В ходе дознания японские следователи показали ему две фотографии. На одной из них был изображен первый связник Клаузена в Империал-театре, идентифицированный японцами как советник посольства Советского Союза по фамилии Вукевич. Другой связник — «Серж» — оказался вторым секретарем советского посольства Виктором Сергеевичем Зайцевым, сотрудником русской военной разведки[89].

После арестов членов группы Зорге Зайцев тихо покинул Японию. В 1943 году он появился к качестве «второго секретаря» советского посольства в Канберре, откуда позднее сбежал его коллега Петров[90]. В 1947 году он был аккредитован в качестве пресс-атташе советского посольства в Вашингтоне. К этому времени американские власти еще находились на ранних стадиях расследования дела Зорге, и сомнительно, чтобы существовала какая-то явная связь между советским пресс-атташе в Вашингтоне и Рихардом Зорге.

«Прежде чем я отправился в Китай и Японию, — признавался Зорге, — мне показали шифры, которыми я должен буду пользоваться. Ко мне в номер отеля пришел человек из 4-го Управления, и мы целый день просидели вместе, изучая инструкции».

Работа по шифровке и дешифровке сообщений была одним из наиболее охраняемых секретов. Ответственным за нее был глава каждой миссии, работающей за границей. Система, которой пользовались советские агенты, основывалось на простой схеме замены букв алфавита одинарными или двузначными цифрами. Такой шифр легко можно было запомнить. А для того чтобы усложнить расшифровку кода, добавлялся еще произвольный список цифр к шифру закодированного послания, которые брались наугад со страниц Германского статистического ежегодника, точный отрывок которого указывался в сообщении.

Остроумие этой системы заключалось в бесконечном множестве цифр, имеющихся в книге, а также в том, что ежегодник этот можно было найти почти в каждом немецком доме в Токио, так что использование его не вызывало подозрений, а все сообщения сжигались после получения или передачи, чтобы обыск в доме не дал полиции ключа к разгадке шифра.

Поскольку объем работы, а следовательно, и количество радиосообщений в группе увеличились, Зорге после 1938 года получил из Москвы разрешение в виде исключения обучить шифровальной работе Клаузена.

Система доказала свою надежность за время оперативной деятельности группы, и нет свидетельств, позволяющих предположить, что японцы в то время добились успеха в расшифровке этих сообщений.

Поначалу группа Зорге в Японии финансировалась из Москвы путем передачи наличных через советских курьеров в ходе заранее назначенных встреч в Шанхае или Гонконге, или чеками, пересылаемыми через Национальный Сити-банк Нью-Йорка или Американский Экспресс на частные счета в японских банках, а после 1940 года через тайные встречи с представителями советского посольства в Токио[91]. Клаузен отвечал за отчеты, которые в виде фотокопий отправлялись раз или два в месяц в Москву курьером. За период между 1936 и 1941 годами общая сумма денег; полученных группой Зорге, составила около сорока тысяч долларов.

Сначала в 4-м Управлении сказали Зорге, что он не должен тратить более тысячи долларов в месяц на расходы группы. И эта скудная сумма тратилась главным образом на оплату жилья и текущие расходы основных членов группы. Одзаки не получал никакой платы, кроме как на поездки. Небольшие суммы необходимо было тратить на покупку запчастей к радиопередатчику, а также на случайные выплаты второстепенным информаторам, работавшим на Одзаки и Мияги. Зорге, Вукелич и Одзаки жили на свои журналистские заработки, Мияги зарабатывал как художник, Клаузен — как бизнесмен.

Зорге никогда не располагал значительными суммами денег из Москвы, чтобы оплатить малейшие непредвиденные траты. Когда после развода супруги Вукелич решили отправить Эдит в Австралию, сумма в четыреста долларов была специально согласована с Москвой и выплачена через Зайцева в Токио.

Даже первоначальная смета в тысячу долларов в месяц последовательно урезалась, и Зорге велели быть экономнее. Клаузен получил по радио распоряжение использовать прибыль его фирмы «в качестве источника средств для группы», и это решение 4-го Управления усилило разочарование Клаузена в коммунистической идеологии. С этого момента он стал лениться при составлении отчетов и, что хуже всего, медлить с уничтожением уже отправленных и полученных сообщений, а также ожидающих своей отправки по радио. Таким образом, финансовая мелочность советского учреждения непосредственно привела к возникновению риска и обеспечила японской полиции ключевое доказательство, полученное в результате обыска дома Клаузена при его аресте.

Лишь сам Зорге и Клаузен, завербованные непосредственно 4-м Управлением в Германии, знали свое начальство. Мияги действовал в японской секции Американской коммунистической партии, и назначение на «краткую миссию» в Японию состоялось через неустановленного агента Коминтерна. Он порвал все связи с американской партией и имел четкие инструкции, предписывающие не поддерживать никаких контактов с японскими товарищами в Токио.

Сначала Мияги считал, что они с Зорге — единственные члены группы, но время шло, и вскоре он познакомился с Вукеличем, Одзаки и Клаузеном, которых представили ему как членов группы.

Вукелич, как и Мияги, был уверен, что его завербовали в Париже в организацию, непосредственно подчинявшуюся Коминтерну и не имевшую никаких связей с национальными коммунистическими партиями. «Зорге никогда не говорил об истинном характере нашей организации».

У Одзаки сложилось куда более определенное впечатление о работе группы. Он уже узнал от Агнес Смедли в Шанхае, что в советских службах в Москве его зарегистрировали под кодовым именем «Отто» и что он работал на одну из секций Коминтерна.

По причинам практического характера, а именно: безопасности организации, Зорге ограничил контакты между ее членами. Клаузен как радист и казначей знал, по крайней мере, псевдонимы и кодовые имена каждого члена, но даже ему не было известно настоящее имя Одзаки до последних дней существования группы, а имя Мияги он узнал только после его ареста. Одзаки лишь однажды встречался с Клаузеном и не знал его имени. Он также никогда не встречался с Вукеличем.

Встречи Зорге с помощниками всегда были тщательно спланированы. Лишь он один поддерживал непосредственную связь с каждым из основных членов группы. Когда дело касалось Клаузена — трудностей было не так много: оба они были членами Немецкого клуба в Токио и не было ничего странного во встречах соотечественников. Самые важные встречи происходили в доме у Зорге, и единственным опасным моментом была передача документальных материалов, а также возможность рутинной бюрократической проверки, которую могла предпринять японская полиция в отношении машины Клаузена. Клаузен хорошо натренировался в использовании разных маршрутов при поездках к дому Зорге. Был у них и условный знак, наличие которого на доме Зорге говорило о присутствии там женщины. Как сказал однажды Клаузену сам Зорге, «когда у меня над дверью горит лампа, пожалуйста, не входите ко мне, потому что это означает, что у меня посетитель».

В основном все встречи назначались заранее и часто по телефону.

Зорге и Вукелич были коллегами — оба иностранные журналисты, и они часто, не таясь, встречались в доме последнего до его развода с Эдит. Да и, похоже, не было особого смысла в неукоснительном соблюдении правил безопасности в обычных контактах трех европейцев — членов группы. Как писал Зорге, «строгая приверженность этому теоретическому принципу была затруднительной и представляла собой пустую трату времени».

Встречи между европейскими и японскими агентами представляли собой куда более серьезный риск просто потому, что у полиции была привычка не поощрять общение между иностранцами и местным населением.