Пенкин вдруг хлопнул пилоткой о стол и, резко поднявшись, встал около окна.

— Идиоты! — Он зачем-то схватился за ствол карабина и несколько раз перекинув его из руки в руку, поставил назад, к спинке кровати.

— Дорвались до бесплатного! Как же, гостиница, нумера! Идиоты!

— А сам-то ты где? — Недоумевающе оборвала его Лидия, — не в гостинице, разве?

— Нет, не в гостинице! — Огрызнулся Пенкин в ответ и, развернувшись на каблуках, в запальчивости шагнул вперед. — В нашей, всего шесть этажей, и зажата меж домов. А там — высотное здание. Надо же понимать! И к тому же — мост! Неужели трудно мост было перейти?!

— Мост ПТУРСами простреливался, — пояснил Гоша-минер, и словно его не перебивал никто, продолжил дальше. — На Тверской, кстати, армию Гайдалова тоже здорово потрепали. Вся техника была на площади Маяковского — так, пожгли на корню. И отель «София», ясное дело — прямым попаданием…

— Слушай, ты — «афганец», — Пенкин с ошалелым неистовством схватился за карабин и натянулся как тетива, — шел бы ты отсюда, со своей информацией, к едреной тете! А то, я сейчас, за себя не отвечаю!

Минер снова затянулся, и с прищуром поглядев на Пенки-на, потушил окурок в банке из-под сгущенного молока. — Ладно, пойду, — произнес он тем же равнодушным голосом и поднялся из-за стола. — Скоро на разминирование. Уже понаставили, небось. — Георгий вскинул на плечо вещмешок, и взглянув в последний раз на Пенкина, снисходительно добавил. — Ладно, морячок — вольно. Тебя я все равно не боюсь. И за пушку хвататься не надо, потому что этот чайник, — он щелкнул по его пузатому алюминиевому боку, — полетит быстрее, чем ты дернешь затвором.

Неизвестно, чем закончился бы этот конфликт, если бы в дверях не появился комбат Жерехов; Георгий тактично уступил дорогу, и отдав на прощание честь (при этом несколько иронично вывернул ладонь кверху), исчез в темноте коридора.

— О-о, товарищ майор, присаживайтесь к нашему столу. — Перелыгин с показной ретивостью поднялся с дивана и сделал приглашающий жест рукой.

— Нет, спасибо, уже ужинал. — Комбат оглядел всех исподлобья и на секунду остановил взгляд на Лидии. — Как личный состав? — спросил он, то ли медсестру, то ли командира отделения.

— В порядке, товарищ майор. Настроение боевое. — Ответил за всех Перелыгин, поправляя для пущей важности топорщившуюся гимнастерку.

Жерехов лишь угрюмо кивнул и словно споткнувшись, теперь уже впрямую уставился на медсестру. — Лидия, после налета есть раненые?

— Во взводе, нет, — равнодушно отозвалась она, — а в батальоне… четверо, по моему. Один — тяжелый, в госпиталь надо.

— Угу, — с обычной своей мрачностью заключил майор, но по вспыхивающим затаенно уголькам глаз было видно, что не состояние личного состава его сейчас интересует.

— Ну, что ж, отдыхайте, — наконец прервал Жерехов возникшую было неловкую тишину. — Завтра, по всей видимости, нелегкий день. — И взяв под козырек, тяжело направился к выходу.

— Так точно. Все уже отбиваются. — Бодро ответил Перелыгин ему вслед, и лишь захлопнулась дверь, рухнул на диван и беззвучно расхохотался.

— Лид, а Лид, смотри, как майор тебя глазами-то ел. Так бы и проглотил всю… ха-ха. Гляди, комбат — парень не промах, — и он игриво погрозил ей пальцем, — мастер скрытой тактики.

— Да, он уже применял тут разведку боем, — простодушно отозвалась Лидия, и смущенно улыбнулась, обнаружив ямочки на щеках.

— И ты конечно уступила, — хохотнул в такт общему настроению Шульгин, и скинув сапоги, начал устраиваться на кровати.

— Еще чего! Болтаешь что попало! — Лидия взъерошилась вдруг, как тигрица, но тут же утихла, и ласково прильнула к плечу Грушинского, все это время нервно крутившего кончики едва оформившихся усов. — У меня, вон… свой комбат, — и она торжествующе стрельнула глазами по сторонам; мол — я не какая-нибудь, вам, походная… понятно.

— А чего я сказал? — Пошел на попятную Шульгин; он устроился поудобней, и предвкушая близкий отбой, подоткнул подушку в изголовье. — Я ж, так, просто. А Жерехов, мужик — что надо. Разведен. Высшее образование. KMC по боксу.

— Да, ну тебя, трепло. — Лидия махнула на него рукой и поднявшись, направилась к выходу. — Пойду, к своим, Медсестрам.

— Лид, ты куда? — Поэт тут же вскочил, и растерянно откинув падающий на глаза чуб, увлекся за своей подругой.

Через пару минут в комнату заскочил взводный шофер и, вылив в кружку остатки чая, с набитым ртом начал объяснять, что клапана стучат и с карбюратором непорядок, и что аккумуляторы подсели… Но Димка сквозь качающуюся дрему едва слышал его болтовню, а сон уже властно забирал к себе измотанное тело, и завтрашний, а по сути, сегодняшний день, представлялся, спокойным; словно не будет никакого решающего штурма, а просто — все образуется само-собой. — Все будет хорошо. Непременно будет хорошо.

Волны дремы, плавно, с баюкающим шуршанием накатывались друг на друга, будто играя в свои бризовые кошки-мышки, в тускло-золотистых лучах Луны, и уже казалось…

— Эй, малой. Ты, чего это, в углу? — Михалыч заботливо наклонился и потрепал Димку по плечу; в другой руке у него был опорожненный чайник, который он видимо нес промывать от заварки, но остановился, увидев Дмитрия, спящего между шкафом и кроватью.

— Да, я здесь… нормально, — отозвался сквозь сон Димка, но Михалыч, вновь, не терпя возражений, потряс его за плечо. — Вон, ложись с Шульгиным… Цымбал, сейчас, все равно в караул заступает.

— Да, иди ложись на мое место, — вторя Михалычу произнес Цымбал и, вскинув на плечо АКМ, направился к выходу, — после меня, на дежурство, так и так идешь.

— Да, Васильев, в четыре часа тебе в караул, — подтвердил его слова командир отделения, — поэтому, отбивайся. И, кстати, — добавил он начальственным тоном, — всем остальным — тоже, отбой! Завтра будет не до шуток.

Но приказывать уже не было необходимости; по комнате разносилось — унисонное посвистывание близнецов, посапывание расположившегося в кресле Пенкина, да могучий храп Шульгина.

…Штурм Кремля произошел невероятно легко и быстро; обороняющиеся сами открыли ворота Спасской башни и без сопротивления впустили повстанцев вовнутрь.

И теперь, когда все кончилось столь благополучно, Димка от нечего делать стал ходить по кремлевским апартаментам, рассматривая на стенах полотна старых мастеров. Но чем дольше он так прогуливался, тем более странным казалось ему сходство Кремля с внутренним устройством Зимнего дворца; так, как это и показывалось в классике советских кинематографистов.

По лестничным маршам и коридорам один за другим проходили отряды арестованных юнкеров и кадетов.

Димка поглядел, как они обреченно идут с поднятыми вверх руками, заметив попутно, насколько не вяжется все это с мраморными скульптурами, старинными картинами на стенах, и дорогими вазами из тонкого фарфора.

Увлеченный рассматриванием работ голландских мастеров: ведь ничего подобного видеть ему не приходилось, Димка вышел из очередной анфилады и неожиданно попал в огромный зал, поперек которого, змеей протянулась длинная очередь, голова которой упиралась в массивные двустворчатые двери.

Из любопытства он подошел к ее краю, но вдруг увидел, что в середине, закинув автомат за спину, стоял Цымбал и безмятежно посасывал мундштук пустой трубки.

— Слушай, Валера — куда все выстроились? — Подошел к нему Димка и как ни в чем не бывало пристроился рядом.

— Как, куда? — Немногословный Цымбал удивленно приподнял брови, и задумавшись, отвел взгляд в сторону. — Вон, в Петровский зал, на президентском троне посидеть.

— Хм-м, а разве у президента трон был? — И Димка обескуражено оглядел стоящих в очереди бойцов; те, впрочем, не обращали на него никакого внимания.

— А как же. Экий ты. — Цымбал лукаво улыбнулся и принялся обстоятельно рассказывать, при этом как бы желая окончательно сбить с толку и тем ввести в еще большее недоумение.

— Сначала, конечно, на нем цари сидели; ну, это понятно… Князь Игорь, там, Владимир Мономах… и все остальные, вплоть до Ивана Грозного… Так, наверное? — Он пососал мундштук трубки, и словно уяснив что-то для себя, уже уверенно добавил. — Ну, а дальше — Петр I стал на нем восседать, и все-такое прочее… вплоть до Николая II… Да, ты, историю что ли не учил?