— Отлично понимаю.
— Ты меня прости, пожалуйста…
— Зря извиняешься, наоборот, я тебе благодарна…
Кончив разговор, Майка ещё мимоходом подумала, когда же ей позвонит Зося, жена Стефана, от которой наверняка удастся узнать больше, и снова погрузилась в работу. Похоронное бюро с художественной точки зрения мрачнело на глазах и начинало вызывать трепет.
Позвонила Боженка:
— Раз ты дома, я заскочу. Прямо сейчас.
— Откуда знаешь, что я дома?
— По домашнему звоню, не заметила?
— А, точно. Только пива, кажется, нет.
— Не страшно, я захвачу…
Засовывая привезённое Боженкой пиво в холодильник, Майка услышала из гостиной вопль ужаса.
— Матерь божья! Что это?!
Поспешно выглянула из кухни и увидала застывшую у её рабочего места Боженку, переводившую потрясённый взгляд с чертёжной доски на монитор и обратно.
— Слушай, такое может в страшном сне присниться! Мне даже есть расхотелось! Откуда такое могильное? Гробовое?!
Майка страшно обрадовалась и пристроила стаканы на свободном краешке стола.
— Значит, то, что надо. Хорошо получилось? Тебе нравится?
— Какое нравится, чокнулась? От одной картинки родимчик может приключиться! На фига тебе такое? Это у тебя от нервов так выходит?
— Наоборот. Выходит для денег и тем самым нервы успокаивает. Шикарный заказ, только вот до сего дня вдохновения не было.
Боженка перевела дух, оторвалась от гробовых видов, налила себе пива и, устраиваясь в кресле, покачала головой:
— Ага, понятно. Теперь вдохновение накатило, да? Поверила, наконец, моим предупреждениям?
Майка, тоже с пивом, присела на рабочий стульчик с видом на своё новейшее произведение. Вид наполнял её глубоким удовлетворением. Двойным. Во-первых, как нельзя более отвечал нынешнему настроению, а во-вторых, сулил многообещающую перспективу будущего заработка.
— Доминик признался, — холодно информировала она подругу. — Вертижопка озарила его мрачное существование, что твоё северное сияние. Я в этот бред до сих пор не верю. Думаю, что он спятил, и очень за него беспокоюсь. Как такое вообще могло случиться?
Боженка вздохнула, хлебнула пива и достала сигареты:
— А я тебе сейчас поведаю, как. Я бы и раньше к тебе примчалась с конкретикой, но кто же мог знать, что всё так закрутится. Эта балда, Анюта то есть, ничего не говорила, только слонялась по конторе с похоронной рожей, во, точно, как с твоего заказа, — показала она стаканом на монитор, — один в один. Только сейчас раскололась, партизанка недоделанная. А всё по причине Вертижопки, из-за неё от злости лопается.
— А ей-то что эта бормашина сделала?
— Как «что»? Разве я тебе не рассказывала? Странно. Мне казалось, рассказывала.
— Ничего не потеряно. Раз не рассказывала, скажи сейчас. Охотно послушаю.
— Ничего охотного. Может, я того… хотела быть жутко тактичной? — задумалась над странностями своего характера Боженка. — Ну, и на хрен нам сдались эти нежности, надо было сразу всю правду-матку на тебя вывалить. Самое большее, невзлюбила бы ты меня, а потом бы пожалела, что невзлюбила. Давай-ка соберись, настройся душевно.
Майка настроилась душевно.
— Эта жирная сильфида бегала за твоим Домиником, только ветер свистал, — жёстко начала Боженка. — То бишь была жирная, а теперь так похудела, любо-дорого… Слушай… — вдруг сообразила она. — Может, мне тоже побегать за твоим Домиником? Он бы неплохо заработал на этом — почём-ни-будь там за каждое кило…
Несмотря ни на что, предложение показалось Майке интересным.
— Он за идею работает, — вздохнула она с сожалением.
Боженка поёрзала в кресле и засопела:
— Ну, нет, так нет, можно и задаром. Ведь Анюта бегала, заигрывала, глазки строила, задерживалась после работы, такая сделалась услужливая, аж тошно… Погоди, ну, об этом-то разве я не говорила?
— Об этом да.
— Ну, слава богу! Чаёк-кофеёк конструкторам заваривала исключительно из христианского милосердия, ведь они, бедняжечки, столько работают, но скажу тебе как на духу, я-то думала, что она за Стефаном так увивается или за Павликом. Что до Стефана, так я бы и слова супротив не вякнула, пусть бы его хоть с кашей съела, так его Зоське и надо, а Павел себя в обиду не даст, сам не промах. И тут вдруг такой финт — Доминик! А твой Доминик вежливый, воспитанный — манеры времён ещё до Первой мировой, рыцарь, чёрт побери! — нежный плющик, что ему на шею вешается, не станет грубо стряхивать. Ну, дурища и решила, что дело на мази. Как там оно в реальности было, точно не скажу, больше она ничего не выплакала и не высморкала, но, похоже, продолжала надеяться и худеть. А тут, откуда ни возьмись, Вертижопка!
По неизвестной причине в тоне Боженки зазвучал мрачный триумф, как будто она с кем-то пари держала на Вертижопкины победы. Но тут же оказалось, что совсем наоборот.
— Я поначалу не поверила и даже пальцем у виска покрутила, тогда-то её и прорвало. Вертижопка ей самолично говорила… Они ведь подругами были! Лучшими! Что она на Доминика глаз положила и уже давно, и он на ней женится, уж она об этом позаботится, поскольку хочет быть госпожой начальницей, а на остальных ей плевать. Анюта даже опешила. Одно дело служебный романчик, а такие заявки — совсем другое, у него же, между прочим, жена и дети есть. На что та лахудра очень конкретно описала, где она видала и жену, и детей. И что ей только бы поближе к Доминику подобраться, и тому хана. А уж как она круги наматывала, ты сама была свидетельницей, плоховато сперва получалось, да, видно, заловила!
Ни слова не говоря, Майка отправилась к холодильнику за новым пивом. И в самом деле, манёвры Вертижопки она как минимум раз наблюдала собственными глазами. И пренебрегла. Ведь не могло же такое барахло, как эта вертлявая потаскушка, представлять угрозу нормальной семье. Разве такое заслуживает серьёзного отношения? Как Доминик повёлся?
Она вернулась с холодными банками в гостиную.
— Хочет стать госпожой начальницей, говоришь… — сказала она ехидно. — Только и всего?
— В смысле женой начальника, ну, как генеральша — жена генерала. В Доминика, по словам Анюты, влюбилась по уши, но и в социальный статус тоже. Вроде как охранник на входе на неё ноль внимания, а ей хочется, чтобы кланялся, мамой клянусь, у неё не только задница, но и мозги набекрень… Слушай, там ещё всякое разное есть, ведь как у этой дурищи фонтан забил, так и не затыкался. Сущая Ниагара, всё подряд слезами изливала, а я теперь стараюсь это тебе как-то по порядку. Тебе лучше тематически или хронологически?
— Ты вроде уже начала хронологически.
— Разве? Ты уверена?
— Анюта стала на него вешаться первой, а с Вертижопкой, как я подозреваю, делилась сладостными впечатлениями. Та позавидовала и отправилась на охоту, зверь и угодил в ловушку. Хронологически, правильно?
Боженка уставилась на подругу в полном изумлении:
— И ты всё это так спокойно сносишь?
— Ничего я не сношу, просто до сих пор не верю, не может такого быть.
— Может, и не может, а есть, — афористично заметила Боженка. — Я поняла: до тебя, похоже, ещё не дошло.
— И не дойдёт, — заверила её Майка каким-то странным тоном. Ангельски-твёрдым или, если угодно, твёрдоангельским.
— И что теперь?
— Коплю знания, а знание — сила, — задумчиво сообщила Майка. — Теперь мне ясно, зачем ему развод.
— Что?
— Развод.
Боженка поперхнулась пивом:
— Он хочет развода? Я не ослышалась?
— Не валяй дурака! — вышла из терпения Майка. — Чего ещё он может хотеть, если эта соблазнительная крутовёртка мечтает стать, как ты выражаешься, госпожой начальницей проектной мастерской? А двоежёнство у нас уголовно наказуемо.
Некоторое время подруги молчали.
— Никогда в жизни, — нарушила молчание Боженка, — не приеду больше к тебе без приличной пол-литры. Сорок градусов как минимум. Такие разговоры — вещь крайне вредная, а психику надо поддерживать. А то мозги растекутся…
Майка опять удалилась на кухню и вернулась с бутылкой.