После возвращения из Китая В. К. Блюхер женился в 1 932 году на 17-летней Глафире Лукиничне Бсзверхо-вой. У них родились два мальчика: Вайра и Василин. После ареста В. К. Блюхера обвиняли в частности в том, что во время боев у озера Хасан в 1938 году он находился на передовой, где якобы договорился с японцами о том, что те его не тронут.

Супругу В. К. Блюхера Г. Л. Блюхер-Безверхову арестовали в ноябре 1938 года. Семь месяцев она провела в одиночке на Лубянке, ничего не зная о судьбе мужа и детей (кстати, до ареста все дети Блюхера жили с ним).

Потом его супруге дали восемь лет «за недонесение о преступных намерениях мужа». Сыновья В. К. Блюхера находились в детских приемниках как дети «врага народа». Старший сын, Всеволод Васильевич, воевал в годы Отечественной войны, был представлен к наградам, но как «сын Блюхера» не получил ни одной. Только в 1964 году ему вручили орден Красного Знамени ³⁴.

Один из советских военных советников в Китае говорил, что Цзян Чжунчжэн «молится на Блюхера» Он также утверждал, что «в момент кризиса или испуга» Цзян Чжунчжэн «готов к самоубийству. Для него характерны эмоциональные крайности. Ему представлялось (совершенно нереально), что он борец до последней капли крови и мученик. В речи в Нанъчане объявил, что готов умереть, как герой китайского средневековья Юе Фэй, то есть оклеветанным и казненным. В другой раз, ссылаясь на Сунь Ятсена, говорил, что умрет, как Лу Сюфу — другой герой XIII века, который, потерпев поражение, велел жене и детям утопиться в море, а сам взял на спину последнего отпрыска китайской династии Сун, за которую он боролся против монголов, и также вместе с ним угонул». Другой советский советник писал, что Цзян Чжунчжэн «мог быть очень мягким и вкрадчивым, как тогда, когда он пришел выведать у нас о Тан Шэнчжи, которого он боялся. В другие моменты он «накалялся» и начинал кричать неестественно высоким голосом. В лице его, довольно хорошо известном по портретам, видна какая-то морально низкая примесь, что-то при, благообразном внешнем облике, жадное и грубое. Такова и была амплитуда колебаний...» Цзян Чжунчжэна «...от трусости и паники в трудные моменты до наглости и жестокости в дни успеха». И далее: 18 апреля 1927 года Цзян Чжунчжэн «в Нанкине на банкете в присутствии советских военных советников... перешел к обвинениям и начал выкрикивать ругательства по адресу китайской коммунистической партии и Бородина». У него, как у «...оратора была та особенность, что в минуты волнения он резко повышал голос, его чжэцзянский акцент становился все более заметным, он начинал визжать и впадал в истерику. Эти хорошо известные черты проявились на том банкете во всей полноте. Разогревшись от собственного крика и дойдя до кульминации, он схватил бокал и, обращаясь к присутствующим, закончил свою речь воплем: «Да-дао гунчаньдан!» («Долой коммунистическую партию!»).

В этот момент быстро, как молния, Ху Ханьминь перегнулся... ко мне и сказал: «...это внутренний вопрос. Мы против Коммунистической партии Китая, но мы уважаем и приветствуем вашу партию, ваше правительство и вашу армию» ³⁵.

В августе против Цзян Чжунчжэна выступают ряд генералов из южных провинций страны, а также один из его сторонников генерал Хэ Инцинь.

14 августа Цзян Чжунчжэн объявляет о своей отставке, об отходе от политической деятельности и о возвращении на родину, в уезд Фэнхуа, с целью отдать дань уважения могилам предков. Находясь в родных местах, он обращается с посланием к выпускникам военной школы Вампу, призывая их к сплочению.

В сентябре Цзян Чжунчжэн едет из Шанхая в Японию. Там он, прежде всего, добивается согласия на свой брак с Сун Мэйлин ее матери.

В Японии происходит ряд встреч Цзян Чжунчжэна с премьер-министром Японии Танакой, а также с министром иностранных дел и с военным министром с целью достижения взаимопонимания и обсуждения фундаментальных принципов, которыми следовало бы руководствоваться в китайско-японских отношениях.

Вполне очевидно, что при этом он продолжает активную работу по развалу лагеря своих политических противников. Постепенно большинству руководителей ГМД также становится ясно, что главными для них в то время являлись две задачи: сохранить партию как основную политическую силу в стране и добиться военным путем

80

объединения всей страны. В ГМД не оказывается более подходящей фигуры для того, чтобы возглавить эту работу, чем Цзян Чжунчжэн.

Зимой 1927 года уханьский центр власти терпит крах и разваливается. Вскоре после этого Цзян Чжунчжэн возвращается на родину, где, прежде всего, происходит очень важное событие в его жизни — торжественная церемония его бракосочетания с Сун Мэйлин. Она состоялась в парадном зале великолепной шанхайской гостиницы «Дахуа» 1 декабря 1927 года.

Первая супруга Цзян Чжунчжэна Мао Фумэй, добродетельная жена и хорошая мать, неспособная, однако, быть партнером Цзян Чжунчжэна в его сложной общественной и политической жизни, добровольно выступает инициатором развода, на который Цзян Чжун-чжэн соглашается.

Семья Сун Мэйлин играет уникальную роль в истории Китая XX столетия. Ее отец — один из очень состоятельных людей, поддерживающих революционную деятельность Сунь Ятсена. Старшая сестра Сун Мэйлин, Сун Айлин, в течение некоторого времени работает секретарем Сунь Ятсена, а затем выходит замуж за одного из самых богатых людей Китая, Кун Сянси, который занимает впоследствии министерские должности в правительстве Китайской Республики. Средняя по возрасту из трех сестер Сун Цинлин получает образование в США (впрочем, как и все дети в этой семье), сменяет старшую сестру на посту секретаря Сунь Ятсена, а затем становится его супругой. Младшая из «трех сестер Китая» Сун Мэйлин выходит замуж за Цзян Чжунчжэна и на протяжении многих десятилетий играет роль первой леди Китайской Республики. Ее брат Сун Цзывэнь возглавляет правительство Китайской Республики и занимает в нем министерские посты, будучи в то же время одним из самых состоятельных людей страны. Одним словом, бракосочетание Цзян Чжунчжэна с Сун Мэйлин значительно укрепляет его связи с сильными людьми Шанхая и Восточного Китая в целом. Фактически это военно-по-

литический союз Цзян Чжунчжэна с рядом представителей финансового и промышленного капитала.

Необходимо при этом подчеркнуть, что Цзян Чжунчжэн и Сун Мэйлин вступают в брак по любви. Цзян Чжунчжэн делает следующее заявление: «Сегодня я вступаю в брак с девицей Сун, с человеком, которого я более всего уважаю и люблю. Это — самое радостное и самое почетное событие в моей жизни. Вступив в этот брак, я еще более решительно пойду вперед по пути революции. С этого момента я смогу принять на себя великую ответственность за революцию. Семья —это основа общества, и коль скоро мы намерены преобразовать китайское общество, то мы должны начинать с семьи. Здесь наши чувства с супругой совпадают. Наш брак окажет влияние на старое китайское общество и будет вкладом в создание нового общества в Китае. Начиная с этого дня мы оба будем работать, создавая основу революции в Китае» ^ж.

Сун Мэйлин — выпускница американского учебного заведения, христианка. Ей не присущи замашки аристократических современных девиц. У нее мягкие черты лица и привлекательный внешний облик. Она бегло говорит по-английски. Движения ее отгочены и отличаются живостью. Она — высокоорганизованный человек. По характеру это смелая женщина. Она образованна и обладает даром письма и речи. Сун Мэйлин по праву называют образцом новой женщины Китая. Весьма существен ее вклад в политическую деятельность Цзян Чжунчжэна; все свои силы она тут же начинает отдавать делу помощи своему супругу и своей стране. Она оказывает Цзян Чжунчжэн у помощь, особенно в делах межгосударственного характера; тут’ она всегда при нем, помогает принять гостей и перевести беседу. Сун Мэйлин разворачивает широкую общественную деятельность.

В области веры она оказывает большое влияние на Цзян Чжунчжэна. Сун Мэйлин пишет в своей статье «Мое религиозное мировоззрение»: «Мне хорошо известна жизнь моей матери. Она была очень близка к Богу, и я поняла величие своей матери. В детстве я несколько сопротивлялась, когда мать воспитывала меня в вере, но я поверила, и вера оказала на меня очень большое влияние. В свое время меня утомляли длительные молебны в нашей семье. Я даже убегала, ссылаясь на то, что во рту у меня пересохло. Это угнетало маму. В свое время мне приходилось часто ходить в церковь, как и моим братьям и сестрам. Длинные проповеди меня утомляли, но когда я сегодня вспоминаю об этом, то привычка выстаивать службы в церкви помогает мне в работе. Спасибо за такое воспитание.