Некоторые из них, как и эти десять строчек, никак не вязались с жизнью брата, его судьбой:

Андрей был счастлив в семье, и появление таких стихов было непонятным. Может быть он угадывал душевное состояние его, Алексея?

Алексей вспомнил прямой, немигающий взгляд жены Андрея — Жаклин, когда она, вцепившись в его руки выше локтей, молила и требовала: — Ну скажи, ведь это же не самоубийство, ведь правда? Он же ничего не сказал, не написал! Ну скажи, почему эта газетная… Алексис, скажи, как это могло случиться?

Что он мог ей сказать?! Разумеется, он не скажет ей не только о последней странице тетради, но и о самой тетради, которая пришла Алексею по почте уже после всего случившегося.

А в тетради на последней странице было написано следующее: «Алеша, родной, прости меня. Я очень виноват перед вами всеми… Прости, что не могу ничего объяснить — так лучше. Стихи в эту тетрадь я писал только для себя, делай с ними все, что сочтешь нужным.

И далее были его последние стихи.

Андрей Иванович Ижеславский около одиннадцати часов ночи 28 марта 1985 года разогнал свой пежо, выскочил на набережную, пересек полосу встречного движения и, разрушив парапет, рухнул в Сену.

Жаклин Борси все делала сама. Она сама нашла Андрея и сама устроила свое второе замужество. Умная женщина, очень многое умевшая видеть в людях и потому многое им прощавшая, не могла простить своему первому мужу неуклонной убыли состояния, оставленного ей отцом. Говорили, что супруг также не был сильно огорчен, когда ему показали на дверь, и быстро укатил куда-то со своей подружкой, оставив энергичной жене крошку Мишель.

Андрей был совсем другим человеком. Он жил в своем, замкнутом от окружающих, непонятном для них мире, добывая на хлеб переводами русской литературы на французский язык и уроками английского и немецкого языков. Охотники изучать русский язык не попадались, а испанский и итальянский он знал, как ему казалось, недостаточно хорошо, чтобы учить других.

Жаклин остановила свой выбор на интересном молодом учителе своей дочурки, полагая, что салон «Все для женщин» княгини Ижеславской звучит привлекательнее, чем салон мадам Борси и что, если большой прибыли ее делу от нового мужа может и не быть, то и убытки не предвидятся. Так она, считая себя деловой женщиной, объясняла свое решение себе и знакомым, но дело было не только и даже не столько в этом. При первой же их встрече, ее поразило, как широкие плечи и большие спокойные руки физически сильного человека сочетаются во внешности Андре с крупной высоколобой головой мыслителя. Все, что он делал и говорил, было просто и естественно, как поток воды и шум леса. Через пару недель она, хотя и не призналась бы в этом, вряд ли могла представить себе, что настанет такое время, когда мсье Андре не придет на очередной урок. И когда учитель простудился и прихворнул, она в тот же день отправилась его навестить.

Андрея брак избавлял от необходимости делать не то, что хотелось бы, а то, что вынуждают обстоятельства, защищал от издателей и редакторов, всегда точно и лучше других знающих? что, каким образом и сколько. Теперь он мог отдаться любому делу полностью. Он много работал и два своих труда — монографию о Лермонтове и «Что Рерих искал в Гималаях» опубликовал под псевдонимом Андре Ижель. В монографии многие из стихотворений Лермонтова впервые появились на французском языке. Но тираж книг был таким, что это не принесло автору ни больших денег, ни известности, за исключением, может быть, узкого круга специалистов.

Брак оказался удачным. За многие годы размолвка, и очень короткая, возникла между ними только один раз, когда Андре неожиданно объявил, что Алексею нужна помощь, что им куплен большой старинный дом на бульваре Османн, что для перестройки его интерьера не хватает пустяковой суммы (это полуторагодовой доход ее салона — пустяковая сумма!) и что они обязаны (как вам нравится это — «обязаны»!) помочь ему. Больше всего она была поражена тем, что к концу этого короткого разговора Андре стал таким, каким она его еще не знала. После каких-то слов Жаклин о том, что она не собирается выбрасывать деньги на ветер, что домовладение это совсем не бензоколонки, в которых его братец также не бог весть как преуспел, Андре встал и сухим незнакомым голосом очень тихо сказал: — Я понимаю, что это неожиданно и поэтому вызвало такую реакцию, но время подумать у тебя есть — деньги нужны только (!) послезавтра.

Он сделал несколько шагов к двери, потом на мгновение стал прежним Андре, вернулся и поцеловал Жаклин в шею. Когда он ушел, Жаклин вдруг разрыдалась, потом улыбнулась, улыбка становилась все светлее и ярче. Она только теперь вдруг так ясно поняла, как любит этого человека, что отдаст ему эту сумму и любую другую и вообще все, что он захочет. Она торопливо вытерла растекшуюся с ресниц по щекам краску и тотчас поднялась в кабинет к мужу. Он сидел за письменным столом и изо всех сил делал вид страшно занятого человека. Она обняла его сзади и в самое ухо прошептала:

— Я уже успела подумать. Пусть будет так, как ты хочешь.

Он повернулся так, что массивное кресло крякнуло под ним, посадил Жаклин на колени, целовал еще влажные глаза, губы, шею, грудь, потом поднял ее и понес… легко как ребенка.

Салон Жаклин процветал. Открылись филиалы в Нанте, Лионе и в Швейцарии — в Берне. Неожиданно пришла удача и к Андрею. Из далекой земли пращуров — России пришло письмо от издательства «Наука», в котором господину Ижелю предлагалось издать на русском языке его монографию о Лермонтове. Андрей ответил мгновенно, как будто только этого предложения и ждал. Единственным условием, поставленным им и несколько удивившем издателей, было желание автора самому перевести монографию на русский язык. Когда же в издательстве получили перевод, все стало понятно. Это был не столько перевод, сколько, по существу, новая книга, более глубокая и интересная. Так Андрей первый раз попал в Россию. Вернулся он, как показалось Алексею, каким-то притихшим, словно большая глубокая мысль начала созревать в нем и он вслушивался и всматривался в нее осторожно и тихо, боясь ее спугнуть. Потом прибыл из Москвы его багаж — несколько десятков книг. Жаклин, внутренне гордясь мужем, небрежно говорила своей гимназической подруге: — Мало ему наших, ты бы видела, сколько он притащил этих книг из России! Слава богу, что на этом трудно разориться.

Братья близнецы, они были внешне очень похожи, но по характеру отличались сильно. Однако, это различие, как ни странно, их только сближало. Они часто ловили себя на том, что думали и начинали говорить синхронно. Сначала это их забавляло и было предметом шуток. Потом стало привычным. У них даже выработался особый молчаливый ответ одними глазами: «И я так подумал». Детские и юношеские годы прошли, а взаимопонимание без слов и молчаливый ответ они сберегли на все последующие годы. Но жизнь есть жизнь, и, хотя жили они в одном городе, их встречи становились все реже и реже. Но все же пять раз в год они встречались непременно: в день своего рождения, дни рождения и смерти матери и отца. Каждый раз эти встречи заканчивались долгими неторопливыми разговорами наедине, и Алексею казалось, что он узнавал за это время гораздо больше, чем слышал. Наверное, это казалось.