Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе
Эрнест Хемингуэй «Прощание с оружием»
Кукурузные хлопья походили на одинокий остров в полупрозрачном море двух процентного молока. Наблюдая за плавающими хлопьями через камеру телефона, я задавалась вопросом — почему намокнув, они никогда не опускаются?
Мой телефон плохо снимал крупный план, поэтому мне была нужна новая, настоящая камера. Я смогла бы добавить фильтр на снимок, если мне все-таки удалось бы заполучить удачный кадр.
— Никаких телефонов за столом, — напомнила мне младшая сестра Даниэль, оторвавшись от своей тарелки с хлопьями.
Ей было одиннадцать, и она ябеда. Но она права: нашей маме не нравилось, когда мы разговаривали, писали или фотографировали за столом, но этот снимок должен был получиться идеальным.
ЩЕЛК.
Я выражала протест миру, по-своему.
Этот снимок был частью того, что я называла серией. Коллекция снимков, которую я собирала для подачи заявки на начинающуюся следующим летом программу по цифровой фотографии в Чикагском Институте Искусств. Хотела придать значимость повседневным моментам, которые мы воспринимаем как должное, проанализировать то, что мы принимаем как само собой разумеющееся.
Глаза Дэни сощурились. Мне не хотелось признавать ее победу, но начинать борьбу было рано. Я сунула телефон обратно, в карман винтажных вельветовых штанов, которые выиграла в «Гудвилле», и уставилась на нее. Интересно, осмелится ли она пожаловаться маме?
Дэни вернулась к листанию журнала «InStyle», больше не пререкаясь.
— Я приеду, как только смогу. Спасибо, Конни.
У моей матери было странное выражение лица, когда она закончила разговор. Она не умела скрывать свои чувства. Это была черта, которая, к сожалению, передалась от нее мне.
Когда ваше лицо отражает все ваши чувства — чрезвычайно бесполезно, особенно в пятнадцатилетнем возрасте. Я дорого заплатила за эту особенность в прошлогодних неловких ситуациях. Например, когда на моем лице было написано, что я думала по поводу Лукаса О'Доннелла, который уже пригласил кого-то на выпускной в восьмом классе, тем самым разбив мне сердце. Или что моя соседка Стейси Пикман выглядела толстой в тех джинсах. Но хуже всего был тот случай прошлой осенью, когда я стояла возле спортзала с моим лучшим другом Айзеком Кимом. У меня непроизвольно отвисла челюсть, когда я услышала, как Лариса Делиберо описывала как делала минет Эрику Манну. В мельчайших подробностях. Лариса перехватила мой ошеломленный взгляд и прокомментировала:
— Видимо кто-то никогда не делал минет.
Ее свита чирлидерш засмеялась, подбадривая.
— Наверное, тебе стоит посмотреть порно, прежде чем заводить парня. Если он у тебя вообще когда-нибудь появится.
Лариса была права: я никогда не делала минет. Разумеется, целовалась с несколькими мальчиками, но дальше этого дело не пошло. Проблема в том, что я даже не была уверена, что хочу этого в ближайшее время.
— Джулс, — прошептал Айзек, — тебе надо взять себя в руки.
В ту ночь я начала практиковаться в том, чтобы не отражать каждую эмоцию на своем лице. Каждую ночь стояла перед зеркалом, думая о счастливых вещах, грустных, расстраивающих, стараясь при этом сохранять нейтральное выражение лица. С каждым разом получалось все лучше. Правда, пока не идеально, но по крайней мере не так плохо, как у мамы. Послышались детские шаги.
— Что случилось? – спросила маму моя старшая сестра Хелен, заходя в кухню и переписываясь при этом. На ней были пиджак и юбка из твида. На мой вкус, ее одежда была немного однообразна, но отлично на ней сидела. Хелен унаследовала высокий рост и стройное тело от мамы, так что в принципе на ней все сидело хорошо. А еще у нее были мамины прямые каштановые волосы. У меня тоже были семейные каштановые локоны, но, к сожалению, моим волосам было трудно определиться, какие они: прямые (как у Хелен) или кудрявые (как у Дэни), поэтому они завивались до середины длины, и никакие средства для волос не могли их приручить.
Не отрывая глаз от телефона, Хелен швырнула сумку с книгами на кухонный стол, из-за чего тарелка с хлопьями чуть не перевернулась на меня.
— Эй, — запротестовала я, но Хелен проигнорировала меня, смеясь над чем-то, что увидела на экране своего телефона.
Хелен постоянно игнорировала меня: и дома, и в школе. Ей без усилий удавалось быть умной старшеклассницей с отличными оценками, и в то же время она являлась капитаном хоккейной команды и королевой своей свиты. Я часами сидела над домашней работой, и при этом получала четверки с плюсом, если повезет, и едва успевала играть в волейбол. Хотя я совсем не пользовалась популярностью, ничего не делала, чтобы изменить это. Конечно, у меня был Айзек, который был отличным лучшим другом, и несколько девочек, которых я знала по волейболу. В прошлом я пыталась подружиться с другими девочками, но по какой-то причине у меня не выходило: всегда говорила что-то не то или говорила недостаточно. Я втайне надеялась, что переход из средней школы в старшую магическим образом катапультирует меня на следующий уровень.
Внимание, спойлер: этого не произошло.
В последнее время я пыталась убедить себя, что тот факт, что никто не обращает на меня внимания, это на самом деле хорошо. Значит, я могу слиться с толпой, незаметно фотографировать, наблюдать за миром через защитный экран. Старшая школа – это то, через что мне нужно пройти. Казалось нормальным, что я сейчас не вписываюсь. Лучше займусь этим позже, в колледже — в Жизни. Однажды я стану успешным фотографом Нью-Йорка или Сан-Франциско, и никто не вспомнит, что в школьные годы всемирно известная фотожурналистка Джулс Матис была белой вороной.
По крайней мере, я себе это внушала.
— Что-то на работе? — Хелен потянулась за кофе, который мама сварила для папы.
Хотелось бы мне попробовать глоток кофе – это казалось чем-то взрослым, более сложным, чем просто пить содовую или сок, но я не могла переносить запах, который напоминал шоколадную грязь.
— Ничего страшного, — практически пропела мама, наигранно улыбаясь.
Я откусила кусочек сухих кукурузных хлопьев и взглянула на Дэни, надеясь, что она поняла очевидное уклонение мамы от правды, но та была поглощена своим глянцевым журналом. Этим летом Дэни сильно похудела и стала одержима чтением о знаменитостях.
— Что случилось, дорогая?
Папа вошел через вращающуюся кухонную дверь и увидел «счастливое» лицо мамы.
— Все в порядке, Питер, — мама улыбнулась, не глядя ему в глаза.
— Лгунья, — сказал он, целуя ее в щеку.
Мама промолчала. Она просто потянулась к шкафу за пачкой чая, этим лишь доказывая правоту моего отца. Мои родители встречались со школы и знали друг друга лучше, чем самих себя. Настоящая любовь? Жутковато? Я так и не могла определиться.
— Мне нужно уйти на работу пораньше, — объяснила она, бросая пакетик с «Эрл Греем» в кружку с горячей водой. — Ты мог бы подбросить девочек?
Мама не удосужилась попросить Хелен взять нас с собой, хотя мы учились в одной школе, а Даниэль — прямо через дорогу.
— Конечно, — ответил папа, потянувшись к кофейнику, прежде чем понял, что он почти пуст. — Куда делся весь мой кофе?
Дзынь!
Зазвонил телефон Хелен. Вероятно, это ее парень, Лэндон, написал, что ждет на улице, чтобы подвезти до школы.
Мама закрыла свою термокружку, и вместо того, чтобы съесть яичницу, запихнула в сумку рабочие папки.
— Пицца на ужин подойдет?
— Я буду только салат, — сказала Дэни, разглядывая слишком худую модель в своей модной Библии.
— Даниэль, кусочек пиццы ты съесть можешь, — сказала мама.
Мама была психиатром, и косвенно помогала Дэни преодолеть изменения в ее телосложении. По-моему, мама насмотрелась на расстройства пищевого поведения в больнице, где работала.
— Ладно, — сдалась Дэни, — с пепперони.
— Никаких грибов, — попросила я.
Я просто не переваривала их текстуру.
— Принято, — заверила меня мама, выбегая из кухни. — Всем хорошего дня!
Она оставила свою кружку. Обычно мама не уходила в такой спешке, это было непохоже на нее. Звонок, видимо, был очень важным.
— Мы можем еще раз пробежаться по шестнадцати тактам для прослушивания? — спросила Дэни у папы.
— Милая, я не хочу, чтобы вы с Джулс опоздали из-за меня, — возразил он.
— Пожалуйста, ну ты же так хорошо играешь на пианино-о-о, — начала канючить она, — Это займет всего две секу-у-унды.
Даже бездомный даст Дэни деньги, если она его правильно попросит.
— Оки-доки. Только один раз, — сдался папа, и последовал за ней.
Я осталась на кухне одна. В семье довольно часто все обходило меня стороной. Я осталась в одиночестве.
В то время, когда в воздухе проплывали оптимистичные нотки «Притяжению вопреки» от Wicked, я экспериментировала с несколькими фильтрами на фотографии, хлопьев, прежде чем опубликовать ее в Инстаграм. Мне нравилось публиковать фотографии, которые рассказывали истории — забытая варежка на детской площадке; пара, держащаяся за руки; ребенок, смотрящий на витрину с печеньем. Мне нравилось, когда фотографии выражали что-то, не говоря это напрямую.
Я подписала фото #непотопляемое, добавила #фото_Джулс #(это)натюрморт #фото_дня, и опубликовала его.
«Лайк» последовал незамедлительно, заставив мой желудок сжаться. Кто-то заметил меня.
Я захотела посмотреть, кому понравилась фотография: futurejustice
Мое лицо вытянулось. Это Айзек. Несмотря на то, что я оценила его «лайк», знание этого почему-то это не заставило меня чувствовать себя особенной. И я снова стала обычным человеком.