Надеюсь, читатель простит меня за столь обильное цитирование. Однако без этого никак не обойтись, поскольку я путем сопоставления различных позиций и взглядов пытаюсь более или менее объективно рассмотреть поставленную проблему. Ведь в конечном счете она затрагивает не только оценку личности Сталина, но и оценку, по существу, всей советской эпохи.

Здесь напрашивается еще одно принципиального плана замечание. Советская официальная историография после известного доклада Н. Хрущева о культе личности Сталина на XX съезде КПСС в качестве важнейшего направления идеологической пропаганды выдвинула и всеми способами защищала тезис о том, что Сталин (и, соответственно, сталинизм) являются антиподами Ленина и ленинизма, что сталинизм есть полное извращение и фундаментальный отход от ленинского учения и вообще от марксизма. Такая постановка вопроса — и это становится в наше время все более очевидным — в своей сущности не отвечает истине, является ее извращением в угоду политической конъюнктуре. Об идейном родстве, если не общности сталинизма и ленинизма, речь уже шла выше. Здесь мне хотелось бы оттенить одно: сталинизм явился логическим развитием большевизма, теоретические и идейно-организационные основы которого были заложены именно Лениным. Нет смысла чураться этого и стыдливо отрицать связь между ленинизмом и сталинизмом, попирая тем самым факты и извращая подлинную историческую картину.

Сталин унаследовал коренные черты большевизма и развил его применительно к новым реалиям эпохи. Более того, он вписал его в единое русло процесса развития России. В свете этого весьма справедливой и верной представляется мысль русского мыслителя Н.А. Бердяева, высланного из страны в 1922 году из-за враждебного отношения к новой власти. В одной из своих работ он писал: «Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма»[19]. И далее, развивая свою мысль и отдавая должное значению советского этапа в российской истории, он констатировал в качестве неоспоримого факта: «Народная толща, поднятая революцией, сначала сбрасывает с себя все оковы и приход к господству народных масс грозит хаотическим распадом. Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться»[20].

При жизни Сталина о нем слагали хвалебные гимны и песни многие поэты, что само по себе неудивительно — это была не только эпоха, где главным персонажем, главным героем был вождь. Это была и эпоха необузданного славословия в его адрес, причем удивителен не сам по себе данный факт, а то что вполне искренне со словами благодарности и признательности к нему обращались и такие, казалось бы, неподкупные люди, как, например, Анна Ахматова. Возникает вопрос: что могло подвигнуть ее на такие не просто проникновенные, но даже в чем-то отдающие мистицизмом строки:

Либеральные демократы, когда пишут об Ахматовой, конечно, не вспоминают эти строки — иначе пришлось бы давать какое-то внятное объяснение их появления. Не забудем, что предметом ее восторженной признательности был человек, с согласия которого на поэтессу в дальнейшем будет обрушен целый ниагарский водопад обвинений, граничивших с испепеляющим огнем. Я не допускаю даже тени мысли, что Ахматовой, написавшей эти строки, руководило чувство холуйского подхалимажа. Она была выше этого и, думаю, имманентно не способна была на такое. Значит, все же в основе лежали иные мотивы, скорее всего — вполне искренние и внутренние, а не навязанные свыше.

Сам Сталин на протяжении своей жизни многократно высказывался неодобрительно по поводу бесконечных восхвалений в свой адрес. Приведу одно из них, относящееся к 1930 году: «Вы говорите о Вашей «преданности» мне. Может быть, это случайно сорвавшаяся фраза. Может быть… Но если это не случайная фраза, я бы советовал Вам отбросить прочь «принцип» преданности лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность рабочему классу, его партии, его государству. Это нужно и хорошо. Но не смешивайте её с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой»[22]. Аналогичных высказываний можно привести изрядное количество. Сталин, например, сравнивая себя с Лениным, говорил: «Кто у нас был? Ну, я вел в ЦК организационную работу. Ну что я был в сравнении с Ильичем? Замухрышка»[23].

Однако, смотря правде в глаза, надо все-таки признать, что это было выражение скорее показной, демонстративной скромности, которая маскировала отнюдь не скромные претензии вождя. Сталин прекрасно знал себе цену не только среди своих противников и своих соратников, но и хорошо сознавал свою историческую роль.

Завершая главу, хочу сделать несколько необходимых пояснений, объясняющих архитектонику тома и его хронологические границы.

Первоначально мой план написания политической биографии Сталина исходил из того, что в двух объемистых томах мне удастся в главном и основном рассмотреть все важнейшие вехи его политического пути. Однако работа над вторым томом опрокинула мои первоначальные расчеты: то ли объем материала оказался слишком большим, то ли я не совладал с его рациональной организацией. Фактически не я управлял ходом излагаемых событий, а они как бы сами влекли меня по своей стезе и с каждой новой написанной главой, я чувствовал, что уложиться в первоначальные рамки мне не удастся.

В таком случае пришлось бы обходить важные события и эпизоды или касаться их весьма поверхностно. Таким образом, работа над вторым томом радикально раздвинула первоначальные рамки всей задуманной мной одиссеи. Передо мной четко обозначилась дилемма: или в схематичном виде осветить многие важные периоды политической биографии Сталина, уместив все в одном втором томе. Или же не втискивать в прокрустово ложе важные этапы политической деятельности Сталина, поскольку в итоге получилась бы не полная картина, а лишь ее главные контуры. Я предпочел избрать второй путь.

Общепринятым, обретшим фактически права гражданства, является разделение политической биографии Сталина на два главных исторических рубежа — со времени рождения до начала Великой Отечественной войны, а затем со времени войны до смерти в 1953 году. В такой хронологической разбивке есть своя логика. Однако она имеет и свои естественные минусы, поскольку, сохраняя общую временную преемственность, несколько нарушает внутреннюю связь времен. Период кануна второй мировой войны, с начала 1939 года, служит органической и нерасторжимой частью развития событий последующих двух лет, вплоть до начала Великой Отечественной войны. События этих двух лет как бы завязаны в один нерасторжимый и нераздельный узел, и с учетом внутренней взаимосвязи их целесообразно и правомерно рассматривать в единстве. В силу этой причины я счел мотивированным по многим причинам закончить второй том событиями начала 1939 года, поскольку после этого начался принципиально новый качественный этап как в жизни Советского Союза, так и в политической биографии самого Сталина. И таким образом, кажущаяся внешняя хронологическая алогичность обретает свое естественное обоснование и объяснение.