— Разрешаю и неприлично, простыми солдатскими словами.

— Таких слов ни в одной нормальной армии не употребляют и даже знать не знают. Так вот… Доминика никогда ни на какие эротические выгибоны не тянуло — всякие там извращения и прочее. Сопляком ещё информацию раздобыл, не без того, просветился и остался отнюдь не в восторге. И угораздило же его теперь вляпаться…

— Хочу заметить, что Вертижопка существует в единственном экземпляре, — сухо прервала подругу Боженка. — Я ни от кого не слышала, чтобы кто-нибудь на такое извращение где-то ещё напоролся. Трепались, правда, о профессиональном танце живота, но сразу признавали: совсем не то.

— Вот именно. Влип в порядке исключения. И по уши…

— По уши, по уши, впечатлился сильно и хочет добавки!

— То-то и оно. А раз уж помещение нашлось, зловредная поганка окажет благосклонность…

— А если не окажет?

Майка задумчиво покивала:

— У Доминика есть достоинства, не спорю, но до святого Франциска ему далеко. И до Симеона Столпника тоже. Ты слышала о сдержанном жеребце или бугае в кругу разохоченных дам своего вида?

Боженка отрицательно покрутила головой:

— Наоборот, слышала о быке, который вышиб в хлеву ворота, и все разбежались…

— Не будем требовать слишком много. Я рассчитываю на самые примитивные ссоры, Вертижопка глупа и может переборщить с капризами.

— А если нет?

— А если неееет… — Майка малость растянула слово. — Вот я и думаю… Если нет… Тогда одно из двух. Или ему надоест, ведь для Доминика женщина — тоже человек, а в человеке должен быть полный набор анатомических элементов, а не всего одна деталь… А кстати, каким чудом Анюте удаётся беседовать с Вертижопкой? Та откровенничала с помощью обычного человеческого языка?

Боженка возмутилась так, что выплеснула остатки жидкости из рюмки себе на грудь:

— Тьфу, пропасть! Да ты что! Хорошо, что не сладкое, само высохнет, только жалко, подлей мне, пожалуй… Где Вертижопка, а где нормальная речь! Но Анюта её знает и умеет с ней общаться. Вертижопка говорит лишь «да» или «нет», изредка может ещё слово посерёдке вставить, обозвать «дурой» или «недоделанной» тоже сама в состоянии. Важно, что Анюте удаётся задавать правильные вопросы. Вообще Анюта считает, что инквизиция ей теперь, после разговоров с Вертижопкой, в подмётки не годится — закоренелых преступников может допрашивать, профессиональных шпионов и кого только хочешь. Наловчилась уже, как-никак с детства знакомы.

— Доминик любит обстоятельные беседы, — заметила Майка, и погода вокруг неё начала как бы меняться. Тучи посветлели, поредели и нехотя признали, что где-то там за ними существует солнце. Даже сам воздух стал легче.

Боженка некоторое время с интересом наблюдала сие явление, не понимая, правда, его природы, но воспринимая как явно положительное. Затем вспомнила, что Майка так и не досказала начатого:

— Ну ладно. А или что?

— Что — «или что»?

— Ты сказала: «или ему надоест, или…» Или что?

Майка молчала уж очень загадочно.

— Или… — наконец произнесла она. — Вот именно. Или. Больше Боженка так ничего и не узнала.

И снова финская осталась едва початой. Спрашивается, разве это можно назвать настоящим злоупотреблением?

Майка решила.

Вертижопка начала войну за Доминика без его ведома, а тем более согласия. Уработалась вдрызг, вогнала этого беззаботного дебила в какую-то маниакальную паранойю и своего добилась.

Ну почти. Пока не до конца.

И независимо от того, как этот конец будет выглядеть, отомстить ей надо. Обязательно. Из чувства элементарной справедливости.

Приняв окончательное решение, Майка предалась размышлениям.

У Вертижопки было только одно оружие. И это оружие требовалось выбить у неё из рук.

Впрочем, руки отношения к делу вообще не имеют…

А следовательно, объектом мести должна была стать агрессивная задница.

Лучше всего Майке думалось за работой. Занятые глаза и руки сотрудничали друг с другом в полном согласии и без участия мозга. Устройство же в голове могло спокойно заняться своими делами.

Было совершенно очевидно, что отвратные задние фрагменты Вертижопка приводила в движение при помощи мышц. Силу воли Майка сразу исключила. Глядя попеременно то вдаль, то на лист ватмана перед собой, она принялась вспоминать всё, чему научилась по анатомии ещё в школе. Оказалось до неприличия мало, поскольку в их школе биология находилась почему-то в загоне, опять же многие годы эта самая анатомия была Майке без надобности. В итоге единственное, что осталось в памяти, это прочная уверенность, что у человека имеется тридцать два зуба. Во всяком случае должно иметься.

Существует где-то вроде как двуглавая мышца. В руках, в ногах? Вообще есть мышцы гладкие и те, другие какие-то, как же их… без разницы, перекрёстные. А может, полосатые?

Нет, не так. Двуглавая мышца, как из самого названия следует, это бицепс, а бицепс — это рука. Значит, в случае Вертижопки в расчёт не принимается.

Что движет ягодицами?

Нет, стыдно быть такой дремучей! Майка не выдержала, бросила своё рабочее место и достала энциклопедию. Откуда вычитала, что такое анатомия и когда в этой области совершались первые открытия, что, к сожалению, новостью не являлось. Тогда попробовала найти ягодицы, но в учёной книге имелись только ягоды, что ничуть не продвинуло вперёд её изысканий.

Кажется, существуют ещё сгибатели и разгибатели… Хотелось бы знать, которые из них сидят в ягодицах?

Напряжённые размышления были прерваны грохотом на лестнице, коротким вскриком и стоном. Затем стало тихо.

В пять секунд Майка оказалась под дверью. Две секунды ушло на подслушивание, не будет ли ещё каких звуков, но больше времени она уже не теряла. Грохот был основательный, раз услышала его, находясь в противоположном конце квартиры, но особо тревожной казалась тишина. Господи, кто-то упал с лестницы и убился, раз так страшно молчит!

Она открыла дверь, и выяснилось, что почти угадала. На площадке головой на последней ступеньке лежала молодая женщина, но живая. Видно было, что жива, дышала, слегка постанывая.

Не вступая с ней в разговоры, Майка кинулась за мобильником. «Скорая»! Хочет жертва получить медпомощь или нет, она её получит, такого полёта с лестницы ни один позвоночник не выдержит… О, точно, ещё один элемент человеческой анатомии — позвоночник! Ещё парочка несчастных случаев, глядишь, доберёмся и до мышц задницы…

«Скорая» без возражений приняла вызов, спросила фамилию. Майка с разбегу назвала свою, возраст…

— Не знаю, сколько ей лет, я вообще её не знаю, мне кажется, молодая, жива, жива. Дышит, но не говорит… Что? А, говорит, что говорит, только очень слабо. Ясное дело, не буду её трогать, разве я по телефону кажусь идиоткой? А может, ей хоть полотенце под голову подсунуть, ведь на ступеньке лежит…

— Полотенце разрешили, но осторожно, — сообщила Майка жертве. — Сейчас вернусь.

Схватила махровое полотенце из ванной, свернула и аккуратно вложила между краем ступеньки и пострадавшим затылком, практически его не потревожив. Жертва упорно пыталась общаться — шёпотом, достаточно разборчивым, хоть и тихим.

— Як вам пришла. Шеф велел мне встретиться с вами лично…

— И лестницу изучить? — рассердилась Майка. — На кой чёрт вы шастали туда-сюда по лестнице? Вы же сверху сверзились!

— Этажи перепутала. Он из Швеции…

— Кто?

— Шеф.

Майка попыталась было найти связь между Швецией и варшавской лестницей, но быстро от этой идеи отказалась. Женщина самым очевидным образом пользовалась случаем и вела с ней деловые переговоры.

— Супермаркет. Весенняя экспозиция, сменяемая раз в две недели. С выездом. Вы согласны?

— И где это? Швеция большая.

— Стокгольм… Он оплачивает самолёт…

— Такой расточительный? Или у него какой интерес?

— Хочет переплюнуть Париж… — доверительно прошептала жертва и застонала от боли.

Деловая беседа на лестничной клетке оказалась чрезвычайно интересной и поразительно плодотворной. Ещё до приезда «скорой» Майка успела как дать согласие на крайне соблазнительную, хоть столь же обременительную работу, так и познакомиться с собеседницей. Данута Мартенсон, в девичестве Зентек, сообщила, что её сотовый разрядился, поэтому она и моталась по лестнице вместо того, чтобы позвонить. Дамы почти подружились, что, как оказалось, имело весьма далекоидущие последствия, поскольку деловые переговоры вела бизнес-вумен, пани Данута Мартенсон, а поминутно ойкала и стонала принцесса на горошине. Правда, из Швеции, а не из Дании, но всё равно скандинавская.