— Больше, чем я могу вам выразить!
— Тем хуже, — сказал он с видом, который меня очень поразил, — мне очень досадно за вас, но я обязан сказать вам правду. Вот что случилось дома после вашего ухода.
— Говорите, я горю нетерпением…
— Знайте же, что хотя мой дед — глава семьи и может допустить к себе кого ему угодно, он не хочет, однако, ввести в дом никого, кто не нравится хотя бы одному из его детей.
— Не имел ли я несчастье оскорбить кого-нибудь? Расскажите, пожалуйста!
— После вашего ухода он собрал всех нас в круг и поставил вопрос, не имеются ли возражения против вашего допущения в нашу семью, заметив предварительно, что я некоторым образом уже наперед расположил ее в вашу пользу.
— Кончайте же!
— Я сказал, что знаю вас хорошо, весьма хорошо, точно прожил с вами несколько лет, и питаю к вам непобедимое чувство дружбы…
— Еще раз, кончайте!
— Все, казалось, отнеслись вполне одобрительно… но Корилла взяла слово… и вы были…
— Отвергнут! — воскликнул я, вскочив с постели.
— Ничуть, — продолжал он, смеясь, — приняты единогласно со всем пылом, какого только мог желать ваш друг. Простите эту шаловливую проделку, внушенную удовольствием, которое доставило мне допущение вас в нашу семью. Вам следовало бы, впрочем, еще больше сердиться на Кориллу, ибо именно она мне подала эту мысль. Но дабы знать наверное, что вы не досадуете на нее, она требует, чтобы вы сегодня же вечером сделали ваш торжественный визит как друг дома. Вы увидите ученого профессора истории, о котором вчера говорил мой дед, моего друга Динара, брата безобразной, но любезной невидимки. Вы согласны? Вы меня прощаете? (Я мог ответить ему только объятием.)
— Не будем, однако, спешить. Сговоримся сначала об условиях, ибо Корилла ставит одно условие.
— Какое? Говорите скорей!
— Чтобы Вильям пришел сообщить ей, что милорд вышел. Согласны? (Я обнял его во второй раз.)
— Ладно, — сказал он, смеясь, как сумасшедший, — я счастливо выполнил опасную миссию. Бегу теперь отдать отчет о своей миссии моему грозному господину, который ждет меня. Итак, сегодня вечером, в шесть часов.
Если бы земля вращалась, согласно моему желанию, скорее, то вечер настал бы раньше, чем обыкновенно. Чтобы ждать его с меньшим нетерпением, я принял приглашение Евгения посмотреть с ним вместе одну из национальных типографий.
Осмотр этой типографии доставил мне едва ли не большее удовольствие, чем зрелище египетских пирамид. Прежде всего следует заметить, что эту типографию построила республика и архитектор получил всю необходимую для этого территорию.
Представьте себе теперь огромное по своей длине здание, где в двух этажах, поддерживаемых сотнями небольших железных колонн, работают пять тысяч типографов. В двух верхних этажах, против стен, расположены полки со сложенным на них разного рода типографским шрифтом, доставляемым наверх машинами. Посредине, на одной линии, стоят наборные кассы, скрепленные спинками по две: перед каждой из них работает наборщик, имеющий под рукой все, что ему нужно.
Сбоку, на одной линии, расположены каменные доски, на которых ставится набор, свёрстывается и замыкается форма. Около каждого из этих столов есть отверстие, через которое форма механически спускается в пресс, находящийся в нижнем этаже.
В каждом этаже находятся три или четыре ряда касс и столов. Это действительно великолепное зрелище. В нижнем этаже находятся скоропечатные машины
Налево от типографии расположены огромные заведения для фабрикации бумаги, красок, шрифта и для хранения сырых материалов или фабрикатов, которые доставляются и увозятся по каналу на машинах.
И эти машины имеются в таком большом количестве, что они исполняют почти все, заменяя, сказали нам, около пятидесяти тысяч рабочих. Все так хорошо налажено, что тряпье превращается в бумагу, переходящую непосредственно на печатную машину, которая печатает на ней с обеих сторон и передает ее, отпечатанную и высушенную, в фальцовочную мастерскую. Последняя находится направо от типографии вместе с другими большими зданиями для комплектования, сшивания и брошюровки отпечатанных листов, переплета книг и книжных складов.
Таким образом, все мастерские и все рабочие, связанные с печатным делом, соединены в одном квартале и составляют вместе маленький город, ибо эти рабочие почти все живут по соседству от своих мастерских.
— Подумайте, — повторял все время восхищенный Евгений, — подумайте только, какая экономия места и времени вытекает из этой удивительной организации, не говоря уже об экономии ручного труда, достигаемой благодаря применению машин. И именно республика умеет организовать таким образом свои мастерские, своих механиков и рабочих!
Я был так же удивлен, как и Евгений, при виде этого ансамбля, этого порядка, этой деятельности, и уже предвидел, как много может производить страна, если все отрасли промышленности организованы по такому плану. Но все это не мешало мне находить, что шесть часов приближались чересчур медленно.
Я пришел, наконец, к Вальмору точно в условленное время и не без волнения входил в салон, где собралась уже вся семья. Представьте себе мое смущение, когда я увидел, что Корилла быстро поднялась с места, воскликнув:
— А, вот и он! Я хочу его принять! — И побежала ко мне, говоря:
— Да подойдите же, Вильям, и дайте мне руку, сегодня я хочу вас представить моему отцу.
— Милорд, — произнес старец торжественным тоном, протягивая мне руку, — полный благодарности за хороший прием, который я получил когда-то в вашей стране, я буду весьма доволен, если дом мой будет вам приятен, и вся моя семья будет польщена, если вы будете рассматривать нас как друзей. Допуская вас в среду моих дорогих дочерей и любимых внучек, я даю вам доказательство моего высокого уважения к вашему характеру и полного доверия к вашей чести. Будьте снисходительны к моим детям, которые в своем невинном и шаловливом веселье обходятся с вами как со старым знакомым.
Все дети после этого столпились вокруг меня и взапуски старались меня приласкать. Я был смущен, проникнут почтением, очарован, восхищен, и слова старца запечатлелись в душе моей, как священные.
— Динар не придет, — сказал мне Вальмор, — потому что он ждет свою мать и сестру. Хотите вы посетить его?
Я согласился, и мы поднялись, чтобы уйти.
— Прекрасно, — сказала Корилла, взяв свою шляпу, — мы имеем только одного холостяка брата и одного друга дома, и когда бедная Селиния и я хотим повидать наших друзей, эти галантные господа уходят, не удосуживаясь даже узнать, хотим ли мы, чтобы они нас проводили… Но подождите, господа, мы желаем вас проводить. Селиния, дай руку Вальмору, а я возьму под руку Вильяма.
Почти опьяненный соседством такого очаровательного создания, я все же чувствовал себя совершенно свободно с Кориллой, хотя вообще я очень робок и стесняюсь в обществе женщин.
Какое-то благоухание невинности и добродетели, казалось, давало моей душе свободу и внушало мне сладостную, лишенную какой-либо тревоги, уверенность.
— Мои искренние чувства к вашему брату и даже к вашей семье, — сказал я ей, идя рядом с ней, — и мое уважение к вам, конечно, должны встретить с вашей стороны некоторый отклик, но вы меня просто осыпаете любезностями, и как бы ни были они драгоценны для меня, какое бы удовольствие ни доставляли они мне, я опасаюсь, что недостаточно заслужил их.
— Я понимаю вас, несмотря на ваше запутанное объяснение. Вы удивлены, что мы так скоро сдружились с вами, вы поражены моей ветреностью, моим сумасбродством. Ну, так не заблуждайтесь. В нашей республике столько же шпионов, сколько и во всех ваших монархиях… Вы окружены шпионами… Ваш Джон, которого вы считаете таким верным, — предатель. Допрошенный Вальмором, он все предал и разоблачил все ваши преступления… Мы знаем, кто построил для пятидесяти пяти бедняков приют, о котором говорил вам вчера дедушка. Мы знаем, кто содержит школу для бедных девочек его поместий, мы знаем, чье имя несчастные в одном графстве произносят, только благословляя. Я тоже подвергла вас допросу без того, чтобы вы это заметили, и констатировала, что вы любите детей и цветы, а это для нас является свидетельством чистой и простой души. Одним словом, мы знаем, что вы имеете доброе, прекрасное сердце. А так как доброта является в наших глазах первым из всех качеств, так как дедушка уважает вас и любит, то и мы все любим и уважаем вас, как старого друга… Все теперь, надеюсь, выяснено вполне. Не будем больше говорить от этом… Кстати, здесь нам нужно войти. Подождем Вальмора и Селинию, мы не заметили, что обогнали их.