4 марта г-н Зорге, до сих пор не получивший ответа, отправил нам другую статью с кратким пояснительным письмом к ней. В своем ответе, датированном 4 апреля 1936 года, газета утверждала, что была бы рада, если бы г-н Зорге продолжил работу на нее, но просила высылать как можно больше статей описательного характера о Японии, если это возможно. Никаких других договоренностей больше не было. Время от времени г-н Зорге присылал свои статьи на разные темы, включая и некоторые весьма специфические, что высоко ценилось нашей редакцией. В письме, датированном 7 октября 1936 года, г-н Зорге сообщил, что подпись, которую мы выбрали для его статей — «от нашего корреспондента», его не устраивает и что он просит нас или отказаться от подписи вообще, или же выбрать какую-то другую, более обычную ссылку. Тогда газета ответила, что согласна была бы считать его своим корреспондентом, но сможет сделать это только в том случае, если будет уверена, что он состоит в Германской Ассоциации прессы. Позднее, 4 марта 1937 года, газета узнала от г-на Зорге, что он обратился с просьбой о приеме его в члены Ассоциации прессы, но что это дело долгое и требует времени. Здесь не было никаких трудностей объективного характера, и потому до окончания всех формальностей было бы разумно считать его сотрудником, а не корреспондентом. 28 марта 1937 года г-н Зорге сообщил, что для того чтобы ускорить свое вступление в Ассоциацию прессы, он обратился в германское посольство в Токио с просьбой помочь ему, снабдив некоторыми бумагами (он считался немцем, живущим за пределами Германии), и что посольство любезно обещало ему свою поддержку. Много времени спустя, 14 марта 1940 года, газета узнала, что г-н Зорге принят в Германскую Ассоциацию прессы в качестве журналиста.
Что касается каких-либо отношений контрактного характера между газетой и г-ном Зорге, можно сказать, что их не существовало. Более того, газета не запросила ни одной рекомендации из списка, перечисленного г-ном Зорге в феврале 1936 года, будучи уверенной, что г-н Зорге не стал бы перечислять этих людей, не будучи уверенным, что сможет получить их рекомендации. В ходе переписки с ним также выяснилось, что он часто посылает статьи в Германию через посольство. Более важным, однако, было впечатление, полученное и от переписки с г-ном Зорге, и от его журналистских работ, а именно, что он весьма серьезная и вдумчивая личность, одаренная как пониманием тонкостей газетной работы, так и политической проницательностью. Вдобавок из бесед с людьми, вернувшимися из Японии, стало ясно, что Зорге действительно пользуется глубоким уважением в посольстве и считается одним из самых информированных людей в Токио.
Однако никакого соглашения, которое повлекло бы более близкие отношения с г-ном Зорге, не заключалось. В нескольких письмах ему дали понять, что его работы высоко ценятся в редакции. Он не получал какой-либо фиксированной оплаты, а лишь гонорар за каждую статью и телеграмму в отдельности. Телеграфных репортажей после начала войны стало больше. В июне 1941 года мы узнали, что г-н Зорге понес некоторые траты, когда ездил по делам газеты, и потому впоследствии он получал некоторую сумму на расходы, что давало ему возможность передвигаться более свободно в интересах газеты, ожидая окончательного решения вопроса сотрудничества с газетой.
Подводя итоги — можно с уверенностью утверждать, что до самого последнего времени г-н Зорге не являлся сотрудником «Франкфуртер Цайтунг» ни в юридическом, ни в официальном смысле. Тесные связи, сложившиеся за прошедшие годы, можно было приписать исключительно качеству его материалов. За все те годы, что прошли с его самых первых писем, газета никогда не наводила справки о нем, но г-н Зорге перечислил все рекомендации лишь в этих своих письмах. Любая устная информация, полученная нами позднее, лишь подтверждала наше впечатление о нем, как о человеке, пользующемся уважением и полным доверием в германском посольстве в Токио.
Все эти данные взяты нами из наших архивов, и они исчерпывающие, поскольку ничего больше в архивах нет».
После своего прибытия в Японию Зорге укрепил свою респектабельность в глазах публики, обратившись осенью 1933 года с просьбой о приеме в нацистскую партию, куда он был принят в октябре следующего года. И таким небрежным и поверхностным было отношение бюрократов в офисе зарубежных отделений партии в Берлине, что в партбилете Зорге, сохранившемся до настоящего времени, не было ничего, кроме его имени и адреса: «Токио, Китай» (позднее слово «Китай» зачеркнуто карандашом и вставлено «Япония»). Таков был официальный документ Зорге.
И завершил он создание своего имиджа благонадежного нацистского журналиста вступлением в 1940 году в Ассоциацию германской прессы, патронируемую нацистской партией.
Из всех остальных основных членов группы Зорге лишь у Клаузена возникли трудности с поисками подходящий «крыши». Одзаки с самого начала сотрудничал с «Асахи», самой уважаемой газетой Японии. Мияги, один из сотен соотечественников, вернувшихся в Японию после пребывания в Соединенных Штатах, продолжал заниматься своим ремеслом художника. Вукелич, как И сам Зорге, договорился, что будет работать на западные газеты, а позднее устроился на работу во французское агентство новостей Гавас в Токио. Радист «Бернгард» занимался импортно-экспортным бизнесом в Йокохаме во время своего краткого и столь непродуктивного пребывания в Японии. Клаузен медлил с поисками подходящего занятия. Зорге «пытался найти легальную крышу для него», и Клаузен, наконец, организовал акционерное общество по производству и продаже приспособлений для изготовления «синек». Компания превратилась в акционерное общество с филиалом в Мукдене и выполняла работы по заказам большинства японских фирм и даже вооруженных сил. Однако бизнес этот имел недостаток с точки зрения шпионажа, поскольку вел к достижению финансового успеха. Именно это наряду с упорным сопротивлением жены Анны подпольной работе Клаузена в конечном счете крепко мешало Клаузену, лишая его энергии и снижая его эффективность в качестве члена шпионской группы.
Когда в ноябре 1935 года Клаузен прибыл в Японию, Зорге проинструктировал его о главной задаче — устройстве радиоприемника. Еще в Москве Клаузен обсудил со своим предшественником «Бернгардом» возможность покупки необходимых для этого деталей в Токио. Две электронные лампы он привез из Америки, а нужно было еще десять. Эти и другие необходимые элементы он сумел собрать, пройдясь по магазинам на Гиндзе, торгующим радиодеталями. Он также приобрел медную проволоку в магазине скобяных товаров, чтобы сделать катушки. Как один из самых опытных инструкторов московской радиошколы и изобретатель улучшенного радиопередатчика для подпольной работы Клаузен был очень компетентным в своей работе, равно как и в знании практических оперативных условий, приобретенном еще во времена китайской миссии.
Поначалу он достаточно бодро встречал практические трудности, возникавшие во время работы, его первой задачей было избавиться от неуклюжего радиопередатчика, сделанного «Бернгардом» дома, для чего они вместе с Вукеличем предприняли путешествие на яхте по озеру Яма-нака, где и утопили старый передатчик на глубоком месте. Это случилось в мае 1936 года, и сам Клаузен так описывает его:
«Радиопередатчик, оставленный моим предшественником «Бернгардом» в доме Вукелича, был так неуклюж и так бросался в глаза, что мы решили, что лучше избавиться от него. Мы с Вукеличем решили утопить его в ближайшем озере и однажды около семи часов утра сели на трамвай в Синдзюку, одетые, как туристы, у каждого в руках палка, на спине — рюкзак. В рюкзаках — радиоприемник, три передатчика и другие части. Нас беспокоила возможность проверки багажа в пути, но все прошло благополучно, и на станции Отцуки мы пересели на электричку, доставившую нас в Йосиду, откуда мы на такси доехали до отеля на озере Яманаки. Служащие отеля, пытавшиеся помочь нам занести рюкзаки, были удивлены их тяжестью и поинтересовались, что в них. Вопрос застал нас врасплох, но мы сумели сохранить спокойствие и без колебаний ответили: «Мы привезли с собой дюжину бутылок пива». «У нас вдоволь хватает пива», — сказали они, торопливо идя к нашему номеру с багажом. Мы опасались, как бы кто-нибудь не обнаружил, что у нас в рюкзаках на самом деле и не известил полицию, а потому, обсудив положение, выехали на середину озера в нанятой нами лодке и утопили в нем весь наш багаж, после чего вернулись в Токио, сбросив это по-настоящему тяжкое бремя со своих душ. Позднее, когда я рассказал Зорге об этом, он резко заметил: «Вам следовало избавиться от груза в Токио, вместо того чтобы ехать так далеко».