— Не гадёныш из начальной школы и вообще не малолетка, — высказал мнение Мундя, испытывавший по мере продвижения всё большую досаду, поскольку путь был неблизкий, а анестезия помаленьку выдыхалась. — Сила в руках у сукина сына должна быть, уж я-то знаю, попадись он мне, тригастер бородавчатый. Как только оклемаюсь, с мордой может распрощаться.

— А что это… три… бородавчатый? — поинтересовался Казик, чтобы отвлечь приятеля от болезненных ощущений.

— Гриб такой. Тригастер бородавчатый. Ядовитый.

— Гриб? Мне казалось, что гриб как-то странноватее называется. Какой-то там мухомор.

— Есть такой, мухомор. А этот тригастер тоже ядовитый, точно знаю. У меня бабка.

— Какая бабка?

— Обыкновенная. Родная. Старая, аж труха сыплется, но жива пока. Она в этом понимает, можешь её спросить. Нарочно меня учила, который ядовитый, чтобы в рот не тянул. Некоторые хитро называются, к примеру, есть ещё мутинус собачий, тоже отрава. Тригастер бородавчатый жутко ядовитый. И точка.

За столь учёной беседой приятели, благодаря Мундиной бабке, здорово пополнили свои знания о родной природе и добрались, наконец, до дома подстреленного, где тот улёгся на живот и, категорически отказываясь продолжать научную дискуссию, только стонал, когда никто не слышал.

Извлечение лишней земли из бывшей теплицы встретилось с трудностями и не успело произвести неожиданные эффекты. В пятницу встревоженный Казик участвовал в работах по транспортировке и подготовке, взбешённый страдалец Мундя стенал в кровати, а суббота решила дело.

Ударил такой мороз, что все земляные работы пришлось остановить. Казик вздохнул с облегчением, а у Майки появилось время на Швецию сразу по окончании скандала, в котором она поддержала Боженку. Непонятно почему раздёрганный Зютек снова попытался изменить мнение насчёт ручейка, он же речка, он же озеро и вообще любой водоём, только что не море. На борьбу с таким непостоянством дружно встали двадцать острых дамских коготков. Проектировщик гидротехнических сооружений неравной борьбы не выдержал и сдался. В силе осталось последнее решение, припечатанное, так сказать, загадочной стрелой.

— Хорошо тебе, дома вкалываешь, а я опять промёрзла вусмерть на этой холерной Саской Кемпе, — пожаловалась Боженка, усаживаясь в античном кресле. — Гляди, влезаю, не поправилась! Есть, чем согреться?

Следуя информации «МетеоTV» и собственному предчувствию, Майка подготовилась:

— Подогретое пиво с мёдом и горячий чай с ромом. Что выбираешь?

Боженка, не раздумывая, выбрала оба. Необязательно вместе, можно было подавать и по очереди, но Майка проявила больше сообразительности. Пиво появилось вместе с ёмкостью, а чай — в термосе. Полная свобода!

— А дети твои где?

— С папой у бабушки, папа и назад привезёт.

Секунды три-четыре Боженка пыталась представить себе Вертижопку в гостях у Майкиной свекрови, но воображения не хватило, и бесполезные попытки пришлось бросить.

— А шлюха вертлявая в подворотне дожидается?

— Ну что ты? Дульсинея задействована раскладывать планы в сверхурочное время по приказу самого Большого Шамана, которого подговорил Зютек, которого подговорила я. Детей забрасывать я своему балбесу не позволю, а кроме того, хочу закрепить окончательный вариант твоего ручья. А поскольку для Зютека Вертижопка — райский цимес, особо напрягаться не пришлось.

— И Большой Шаман на это пошёл? — удивилась Боженка. — С таким опережением?

— Тут уж я немного постаралась, — призналась Майка, слегка смутившись. — Как последняя свинья. Вполне приличное пиво, давненько такого не пила.

Боженка оценкой пива пренебрегла. Её гораздо больше заинтересовало, как удалось повлиять на Шамана. Пришлось Майке признаться:

— Ну, понимаешь… Его сотрудник… на полставки, но это без разницы… делает хитовую экспозицию за рубежом, а если бы вышло договориться на большее… И я не поленилась его обнадёжить, если, конечно, сумею себя проявить… Там такое местечко есть, на окраине Стокгольма, прекрасный вид, а подъезд совсем наоборот, вот если бы там жилой микрорайон… Или грандиозный отель… Или ещё что.

— И заглотил?

— Большие надежды для того и существуют, чтобы их глотать. Но до того, сама понимаешь, я должна себя показать…

Боженка помолчала, тяжко вздохнула и прибегла к обоим напиткам, одному за другим.

— Мне уже теплее, — сообщила она подруге и снова умолкла.

Майка внимательно на неё посмотрела, затем глянула на лист ватмана прямо перед собой, на монитор, снова на ватман и, наконец, опять на Боженку.

— Что-то разузнала? Добавлю-ка им киновари… У тебя такой вид, будто что-то знаешь.

— Ни фига я не знаю. А от мыслей мне скоро плохо станет. Стрела точно была, я военными галлюцинациями не страдаю…

— А какими страдаешь?

— Съедобные случаются. Если б её Бурчак забрал и куда задевал, ещё можно понять: травма рабочего на стройке, притом начатой нелегально, — невелика радость, могут нам напакостить, мало не покажется. Головастый мужик. Но на кой она сдалась Зютеку?

Майка пожала плечами и добавила на ватман киновари:

— В боевых целях. Если сопоставил с Вертижопкой, решил выйти на тропу войны и отомстить злодею, посягнувшему на божество.

— Сопоставил, не сомневайся. Я сама сопоставила. Тот голубой откляченный зад… А башки не видно было. Может, ты и права.

— Откуда она вылетела? Видел кто?

— Насколько мне известно, никто. Там кусты растут, огромадный барбарис, хоть без листьев, а такой густой — ничего не видать. Остальное в том же духе, одичавшее и непролазное, да падуб в придачу, он листьев не сбрасывает. Там мог рыцарь на горячем коне стоять и стрелять по врагу сколько влезет.

— Топот бы услышали, когда ускакал.

— Выходит, не стоял…

— А может, дети баловались, — рассеянно заметила Майка — Голубое, голубое… Откляченная задница… Весна и зелень уже мимо, им нужно ярко-голубое…

— Просто посади им туда Вертижопку задом наперёд, — не выдержала Боженка и прикончила пиво.

— И чтоб крутила? — обрадовалась Майка. — Слушай, а это идея! Движущаяся экспозиция, мелькала у меня такая мысль, а ты мне помогла, теперь знаю, как сделать! Гениально! Слушай, так и будет! Мне понадобятся съёмки не с абы какого мобильника, а профессиональные!

Потрясённая Боженка вдруг увидела, как Майка просияла. Всего на мгновенье, но совершенно определённо. Вдохновение. Вот как оно выглядит!

— Что-то придумала?

— Придумала. Ты сама мне подсказала. Сейчас говорить не буду, чтоб не сглазить. Посмотрим, что получится.

Боженка уселась поудобнее, заглянула в опустевшую ёмкость и вылила себе остатки из термоса.

— Опять я не договорила. А хотела спросить, хоть и знаю, что неудобно, но мне уже всё равно… Что там с твоим разводом? Только ты не обижайся!

Майкино сияние если и уменьшилось, то незначительно. Она поморщилась, пожала плечами и фыркнула, с одной стороны, презрительно, а с другой — удовлетворённо.

— Такой идиотской бумаги, как иск против меня, я в жизни не читала. Доминик, по-моему, был того же мнения, но не мог шедевра исправить, поскольку оказалось, что у меня нет недостатков. Совсем никаких. Не знаю, что он будет делать. В одном можешь быть уверена, я ему в этом творчестве помогать не стану. А посему, что дальше — не известно. Как ты понимаешь, мне это не надо.

— А кто его писал? Иск в смысле.

— Понятия не имею. Догадываюсь, что какой-то адвокат. По-моему, без извилин.

— Ну тогда я спокойна, — вздохнула Боженка. — А то уже опасалась… Ну, ладно, ладно, зря опасалась, но я же тебя знаю… С твоим добрым сердцем..

— Где доброе сердце, а где Вертижопка…

В Майкином голосе послышалось нечто такое, что окончательно успокоило Боженку. Нет, в этом случае Доминик мог не рассчитывать на помощь жены. Наконец-то во всей этой бредовой ситуации появился хоть малюсенький проблеск здравого смысла!