Примерно через два года после ареста А.И. Берга к нам поступили сведения от одного офицера военно-морских сил, который находился в тюрьме вместе с А.И. Бергом и был выпущен из тюрьмы. Эти сведения заключались в том, что А.И. Берг не знал ничего о положении своей семьи, живы ли его супруга и дочь. В тюрьме этот офицер договорился с А.И. Бергом, что если при очередной передаче в тюрьму А.И. Бергу будет прислана белая рубашка «апашка» с отложным воротничком, то это будет означать, что с семьей все в порядке.

Марьяна Ивановна Берг сообщила мне и моей супруге об этой договоренности, и мы разыскали у себя «апашку»; Марьяна Ивановна переправила ее в тюрьму на имя Акселя Ивановича.

Перед началом войны в 1941 г. освободили из тюрьмы Акселя Ивановича (дата освобождения В.И. Сифоровым опять указана «по памяти» - на самом деле А.И. Берг был освобожден 28 мая 1940-г. - Ю.Е.) и вернули ему все ученые степени и звания, все воинские звания по его службе в военно-морском флоте и возвратили некоторую сумму денег. Выйдя ив тюрьмы, Аксель Иванович сразу зашел к нам домой. Обращаясь ко мне, он сказал: «Володька, такие вещи не забываются». Впоследствии он по-дружески называл меня так даже на официальных заседаниях» (а вот это я опять подтверждаю. - Ю.Е.).

Но В.И. Сифоров искренне и честно написал также и о том, что еще в 1935 г. его «...вызвали в Ленинградское управление НКВД... и предложили совместно работать по разоблачению врагов народа. Говорили, что в нашей стране очень много врагов народа среди наших советских людей, утверждали, что эту трудную проблему распознавания и разоблачения можно решить лишь совместно с передовыми людьми различных профессий, в том числе и ученых». Сначала В.И. Сифоров упирался, говорил, что он - «ученый и педагог высшей школы»... Но просьбы были настойчивыми, да и «...в процессе беседы у меня сложилось впечатление, что работники НКВД являются настоящими.честными чекистами, чекистами в духе Ф.Э. Дзержинского». Так

В.И. Сифоров стал секретным сотрудником НКВД, «сексотом», писал «характеристики» на всех «своих родственников, друзей и сотрудников».

«Я выполнил это задание. Но при этом на тех лиц, в которых я был уверен, что они не являются врагами, написал положительные характеристики - в том числе на А.И. Берга и А.П. Сиверса»... Сексот, помогающий «врагу народа» - не парадокс нашего, с переходом в XXI век - уже далекого прошлого?

Но тогда, в начале 80-х, В.И. Сифоров рукопись статьи Марины Берг отклонил, положил под сукно и до 1988 г. свое решение не пересматривал. Причиной отклонения названа [10] откровенность рассказа М.А. Берг об аресте отца - в послесловии она названа «главной причиной» отклонения, в предисловии -вообще единственной причиной. Очень уж въелся, видимо, в Сифорова дух сексотства, если даже через пол века, в 1988 году, упоминать об аресте Берга он считал недопустимым.

Сусанна Степановна Масчан, при жизни Берга - ученый секретарь Научного совета по комплексной проблеме «Кибернетика» при президиуме Академии наук СССР, да и вообще сотрудник А. И. Бергу достаточно близкий, сохранила рукопись. Вообще-то она указана «редактором - составителем» сборника, т.е. могла бы замолвить слово перед В.И. Сифоровым в защиту статьи И.А. Берг. Но, видимо, пороху не хватило. Тем не менее

С.С. Масчан добилась в 1993 г., уже после смерти Марины, опубликования этой рукописи - правда, в сокращенном, или, говоря языком М. Светлова, «изувековеченном» виде, в сборнике, изданном Государственным Политехническим музеем [10]. Правда, тираж этих публикаций - и [10], и [20] - невелик, всего экземпляров 400, они обречены были стать библиографической редкостью уже при выходе в свет. Поэтому я позволил себе привести тут из них пространные цитаты - думаю, что многим читателям они еще неизвестны.

...28 ноября 1974 г. (дата записана у меня в дневнике) я заехал к Акселю Ивановичу домой. Обсуждали мы много наболевших вопросов. И повестку дня заседания специализированного совета с вариантами возможных его решений. И итоги выборов в Академию наук: тогда в члены-корреспонденты АН СССР выдвигался Неон Александрович Арманд, внук ленинской пассии, работавший в ИРЭ АН СССР; «сто восьмой» письменно поддерживал это выдвижение, и Аксель Иванович, превосходно знавший академическое закулисье, объяснял, почему в этот раз выдвижение закончилось неудачей. Обсуждали и историю создания КБ-1, и преобразования в ВАКе... В общем, вопросов для обсуждения накопилось много. Беседовали, перескакивая с вопроса на вопрос, перемещались по квартире Акселя Ивановича на улице Губкина и остановились у картины в тяжелой раме, висевшей на некапитальной стене. Аксель Иванович по поводу этой картины разразился целым монологом:

- Картину эту мне подарили ленинградцы...

- Да, не очень-то определенно, - подумал я про себя. - Кто это - «ленинградцы»? Из какой среды? - но вслух ничего не сказал.

- А писал ее бывший мой матрос с подводной лодки. Я еще помогал ему в Академии художеств учиться - он проходил обучение в академии, а числился у меня в команде и состоял на довольствии. Ну, ленинградцы узнали об этом и заказали вот этот морской пейзаж. На картине то самое место, где моя лодка на дне Балтийского моря лежала, в иле...

Я тогда еще не знал этой истории, ведь Марина написала о ней уже после смерти Акселя Ивановича.

- Художник этот стал хорошим маринистом, - продолжал Аксель Иванович, - но вскоре умер. А море тут - настоящее. Написано не хуже, чем у Айвазовского, у того ведь большею частью брызги... Дело тут такое, не терпящее отлагательства: у меня уже дважды был районный архитектор, говорит: стена у Вас под угрозой, перегружена. Гляди того рухнет. Ведь картина -махина настоящая... Вот если бы Вы нашли, куда ее поместить, я бы вам ее и подарил.

Я еще раз осмотрел картину. Тогда - повторяю, год был 1974-й и я еще не читал историю о вещем пробуждении «тети Норы» - но место, где лежала в иле, на грунте, подводная лодка, видел - вот на этой картине. В правом нижнем углу - подпись художника «Н. Г...ков» черной краской, средние буквы в фамилии художника уже вытерты, не прочитаешь.

У нас в институте знавали, конечно, фамилии и погромче: например, в отделе кадров висела картина Богданова-Бельского «Пастушок» - зеленеющая березка, рядом с ней - подросток-пастушок с кнутом на плече. Она куда-то запропастилась в годы развала оборонных предприятий при «перестройке»: кадровые службы тогда располагались за проходной института, инвентарного номера картина, видимо, не имела - и кому она приглянулась, можно только гадать.

Я сказал Акселю Ивановичу, что прикину и позвоню.

Созвонились, а примерно через месяц я известил Акселя Ивановича, что выезжаю за картиной.

Помню, что выделили мне тогда из целого парка автомашин, которым располагало тогда наше автохозяйство, грузовичок с крытым верхом, с брезентовой «крышей» - на случай дождя.

Приехали. Аксель Иванович встретил нас уже в подъезде и по-стариковски суетился у картины, которую мы осторожно, на руках, вносили в лифт.

При попытке поставить картину в чрево грузовичка встретилось препятствие - в раскрытую полость на задней стенке картина никак не проходила. Что делать?

- Отбивайте верхнюю рейку, - сказал я водителю.

- Юрий Николаевич, - заскулил он, - да вы же знаете, что мне Золотухин⁵⁷ за это сделает? Скажет: брал машину в исправном виде, а возвращаешь с поврежденным верхом. Кто будет платить за ремонт?

- Ничего, - успокоил я его, - заступлюсь, замолвлю слово.

Шофер, чертыхаясь, отодрал верхнюю рейку и поддерживал

ее на весу, пока я проталкивал картину в грузовичок.

Попрощались с Акселем Ивановичем, поехали.

Картину разместили на лестничной клетке при входе на «директорский» этаж первого корпуса; там она висит и по сей день. Через год к раме прикрепили табличку: «Картина подарена коллективу ЦНИРТИ академиком Бергом Акселем Ивановичем».

Надвигалось 60-летие института. Срочно красили стены, шлифовали шкуркой перила. Запах лака и свежей краски разносился по всему институту. Малярские «козлы» стояли во всех проходах и в коридорах. Потом их собрали - как раз на лестничной площадке третьего этажа, напротив картины, подаренной Бергом. Надо было бы, конечно, картину снять и на время поместить в какое-то помещение, но работники хозяйственных служб, как всегда, понадеялись на «авось». Прохожу как-то мимо картины, «козлы» уже убраны, но вижу - в правом верхнем углу чернеет полоска: прорвали полотно! Что делать? Художников у нас тогда почти не стало, с трудом нашли одного, Юрия Ивановича Коршунова, оформлявшего стенды для Зала трудовой славы.