Раньше Семен видел самолеты только на картинках, лишь один раз в небе да и то так далеко и высоко, что не верилось, есть ли в нем люди — какая-то маленькая не машущая крыльями птичка. А теперь их на аэродроме стояло несколько десятков, разных по виду и по величине, одномоторных, двух — и даже четырехмоторных; и крылья — у одних сверху, у других снизу, а у некоторых Двойные, снизу и сверху, стянутые узкими металлическими лентами.

Майор, который приезжал за ними, объяснял: [45]

— ...Это моноплан — с одним крылом, это биплан с двумя крыльями. Ут-один, У-два, Р-пять, СБ — скоростной бомбардировщик. А теперь по одному залезайте в кабину.

У Семена, когда он сел в штурманское кресло, дух захватило — какая-то фантастическая машина, почище жюль-верновского «Наутилуса», а сколько приборов, кнопок, ручек... Семену только теперь по-настоящему захотелось летать, овладеть волшебством управления этой чудесной машиной. А то, что страшновато немного, не беда, сладит он с собою. Что он, хуже других?

Первым полетел Молибога. На У-2, во второй кабине. В переднюю сел немолодой усатый капитан со строгим лицом и цепким, пронзающим насквозь взглядом. Впереди у него зеркальце, чтоб видеть, как там чувствует себя курсант. Сделали круг над аэродромом, сели. Николай вылез из кабины с блестящими от счастья глазами.

— Ну, хлопцы, така прелесть — ни в сказке сказать, ни пером описать! — воскликнул

он...

Второй пассажир оказался менее удачливым — после посадки его стошнило. Капитан, правда, не придал этому значения.

— Бывает, — сказал успокаивающе. — Без привычки...

А у третьего спросил:

— Ну доложите, что видели. Летчик должен все примечать.

Когда очередь дошла до Семена, он почувствовал, как на лбу и спине выступил холодный пот. Страшно было подниматься ввысь, а еще страшнее смотреть вниз. Встречный поток врывался в кабину, трепал комбинезон, словно хотел раздеть, хлестал по щекам. Летчик положил самолет на крыло и такой закрутил вираж, что в глазах зарябило. Голова Семена, как у черепахи, сама пошла в плечи. И тут же он увидел в зеркале колючие беспристрастные глаза капитана. «Что, дрейфишь?» — будто спрашивал он. «Ничего подобного», — так же мысленно возразил Семен и расправил плечи. Даже перегнулся и глянул за борт, где в непонятном хороводе кружились белые домики какой-то деревушки, желтые квадраты уже скошенных полей, сады, речка... [46]

В голове у Семена тоже все кружилось, немного подташнивало, но он собрал все силы и доложил:

— Красноармеец Золотарев совершил ознакомительный полет по кругу. Какие будут, товарищ капитан, замечания?

— Что видели?

— Небо видел, деревню видел, поля, речку.

— И то добре, — констатировал для себя капитан и напротив фамилии Золотарева в своей тетради записал: «Курсант чувствовал себя в полете хорошо, действовал уверенно».

4

Летчик энергично довернул самолет на заданный курс, и бомбардировщик будто застыл на месте. Лишь гул моторов да проплывающая внизу земля говорили о его движении. Семен еще раз сделал промер, уточнил скорость и направление ветра и распрямился в кресле. На душе было хорошо — и от синего безоблачного неба, и от того, что учеба в штурманском училище подходила к концу, и от собственного достоинства и своей значительности: страх он переборол и теперь при воспоминании о прошлом ему становилось смешно, по всем предметам он имеет только отличные оценки. И главное — по бомбометанию, на зачетный полет которого сегодня летит. Надо не подкачать и на этот раз. И наденет он темно-синюю парадную форму с лейтенантскими петлицами и авиационными эмблемами, поедет домой в отпуск.

Впереди показался полигон, изрытая взрывами площадка с размеченными квадратами, макетами самолетов, мостов. Семену предстояло разбомбить «мост». Он и предположить не мог, что через два года такое же задание, только совсем в других, боевых условиях, и не по макету, а по настоящему мосту через Днепр, ему придется выполнять...

— Двадцать вправо!.. Еще пять... Так держать! — скомандовал Семен летчику-инструктору.

Ферма «моста» медленно ползла к перекрестию оптического прибора бомбометания, прибора, который совсем недавно поступил на вооружение бомбардировщиков и которым Семен успешно овладел. [47]

«Пора». Семен дернул рычаг и почувствовал, как вздрогнул бомбардировщик, освобождаясь от бомб.

На втором круге он увидел результат своей работы бомбы попали в цель. Он чувствовал себя на седьмом небе.

5

Летно-тактические учения дальнебомбардировочного полка закончились 20 июня. Экипаж командира звена капитана Серебряникова, в котором Семен Золотарев летал штурманом, снова показал лучшие результаты по самолетовождению и бомбометанию. Командир полка майор Микрюков объявил экипажу благодарность. А 21 июня вечером многие летчики и штурманы были отпущены на отдых. Правда, майор предупредил:

— Если над городом увидите По-2, сразу же бегите на аэродром.

— Будем надеяться, что он не появится, — высказал пожелание Иван Серебряников. — Какие, штурман, планы? — спросил он у Семена.

— Сходим в парк, посмотрим, кто там появится сегодня на танцплощадке.

Они были молоды и неженаты, в Новочеркасск прибыли совсем недавно, и каждый мечтал встретить такую девушку, чтоб любима была и любила, чтоб пошла за ним на край света.

На ужин в свою летную столовую они не пошли.

— Сегодня мы заработали ужин с вином и музыкой, — сказал Иван Серебряников, — поужинаем в ресторане.

Серебряников был старше возрастом и званием, и Семен старался во всем подражать своему командиру.

В общежитии они нагладили обмундирование, начистили сапоги и пуговицы и вышли на свою знаменитую Коммунальную улицу, на которой жили многие летчики и штурманы полка, и пошли к проходной.

В этот вечер парк был особенно многолюден. По аллеям гуляли парочки, на скамейках сидели принаряженные старики и старушки, с танцплощадки неслась музыка, волнуя молодежь.

Ваня был возбужден и полон решимости. Едва вошли на танцплощадку, он ринулся на поиски своей суженой, и вскоре подвел к Семену такую же маленькую, как он сам, худенькую девушку с красивыми карими глазами. [48]

— Познакомься с моей землячкой. На практику из Воронежа приехала.

— Таня, — несмело назвалась девушка.

Семену она тоже понравилась: скромная, застенчивая, милая. А Иван к концу танцев был от нее без ума: за недолгую службу Семен хорошо узнал некоторые черты своего командира — влюбчивость и мгновенную смену настроения. Он был то весел, то сердит, то мрачен; настроение у него менялось от одного слова.

Но в этот вечер Иван был постоянен: шутил, смеялся и ни на шаг не отпускал Таню. А Семену не везло: девушки, которые ему нравились, оказывались уже занятыми. И он, проводив после танцев своего командира и друга до квартиры, где остановилась Таня, отправился в общежитие.

«Наконец-то высплюсь вволю, — помечтал он. — И на завтрак не пойду». За время летно-тактических учений он, несмотря на свою молодость и привычку недосыпать, изрядно устал.

Едва добравшись до кровати, он уснул мертвецким сном. Ему снился какой-то шум, гул самолета, кто-то куда-то его звал. Проснулся он от сильного толчка в бок. Иван Серебряников сердито прикрикнул на него:

— Да ты что, оглох? Сколько тебя будить можно? Быстро собирайся, тревога! Командир на По-2 над городом летает!

«Нашел время тревоги устраивать, — недобрым словом помянул Семен майора Микрюкова. — Мало ему было летно-тактических учений...»

Но уже на пути к аэродрому злость Семена сменилась беспокойством: а вдруг и в самом деле война? О ней в последнее время говорили много и часто, и разговоры как бы само собой приглушили серьезность назревающих событий. А теперь они всплыли ярко и отчетливо: неоднократные нарушения фашистскими самолетами нашего воздушного пространства, сосредоточение их войск вдоль западной границы. [49]