— Пожалуйте, барышни приезжие, чай кушать.

В маленькое окошко лез рассвет. Рядков уже сам истопил печь, загреб горячие угли и вздул самовар.

— Провиант есть у вас какой с собой? — спросил он, когда его постояльцы приблизились к столу.

— Пока у нас ничего нет, — сказала Ангелина.

— Пока? А потом, значит, рассчитываете получить? Ну, поглядим.

Рядков выставил из горки на стол три чашки и блюдце с сахарным песком. И вдруг Марианна увидела белые поджаристые плюшки.

— Возьмите по одной, — милостиво распорядился Рядков, улыбаясь собственному великодушию. — Это я в пекарне печи уделывал, так дали мне сдобок. А уж чай вам сегодня постный будет. Не принесла мне одна баба молочка, метели испугалась.

Он пристально наблюдал, как они ели. Сам не съел ни кусочка, пил только пустой чай, звучно втягивая его через оттопыренную губу.

— Радиво небось любите слушать? В кино ходить? У меня ничего этого не будет. Я живу убого. Я человек рабочий.

Им оставалось только молчать и ждать. Плюшки свои они уже съели и теперь тоже тихо пили пустой чай.

— Я радивов не слушаю, — наслаждаясь их робостью, продолжал Рядков. — Правильного-то ничего не скажут. Один гольный обман.

— Какой же обман? — решилась спросить Ангелина.

— А всякий. Такой-то пунт взяли, эдакой… А немец прет да прет.

— Но ведь под Москвой их очень сильно разбили, — уже смелее сказала Ангелина.

Рядков поглядел на нее пристально и вдруг спросил:

— А ты город Одест знаешь?

— Да, — не сразу поняв, ответила она.

— А что дальше, Москва или Одест?

— Смотря откуда.

— Все оттуда! — Рядков подмигнул, будто слова его содержали какой-то хитрый смысл. — Ничего ты не знаешь! Проснетесь как-нибудь, а немец-то тута: вашим от наших низкий поклон!

Ангелина и Марианна не без страха переглянулись.

— Это же все изменится, — совсем робко сказала мачеха.

— Когда рак свистнет! А покуда вы с голоду подохнете, если добрые люди не выручат.

Он отвесил губу и улыбнулся.

— Держитесь за меня. Сумеете угодить — как царицы жить будете. Рыбы достану, пельмени мясные будут вам.

— Вы только скажите: что надо делать? — ободрившись, спросила Ангелина.

— Скажем, спешить некуда.

Рядков приглаживал гребешком бороду и черные стоячие волосы надо лбом и висками. И, продолжая улыбаться, глядел на беспомощно-красивую и еще не окончательно исхудавшую Ангелину.

— На покойную ты мою Дусю похожа, — сказал он вдруг Ангелине и указал на портрет над комодом. — Две капли воды.

С портрета слепыми, бараньими глазами смотрела женщина в платье с глухим воротом и с черной кружевной наколкой на гладко причесанной голове. Это была очень некрасивая женщина. Но Ангелина не обиделась.

С Рядковым она познакомилась на прошлой неделе, когда ходила на Муроян, в исполком, просить материальной помощи. Ждать ей там пришлось долго. В нетопленом коридоре, где она сидела на скамейке, возился возле голландки печник. Руки у него по локоть были в саже и глине, даже борода запачкана. Но он несколько раз пристально и хитро поглядел на Ангелину, и нижняя розовая губа его при этом топырилась, как в предвкушении сладкой еды.

— Приезжие будете? — спросил он, крепя проволокой печную дверцу.

Ангелина чуть кивнула головой. После полутора часов пустого ожидания ей стало тошно. И все решительные, заранее заготовленные слова свяли, как лист ольхи по первому морозу.

— Зря ты тут ждешь, — вытирая грязные руки о рогожку, сказал печник. — Самого нынче не будет. Я тут все порядки знаю. Ты вот ступай туда, — он указал Ангелине лесенку наверх. — Там писака один сидит.

В комнате наверху Ангелина увидела горбатенького, похожего на речного рака человека, который распростер клешни над столом.

— Ничем сейчас твоей нужде пособить не можем, — сказал он, пробежав заявление, в котором Ангелина просила зимней одежды для себя и для падчерицы. — Год только начался, фонду еще не отпустили.

— Но вы должны помогать эвакуированным, — бодрясь, заявила Ангелина.

— Само собой, что должны. А вот нету сейчас ничего, верь душе. Даже пары рукавиц дать не можем. Заявление свое оставь, через две недели приходи. Чего-нето подкинем обязательно.

А пока он ей дал пропуск на разовый обед в исполкомовскую столовую. Там Ангелина съела мясной суп, а блин из яичного порошка решила отнести Марианне. Но и блин съела, едва отошла от Муроян. И вдруг с ясностью почувствовала, что никакие две недели она ждать не может и не хочет: все в ней отчаянно запросило сытости и тепла. Она не знала, на кого ей теперь обижаться, но ей было невыносимо обидно и жалко себя, молодую и красивую, в допотопном шушуне, в котором просто невозможно чувствовать себя человеком.

В эти сложные минуты Ангелину как раз и догнал на санях Рядков, тот самый печник, который лез к ней с расспросами в исполкоме. Он придерживал лошадь и, улыбаясь в бороду, предложил:

— Желаешь, подвезу, красавица заезжая? Не робей: лошадь казенная; коногон при службе. Дорого не возьму.

Ангелина села к нему в сани, на накрытые рогожей кирпичи. А Рядков продолжал улыбаться.

— Замужние?

— Да.

— А спать небось не с кем?

— Это не имеет значения, — вяло сказала озябшая и усталая Ангелина.

Рядков гладил варежкой бороду и неотрывно смотрел на спутницу.

— Не с того крыльца просить ходишь. Я тебя научу. Оденься получше — да к вечерку, когда посетителей нету, прямо к коммунальщику, к Ивану Григорьевичу. Он вашего брата любит.

— Дело в том, что мне нечего надеть получше, — тихо, но внятно призналась Ангелина.

— Это другой оборот. — И он вдруг предложил: — Тогда иди ко мне на квартиру. Сыта будешь. У меня уж если похлебка, то похлебка, а не столовская…

Рядков сказал гадкое слово, которое Ангелине пришлось молча проглотить. Ее уже тянуло на слепую покорность. И она через силу улыбнулась этому чернобородому, хитроглазому мужику.

— Только ведь со мной девочка…

— И девочке место будет. Я куски не считаю.

А когда озадаченная Ангелина заметила, что ведь ее могут и не отпустить из школы в Тихом, Рядков махнул рукой.

— Мне Ивану Григорьевичу только слово сказать.

Они ехали, и Ангелина думала, что у ее попутчика, наверное, большой, богатый дом, в котором полно еды и одежды. Перед ее глазами вдруг встала груда чего-то хлебного, теплого, печеного, и голова напухла туманом. Она закрыла глаза и предположила с надеждой, что, может быть, этому бородатому дядьке просто нужна прислуга, чтобы ему стирала, убирала?..

Но Рядков не собирался наводить тень на плетень. Он тут же, в санях, крепко обнял Ангелину за плечи и сунул свою черную бороду ей в замерзшее лицо.

— Согласна?

Сомневаться не приходилось. И все-таки чем дальше они ехали по холодной бескрайней дороге, тем решительнее Ангелина уговаривала себя: «Все зависит от того, как себя поставить. Он не посмеет…»

В первое же утро Рядков велел своей молодой квартирантке стирать белье. Он сам вынул из печи огромный чугун с кипятком и выплеснул Ангелине в корыто. Потом долго рылся в комоде и достал кусок твердого, как кость, лежалого, темного мыла.

— Где надо примыль, а зря не трать.

Он зорко глядел на Ангелину, как будто изучал каждое движение ее мокрых, красных от пара рук. И вдруг заключил:

— Стиралыцица из тебя ни к… Полоскать на речку ступай, чтобы белье мылом не воняло. Не терплю.

Он дал ей старые, разбитые пимы, и она, оскорбленная и уже уставшая, ушла, оставив Марианну вдвоем с хозяином.

— Дедушка, а как зовут вашу кошку? — осторожно спросила Марианна.

Рядков как будто в первый раз заметил девочку.

— Где это ты кошку увидела? Я такой дряни не держу. Это кот, Пишка.

Пишка уже терся возле Марианны, и хозяин ревниво сказал ему:

— Брысь!

— Дедушка, а когда я пойду в школу? — уже без надежды на добрый ответ опять спросила Марианна.

Рядков посмотрел на нее, как на глупую, и промолчал.