к ней руки. - Камнем можно завладеть только если его владелец спит или расстаётся с ним по доброй воле, - сказала она, хищно улыбаясь. - Ты отдал мне его по доброй воле, значит, он мой.

Астиальда, какое это имеет значение...

Она вдруг коротко и зло рассмеялась.

Глупец! - Её громкий голос эхом прокатился под сводами. - Впрочем, что ещё можно ждать от несмышлёного маленького человечка, ничего не понимающего в колдовстве...

Её последние слова заглушил сдавленный вопль: Гинго снова превратился в карлика! Как будто не было этих восхитительных предшествующих минут! Его тело покрывали раны, нанесённые Гомбарумом, зубы были выбиты, а вместе с кровью, хлеставшей из перерезанного горла, выходила жизнь.

Да, ты глупец, что добровольно расстался с самой большой драгоценностью в Поднебесье! - возбуждённо прокричала императрица. - Останься он у тебя в желудке, и ни я, и ни кто другой не посмели бы и пальцем тронуть тебя. И напрасно ты вообразил, будто это я превратила тебя из карлика в прекрасного юношу. Нет, это сделал ты сам. Ты сам, может быть, не сознавая того, пожелал это, а камень лишь выполнил твоё пожелание. Вот с чем ты добровольно расстался. И теперь ты умрёшь! Прощай, глупый шут!

Гинго смотрел на неё сквозь наплывающую пелену, из последних сил удерживая затухающее сознание.

Астиальда... - прошептали немеющие губы.

Она не обращала на него внимание.

Божество Запредельных Бездн! - говорила она, глядя на колдовской камень, который пульсировал в её руке золотым блеском. - Ты дашь мне бессмертие, вечную молодость и колдовскую силу, перед которой ничто не сможет устоять. Я не повторю ошибок Икльтмеса и Гомбарума, никто не отберёт тебя у меня. Отныне я - повелительница Олеарии и одиннадцати королевств! Я всесильна! - Она снова захохотала. - Я буду наслаждаться абсолютной властью и всем, что она даёт! О, тысяча наслаждений! О, сладость грубой любви обнажённых тел, сладость казней и пыток, оргий и кровавых забав!... Бессмертие позволит мне тысячелетия упиваться вами!...

Она накинула на себя мантию и направилась к лестнице.

Гинго силился поднять голову, чтобы в последний раз взглянуть на неё. Его тело терзала адская боль, на глаза наплывал мрак, а он улыбался. Сбылась его мечта. Он умер за императрицу, и в последние минуты своей короткой жизни удостоился счастья видеть такое, за что тысячу раз готов был принять смерть.

Она ушла, а в его угасающем сознании ещё несколько долгих мгновений стояло видение её прекрасного лица. Лицо Астиальды было близко, так близко, что касалось губами его губ...

г.

Журнал "Метагалактика" 1, 1995

Отредактировано автором в январе 2009 года

КРОККИ ИЗ РОДА БАРСА, ИЛИ МИР ОБОРОТНЕЙ

Глава I

Королевский склеп

Крокки очнулся в кромешном мраке.

"Я мёртв, - мелькнуло в мыслях. - Сейчас меня встретят родители и брат. Они тоже мертвы и помогут мне перебраться в долины Заоблачных Высей, где в золотых дворцах пируют давно скончавшиеся короли и герои. Так написано в Скрижали...".

Он глубоко вздохнул и расправил плечи. Неспешно, подобно раскалённому кинжальному лезвию, в затылок вошла боль. К горлу подступила тошнота. Ощущение было сродни тому, что он испытал на своём последнем пиру в Бронзовом Замке, когда он отпил из рокового кубка.