Молодой икариец, о котором говорил мне представитель Икарии, любезно предложил мне свои услуги; я охотно согласился, поблагодарив его за внимание.

— Погода прекрасная, — сказал он. — Поднимемся на верхнюю площадку, чтобы лучше видеть поля.

Мы уселись на передней скамейке, обращенной к дороге, и лошади, которые шли медленно в городе пустились вскачь при звуках рожка, исполнявшего боевой марш.

Я не переставал удивляться красоте, горячности и грациозным движениям прекрасных рысаков, которые уносили нас быстро вперед и едва давали время различать множество предметов, мелькавших пред нашими глазами.

Путешествие в Икарию f1.jpeg

Хотя я привык к прекрасной пашне и прекрасным полям Англии, я не мог удержаться от возгласов удивления при виде совершенства икарийской пашни и восхитительной красоты полей, безукоризненно обработанных поднимающихся посевов, виноградников, лугов, цветущих деревьев, кустарников, посаженных, казалось, для того, чтобы доставлять удовольствие глазам; восхищался фермами и деревнями, горами и холмами, работниками и животными.

Я не менее восхищался дорогой, едва ли не более красивой, чем наши английские дороги: ровная и гладкая, как аллея, окаймленная тротуарами для пешеходов, цветущими деревьями, очаровательными фермами и деревнями, перерезанная на каждом шагу мостами и речками или каналами, со множеством карет и лошадей, мчащихся во всех направлениях, она казалась длинной улицей в бесконечном городе или длинной и великолепной аллеей среди огромного и роскошного сада.

Я скоро познакомился с моим молодым чичероне, который был очень обрадован, когда узнал, кто я и какова цель моего путешествия.

— Вы рассматриваете, — сказал он мне, — нашу карету с большим вниманием.

— Меня больше всего удивляет, — ответил я, — с какой заботливостью предусмотрено все, что необходимо для удобства путешественников.

— Да, — заметил он, — это принцип, установленный нашим добрым Икаром как в нашем воспитании, так и в управлении: во всем искать полезное и приятное, но начинать всегда с необходимого.

— Вы, стало быть, настоящие люди.

— Мы, по крайней мере, стараемся заслужить это название.

— Будьте добры, — сказал я, — объяснить мне затруднительный для меня вопрос, который меня занимает. Ваш консул сказал мне, что вам запрещено пользоваться деньгами, — как же вы платите за ваше место в карете?

— Я не плачу.

— А другие путешественники?

— Карета принадлежит нашей благородной государыне.

— А лошадь?

— Нашей могущественной государыне.

— А все общественные кареты и лошади?

— Нашей богатой государыне.

— И ваша государыня даром перевозит всех граждан?

— Да.

— Но…

— Я сейчас объясню вам.

Когда он сказал эти слова, карета остановилась, чтобы принять двух дам, которые поджидали ее. Если судить по тому уважению и вниманию, с которым каждый предлагал им место или помогал взойти, можно было думать, что это были высокопоставленные дамы.

— Вы знаете этих дам? — спросил я своего компаньона.

— Нисколько, — ответил он, — это, несомненно, жена и дочь какого-нибудь фермера, но мы приучены уважать и помогать нашим согражданкам, как будто бы они были наши матери, наши жены, наши сестры или наши дочери. Разве этот обычай вас шокирует?

— Напротив!

И я сказал правду, ибо этот ответ, сперва смутивший меня, преисполнил меня удивлением пред народом, способным к таким чувствам. В свою очередь Вальмор (это было его имя) задавал мне множество вопросов насчет Англии, повторяя ежеминутно, что весьма рад видеть лорда, специально приехавшего, чтобы ознакомиться с его страной.

Он сообщил мне затем, что ему двадцать два года, он готовится стать священником, живет в столице с родными, и все они, в числе двадцати шести, живут в одном доме. Я лишь с большим трудом узнал (настолько был он скромен и сдержан), что отец его — одно их первых должностных лиц, а Корилла, его старшая сестра, — одна из самых красивых девушек в стране…

Все, что он рассказал мне о своей семье, внушило мне большое желание познакомиться с ней. При наступлении ночи мы должны были пересечь цепь довольно высоких гор, но лупа, светившая полным светом, позволяла нам наслаждаться живописными видами.

И больше всего меня опять-таки удивляла дорога, которая была проложена великолепно. Она поднималась и спускалась совершенно незаметно, и мы постоянно мчались по ней галопом, даже на больших подъемах, потому что припряженные к первым шести две или четыре или шесть свежих лошадей легко преодолевали всякие трудности.

И больше всего меня удивляли предосторожности, принятые всюду, чтобы сделать невозможным всякого рода несчастные случаи.

Так, мы спускались по очень крутой дороге, на краю ревущего потока и страшной пропасти, и спускались все время галопом, потому что дорога была ограждена длинным парапетом, а карета была снабжена такими хорошими тормозами, что лошади без всякого усилия могли везти ее вверх и вниз. Вальмор никогда не упускал случая заметить мне, с каким вниманием его благодетельная государыня все предвидела для безопасности граждан, тогда как я вспоминал с горечью и ужасом, сколько происходит у нас несчастных случаев вследствие беспечности правительств.

— Эти предосторожности, — говорил он мне с видимым удовлетворением, — предпринимаются нашей доброй государыней всюду, на всех дорогах, реках и улицах потому что в ее глазах безопасность людей есть предмет первой необходимости. Всюду она старается уничтожить или удалить пропасти или принимает все необходимые меры, чтобы устранить всякую опасность, которой они угрожают. Она считала бы нелепым или преступным не произвести всюду, где можно было опасаться падения, все необходимые работы на мостах.

После того как мы проехали много деревень и пять или шесть городов, нигде не останавливаясь (лошади все время быстро сменялись) и не встречая ни разу ни ворот, ни барьеров, ни инспекторов, мы остановились, чтобы поужинать в отеле путешественников, похожем на отель в Тираме.

— Как уплатили вы за ужин? — спросил я Вальмора.

— Я ничего не платил.

— Значит, отель принадлежит вашей государыне, как и кареты и лошади?

— Да.

— Следовательно, ваша государыня кормит и перевозит своих подданных?

— Да.

— Но…

— Терпение! Я объясню вам все, что вас удивляет.

Спустившись в долину, мы перешли на колейную дорогу с желобами из железа или камня, по которым карета летела, как по железной дороге.

Немного спустя мы достигли большой железной дороги, по которой паровая машина понесла нас с быстротой ветра или молнии.

Меня мало удивляла эта дорога, когда она проходила через гору или поднималась над долиной, ибо я видел такие дороги в Англии, но я был очень удивлен, когда увидел дорогу, поднимавшуюся этажами, как канал, и машины, поднимавшие и спускавшие вагоны, как шлюзы поднимают и спускают суда.

— Много ли у вас таких железных дорог? — спросил я Вальмора.

— У нас их двенадцать больших, пересекающих страну в различных направлениях, и множество соединяющих их мелких дорог. Но кажется, что открыли силу, более мощную, чем пар, и производимую сорубом, веществом, более изобильным, чем уголь, которое произведет революцию в промышленности и позволит еще больше расширить сеть железных дорог.

Мы, кроме того, имеем большое число каналов, не говоря уже о том, что почти все наши реки тоже канализированы. Меньше чем через час мы поедем по одной из наших самых красивых рек.

День едва занимался, когда мы приехали в Камиру, расположенную на берегу широкой реки, с множеством пароходов, предназначенных — одни для перевозки путешественников, другие — для доставки товаров.

Железная дорога доставила нас прямо к пароходу, так что я не имел времени осмотреть город, показавшийся мне, однако, как и все города, которые мы проехали ночью, таким же красивым, как Тирама.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: