Справедливости ради надо сказать, что выступление троцкистов против зарождавшегося культа личности носили внутренне противоречивый и двойственный характер: они охотно провозглашали свое несогласие с доктриной культа вождей, но усиленно превозносили своего лидера Троцкого. Так что их, по существу, не устраивала не столько сама доктрина, сколько то, что утверждался не культ Троцкого, а его политических противников, наиболее последовательным из которых как раз и был Генеральный секретарь Сталин. Фактов, однозначно свидетельствующих о том, что еще до смерти Ленина довольно широкие масштабы обрела кампания по раздуванию значения личности Троцкого, в распоряжении историков более чем достаточно. Взять хотя бы восторженные приветствия, прозвучавшие на XII съезде партии, в которых Троцкий назывался «великим народным вождем Красной Армии». Звучали и такие здравицы: «Да здравствуют мировые вожди пролетарской революции Ленин и Троцкий!». И еще такие: «Да здравствуют наш мировой вождь т. Ленин (аплодисменты) и наши стальные вожди тт. Троцкий, Зиновьев и Каменев! (Аплодисменты)»[40] Примечательно, что Сталин в приветствиях, обращенных к съезду, лишь один раз упомянут в числе вождей, да и то на последнем месте: «Да здравствуют вожди тт. Ленин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев и Сталин!»[41].

Словом, настоящая вакханалия с прославлением вождей началась еще до кончины Ленина. Пальма первенства обычно доставалась на долю Троцкого. (Естественно, если не считать общепризнанного вождя Ленина.) Сталин в то время к своеобразному лику «святых» большевистских вождей пока еще не причислялся. Хотя здесь необходимо пояснение: приветствия исходили от различных коллективов трудящихся, которые большей частью и не ориентировались по-настоящему в реальном положении и роли той или иной фигуры в партийном руководстве. И эти приветствия не в должной мере отражали подлинный расклад сил в большевистской верхушке. Скорее эта была обычная пропагандистская риторика, принявшая со временем характер эпидемии. Но она все же служила каким-то предвестником наступления новой эпохи — эпохи славословия в адрес вождей. Подобная практика, хотя и не является главной качественной чертой социально-политического содержания понятия культ личности, тем не менее она была достаточно симптоматическим фактом тогдашней действительности.

Другим симптомом появления синдрома вождизма (а точнее культа личности) стала практика присвоения городам и другим населенным пунктам (не говоря уже о заводах, фабриках и т. д.) имен тогдашних вождей партии и страны. И здесь Троцкому принадлежит роль первопроходца: в 1923 году Гатчина (под Петроградом) была переименована в город Троцк. В следующем году «свои» города получили Сталин и Зиновьев. Юзовка в Донбассе была переименована в город Сталино, а Елизаветград — в город Зиновьевск. В 1925 году Царицын получил название Сталинград, что свидетельствовало о повышении формального и реального статуса генсека в советской иерархии[42].

Небольшой экскурс в генезис большевистских атрибутов культа личности говорит о многом, но я хотел бы акцентировать внимание читателя на таком факте: Сталин отнюдь не был пионером и первопроходцем в деле насаждения своего собственного культа личности. Корни этого явления уходят во времена, когда он еще не обладал единовластием, а тем более всевластием. Хотя именно с его именем ассоциируется в обиходном восприятии даже само понятие культ личности.

Постепенно набиравшая свои обороты практика превознесения большевистских вождей была (как бы помягче выразиться!) не просто фоном, а некоей дымовой завесой, скрывавшей все более разраставшуюся политическую борьбу между ними, порой принимавшую формы откровенной склоки в верхах. Но в действительности речь шла не просто о противостоянии и противоборстве отдельных личностей. В первую очередь вопрос стоял о власти, и не просто о самой власти, а о власти как инструменте осуществления определенного политического курса. На мой взгляд, довольно поверхностной, а потому и не вскрывающей всей значимости политической борьбы того времени, является точка зрения, согласно которой речь шла прежде всего и преимущественно о борьбе за личную власть. Утверждать это — значит серьезно упрощать реальную картину того времени. Конечно, имела место борьба за власть. Но правильно констатируя этот факт, нельзя ставить точку. Нужно также добавить, что сама борьба за власть выступала реальным отражением и выражением противостояния противоположных политических, и даже можно сказать, мировоззренческих, подходов к вопросу о путях развития страны.

Длительная физическая агония вождя партии Ленина стала одновременно и причиной, и мощным катализатором ожесточенной борьбы за власть в партийной верхушке. Эта борьба носила по большей части подковёрный характер, поскольку тогдашние ведущие лидеры, к числу которых в первую очередь принадлежал Сталин, всячески стремились скрыть не только от широких партийных масс, но и от средних слоев партии, не говоря уже о населении страны, сам факт борьбы за власть у постели умиравшего вождя. С нравственной и политической точек зрения признание подобного факта явно дискредитировало бы как самого Сталина, так и его оппонентов. Хотя всем прекрасно была известна острая и принципиальная дискуссия по коренным вопросам политики и экономики, развернувшаяся в тот период. Однако и та, и другая сторона неизменно подчеркивали, что речь идет прежде всего о разногласиях по вопросам стратегии и тактики партии, а отнюдь не о личных властных позициях той или иной ключевой фигуры в партийном ареопаге.

Смерть Ленина не положила конца этой борьбе. Напротив, она придала ей еще более масштабный и более ожесточенный характер. Как было показано в первом томе, основной оппонент Сталина в тот период Троцкий ко времени смерти Ленина потерпел поражение в ходе общепартийной дискуссии 1923 года. Однако поражение было частичным, оно отнюдь не означало полного устранения Троцкого из числа претендентов на ленинское политическое наследство. Но так случилось, что в момент смерти Ленина Троцкий заболел и оказался выключенным из мероприятий, связанных с кончиной вождя. Некоторые историки полагают, что данное обстоятельство якобы явилось решающей предпосылкой того, что в дальнейшем Троцкий потерпел окончательное поражение в борьбе за власть. Сам Троцкий, находившийся в то время на Кавказе, неоднократно писал о том, что его сознательно ввели в заблуждение относительно даты похорон Ленина, чтобы исключить возможность его присутствия на них. «Я соединился прямым проводом с Кремлем. На свой запрос я получил ответ: «Похороны в субботу, все равно не поспеете, советуем продолжать лечение». Выбора, следовательно, не было. На самом деле похороны состоялись только в воскресенье, и я вполне мог бы поспеть в Москву. Как это ни кажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон. Заговорщики по-своему правильно рассчитывали, что мне не придет в голову проверять их, а позже можно будет всегда придумать объяснение… Это был метод. Цель состояла в том, чтоб «выиграть темп»[43].

Данное объяснение, сводящее все к коварству Сталина, не выдерживает серьезной критики. Многие исследователи справедливо считают это объяснение несостоятельным и фальшивым. В частности, американский биограф Сталина А. Улам пишет в связи с этим: «Возможно он (т. е. Троцкий — Н.К.) считал, что его коллеги впадут в панику, а «массы» будут обеспокоены фактом отсутствия второго гиганта революции на похоронах первого гиганта»[44]. Все обстоятельства однозначно свидетельствуют о том, что Троцкий в любом случае успел бы принять участие в похоронах Ленина, если бы проявил желание.

Некоторые любопытные детали, проливающие свет на этот эпизод, содержатся в мемуарах А.И. Микояна. Вот что он писал: