Три дня я отсутствовал в реальном мире, забывшись в алкогольном тумане. Потом пришел Макс. Матерясь сквозь зубы, распинал пустые бутылки, грубо оторвал мою задницу от нагретого места на покалеченном диване и швырнул меня под холодные струи душа.

Через час я сидел на кухне и пил горячий, сладкий, крепкий чай с травками из последней, не сильно пострадавшей кружки (ну подумаешь - ручка откололась…) под присмотром грозного друга. Из гостиной доносились тяжелые вздохи домработницы и грохот сгребаемого в мусорные мешки хлама.

- Я смотрю, ты неплохо повеселился на Женькином дне рождения, три дня в глухой несознанке, - зло выплевывает слова Макс. - Вот не знал, что ты еще и запойный алкоголик.

- Макс, давай ты меня позже стыдить будешь, а? – голова разваливается на пазлы, в груди жжет и болит. - Ну, например, когда будешь рыдать над моим гробом.

- Так! Шутить изволим, - сложив руки на груди, вещает верный друг. - Значит, в себя приходить начал. Хорошо! Сейчас в спаленку тебя отведу, одеялко подоткну, колыбельную спою – и только попробуй завтра не явиться на работу, излучая оптимизм и хорошее настроение. Прибью! Надеюсь, ты понял меня, Гризли?!

- Да понял я, понял! – стыдливо опустив глаза, стараясь не смотреть в сторону учиненного мной разгрома, бодренько ползу на второй этаж. Здравствуй, кроватка! Я твой до утра!

<center> *</center>

Жизнь постепенно входила в привычную колею. Медленно потекли безрадостные дни, работа – дом, дом – работа. Интерьерчик, мебель и бытовую технику пришлось обновить. На кухне сверкали хрустальными гранями новые стаканы и рюмки и радовал своим великолепием белоснежный набор столовой посуды. Я же старательно изображал на публике обещанные Максу оптимизм и жизнелюбие.

А в городе безраздельно хозяйничала весна, обливая нежной зеленью деревья, кустарники и газоны, солнце светило все смелее и ярче, скоро майские праздники и пикники на свежем воздухе. Народ оживал и радовался, вдыхая весеннюю свежесть и жмурясь от ласкового солнечного тепла, только на моей душе было пусто и горько. Пусто – без Зайкиной улыбки, подсмотренной мной; без его обжигающего и пусть ненавидящего меня взгляда; и хриплого голоса, заставляющего меня умирать от желания. Горько – от сознания того, что сам же, своими руками создал эту гребаную безвыходную ситуацию.

Однажды, возвращаясь поздно вечером с работы, я задумался и сам не понял, как вырулил в знакомый тихий дворик. Припарковавшись, судорожно вспоминаю Женькино расписание и понимаю, что парень сейчас должен быть дома. Да, оба окна маленькой квартирки на втором этаже уютно светятся в наступающих сумерках. За незакрытыми шторами мелькает знакомая фигурка парня, завораживая меня и не позволяя уехать. Как же давно я его не видел, безумно соскучился, ведь так больше ни разу и не заехал в МcDonalds, помня о своем обещании. Вот и сидел я сейчас в машине и не сводил глаз с Зайкиных окон, ловя каждое его движение. И это было так странно: сердце сладко замирало и болезненно сжималось каждый раз при его появлении в обрамлении рамы.

Наконец-то я знал, что мне делать и как поступить. Теперь свои вечера я проводил во дворе Женькиного дома, любовался парнем в окне из припаркованного автомобиля или примостившись на детских качелях, а иногда - подпирая ствол знакомой рябины. Смотрел в светлые квадраты, дожидался, когда выключится свет и, понаблюдав уже за темными окнами еще минут двадцать, - уезжал домой. Отсюда прогнать он бы меня уже не смог.

Через несколько дней, медленно раскачиваясь на детских качелях, я увидел на фоне темного окна на втором этаже до боли знакомый силуэт. Женя. Он стоял, опираясь на перила маленького незастекленного балкона, и словно высматривал кого-то сквозь черный бархат ночи. Я замер, борясь с двумя противоположными желаниями: сбежать и спрятаться от его взгляда или встать и подойти ближе, обнаружив себя. Так и не найдя ответа, дождался, когда парень зайдет в квартиру, и уехал. С этого дня так и повелось: теплый весенний вечер, мягкий свет из окон, мелькающая между ними фигура Зайки, а потом - то ли в награду, то ли в наказание - его силуэт на балкончике и настороженный Женькин взгляд, обращенный ко мне, который я чувствовал через равнодушную ночь даже на расстоянии. Безмолвная битва характеров и жестокая игра в гляделки с душой. Чего мы оба ждали и на что надеялись – никто из нас, похоже, так и не знал.

Сегодня мое вечернее развлечение подпортило первым весенним дождем, поэтому рябина гостеприимно распахнула мне свои зеленые объятья, приютив и спрятав от холодных тяжелых капель. Одно за другим гасли окна пятиэтажки, люди ложились спать, погасли они и в Зайкиной квартире, но вопреки уже сложившейся традиции, на балкон он не вышел. Женя вышел во двор. Помедлив буквально пару секунд, он подошел и прислонился плечом с другой стороны толстого ствола.

- Привет! – надо было что-то сказать, я и начал с банальностей.

- Здравствуйте! – ответил вежливый мальчик.

- Может, уже на «ты»? - с надеждой и дрожью в голосе говорю Женьке.

- Что Вы еще от меня хотите? Зачем Вы сюда приходите почти каждый день? – Зайка игнорирует мое предложение. Обидно.

- Жень, ты задаешь вопросы, на которые я не могу и не смогу ответить. Я не знаю, - странный разговор, странная ситуация. - Но думаю, чего хочу я – знаешь ты.

- Меня. На всю ночь, – с жалящей горечью в голосе выдает Зайка.

Мне вернули мои же, когда-то сказанные ему жестокие слова. Больно. Очень больно.

- Вы же уже получили, что хотели. Так зачем все это… - в его голосе проскальзывают слезы.

Не могу больше просто стоять, ждать и бояться. Бояться сказать что-то не так, сделать что-то не то. Лучше жалеть о том, что сделал, чем потом рыдать и страдать о том, что не сделал. Обхожу дерево и замираю перед парнем, головой практически уткнувшись в его лоб.

- Да, Жень, я получил что хотел. Что хотел тогда. Теперь я хочу гораздо большего, - даже в тусклом свете далекого фонаря я вижу опасение и недоверие в его глазах. - Теперь я хочу тебя, Женя. Только не на всю ночь, а на всю жизнь, – выдыхаю в его губы, сдерживая безумное желание прикоснуться к ним, поцеловать. Никогда не любил это мокрое дело, всегда стараясь побыстрее перейти к более интересным для меня действиям. А тут… Как же сложно, практически невозможно себя контролировать.

- Но так нельзя, - Женька отступает и упирается спиной в ствол, больше ему бежать некуда.

- Почему? - упираюсь ладонью о дерево над его головой.

Дождь мягко шуршит за спиной, роняя сквозь молодую листву редкие капли. Зайка молчит, только смотрит мне в глаза и нервно сглатывает.

– Жень, дай мне шанс. Один маленький глупый шанс. Пожалуйста. Мне все равно, что мы оба мужчины, уже все равно… - бешеное, неконтролируемое желание попробовать на вкус эти манящие губы срывает все тормоза. Больше не могу сам себе сопротивляться и не хочу.

Этот наш первый поцелуй я не забуду никогда.

- Женя, Женечка! - как молитву шептал я, обняв ладонями его лицо, выцеловывая, лаская и мягко облизывая эти, такие желанные губы.

Окружающая реальность словно растворилась и отступила, забрав с собой все ненужные в тот момент чувства, ощущения и желания. Сейчас меня не смог бы остановить даже атомный взрыв, я готов был умереть, но не разорвать этого поцелуя. Теплые, мягкие губы, с легким вкусом лимонных леденцов - мое счастье и мой восторг. Я наслаждался сам и нежил лаской своего мальчика. Еще несколько первых мгновений я чувствовал, как Женька упирается сильными ладонями мне в грудь, пытаясь оттолкнуть, но уже скоро он, расслабившись, сам вцепился пальцами в мой джемпер и ответил. Робко, неумело, словно стесняясь меня, себя и своих желаний. Мой Зайка – моя радость, мое блаженство, моя любовь – не отдам, не отпущу…

Задыхаясь от нежности, нереального кайфа и нехватки воздуха, отпускаю из сладкого плена Женькины губы. Не могу поверить, что такие эмоции можно испытать только от одного поцелуя. Парень, шокировано смотрит на меня и, облизав и так влажные губы, медленно выговаривает: