— Ну, что командир. А ты чего ждал? — ухмыльнулся Вася, огромный звероподобный ублюдок, ходячее подтверждение правильности теории Ламброзо. Вася по какому-то недоразумению работал у нас грузчиком, вместо того чтобы сниматься в ужастиках. И именно он, когда появился у нас три недели назад, первым прозвал меня командиром, то ли из-за моих армейских брюк с кантиком, то ли в силу своей блатной привычки, но как бы там ни было, кличка прилипла.

— Все, — я поднял руку, — дискуссия окончена. Татьяна, начинай подавать на мельницу. По местам.

— Ком… Петрович, я не могу, боюсь! — заявила весовщица Нина Федоровна.

— Как подумаю, что мне мимо этого этажа ехать, прямо мороз по коже дерет!

— Весовой, а мне вообще на надсилос идти! Не пойду, хоть режь! — присоединилась к ней Марина.

Следом загомонили остальные.

— Тихо! Вася, тебя и Егорыча ждут вагоны. Вам то мимо надсилоса идти не надо, так что, вперед. Надеюсь вы не боитесь?

Оба грузчика потоптались и вышли.

— Нина Федоровна, бери с собой Марину, на надсилосный сегодня никто не пойдет. Как-нибудь обойдемся. Я поеду с вами, осмотрим весь этаж, потом запретесь и до утра оттуда ни шагу. Если что — звоните. Перед пересменкой я за вами приеду. О'кей?

— Хорошо, до утра уж как-нибудь, согласилась Нина Федоровна.

— Леша, — повернулся я к электрику, — ты вместе с Виктором Петровичем и Леной на сепараторный. Посмотрите, все ли в порядке и сразу обратно.

— Татьяна, запирай дверь. Открывать будешь только на голос. Все? Отлично, пошли.

Я проводил весовщицу и силосницу на их этаж, дождался пока они заперли дверь и вернулся на пульт. Надо было попытаться продолжить расследование.

— Пойду обойду вокруг элеватора, — сказал я оператору, и прихватив на всякий случай ломик, вышел. Снег перестал идти и лежал красивым белым ковром, искрящимся в лунном свете. От элеватора шли только колеи УАЗика и все. Я двинулся дальше. Мои подопечные уже успели погулять и от их норки до короба с сепараторными отходами протянулся смешной желобок с четкими отметинами лапок и хвостов. Я пошел дальше, вдоль элеватора, ничего, кроме крысиных следов. Я прошел весь старый элеватор, затем пристроенный позже новый, обогнул его и вышел на железнодорожные пути. Внезапно глаза споткнулись о что-то темное, наполовину занесенное снегом, как раз на стыке нового и старого элеваторов. Я ускорил шаги, а потом и перешел на бег, насколько это было возможно в таком снегу. Пробившись через сугробы, я разочарованно и в то же время и с облегчением вытер со лба пот. Это был всего лишь большой кусок рубероида, сорванный ветром с крыши. Закончив обход элеватора, я завернул в подсилосный этаж и подошел к двери, ведущей в причальную галерею. Дверь была заперта на хороший засов, а отверстие в стене, куда уходил транспортер, на зиму было прочно заколочено досками. Я подергал ручку засова, посмотрел зачем-то на свою руку и пошел на пульт. Стоп, но ведь есть еще хопперный ж/д прием зерна и виброразгрузка!

Я быстро прошел туда по подземным галереям, мимоходом отметив, что комбинат мог бы неплохо зарабатывать, сдавая эти галереи для съемок фильмов ужасов. Но и вокруг ж/д приема и вокруг виброустановки снег сиял первозданной чистотой. Создалась интересная ситуация. Галерея шестого этажа, по которой зерно подавалось на мельницу, была заперта еще в субботу. Так там пришлось, после визита инспектора ГГТН в пятницу, срочно делать новый бетонный пол вместо старого, сильно растрескавшегося. И замок был, насколько я помню, на месте. Получалось, что если только у Сергея Рахова не выросли крылья, он никак не мог покинуть элеватор, не оставив следов. Крылья, а это интересная мысль. Я вспомнил, что Сергей очень увлекался уфологией, и летом мог торчать ночью на крыше, выслеживая летающие тарелки, пока я не сдергивал его оттуда. Правда вид с высоты семидесяти метров нашей башни был воистину великолепный.

Я снова сел в лифт и поднялся на последний этаж. Пара пролетов пешком и я подошел к двери, ведущей на крышу. Она не была заперта на засов, типичная привычка Сергея, за что ему не раз доставалось. Я распахнул дверь. От двери к мостику лебедки вела цепочка полузасыпанных следов. Обратных не было!

Черт! Ну не похитили же его в самом деле инопланетяне! Присмотревшись к следам повнимательнее, я понял в чем дело, просто чтобы не черпать зря снег в ботинки, он возвращался по своим следам. Я запер дверь и решил заглянуть еще раз на восьмой этаж, и неожиданно для себя вдруг осознал, что в точности повторяю маршрут Сергея, а раз так, то следовательно могу и разделить его участь! Я прижался спиной к стене, с тоской вспоминая об оставленном где-то ломике. Не знаю, сколько я стоял так, минуту или пять, но в конце концов я же не затравленная крыса! Хотя никакая крыса и не стала бы вот так стоять, ожидая у моря погоды. Медленно, стараясь быть все время спиной к стене, я двинулся к лифту, и с облегчением захлопнул за собой дверь шахты. В конце концов наступило утро, и мы с Татьяной сели писать объяснительные. Что меня немного удивило, так это то, что мне ставили в вину вовсе не пропажу человека, а задержку с подачей зерна, что привело к потере 15 % суточной производительности мелькомбината. А потом я уехал домой и плюнул на все.

В среду, во время нашей дневной смены нас всех допросил следователь и все вроде бы успокоилось. А в пятницу, в ночную смену пропал еще один человек, грузчик второй бригады. Его послали на восьмой этаж сделать замер количества зерна в загружаемом бункере и все, больше его никто не видел. И точно как в случае с Раховым на этаже обнаружили лужу крови. Но все же и после этого случая ситуация была под контролем, а вот в понедельник произошел взрыв.

Теперь уже в первую смену пропал человек. Вера Ивановна Федоренко, работница комбината с двадцатипятилетним стажем не вернулась с надсилосного этажа. И так же как и в двух первых случаях на этаже нашли большую лужу крови, и больше никаких следов.

Я немного опоздал и попал в самую гущу событий — по элеватору так и шастали бойцы ОМОНа, а в красном уголке начальство обрабатывало мою бригаду, которая отказалась выйти на работу в ночную смену. Директор, выступавший с очередной речью, сердито покосился на меня, но отвлекаться от главного не стал:

— Да поймите же наконец, мельничные бункера при полной загрузке обеспечивают работу не более чем на час. Подача зерна нужна непрерывно, а если мы этого не обеспечим в ночную смену, то комбинат потеряет почти пятьдесят процентов суточной производительности! Наш комбинат дает почти половину московской муки. Представляете, что будет твориться в городе, если мы снизим выпуск наполовину?! Да что я это вам говорю, вы и сами прекрасно это понимаете!

— Понимать то понимаем! — подал голос Вася, — да только подыхать не хотим!

— Каждого из вас будет постоянно сопровождать боец ОМОНа, всю ночь элеватор будут обходить парные патрули. Так что ничего ни с кем из вас не случится. Так вас устроит?

— Устроит, — откликнулся напарник Васи, Егорыч, — только не мешало бы и деньжат подкинуть, за моральный ущерб, так сказать!

— Хорошо, за ночь вдвое больше обычного тарифа. Все?

Все нерешительно переглянулись.

— Все! — подвел я итог переговорам, — по местам и за работу.

ОМОН и спецгруппа с Петровки обшарившие элеватор сверху донизу, убыли с нулевым результатом. Все полностью повторилось — никаких следов, отсутствие тела и странное поведение собак.

Когда я после этого случая, в сопровождении омоновца, осматривал зловещий этаж, то на внутренней стороне этажной двери, в шве между листами жести, примерно на уровне бедра, нашел несколько белых шерстинок. Похожих на те, что я нашел на месте гибели Рахова, а я не сомневался, что Сергей погиб, как две капли воды. Увидев, что я вытаскиваю волоски, мой телохранитель засмеялся.

— Зачем это тебе крысиная шерсть?

— Крысиная? Да крысы, если хочешь знать, почти никогда выше второго этажа не поднимаются. И потом, какого же роста должна быть эта крыса?