Перевод книги Мабли, несомненно, был обдуманным шагом со стороны Радищева. Он был сделан с учетом начатой Козельским и Новиковым борьбы против распространения легенды о просвещенном характере русского самодержавства. Как мы уже видели, Екатерина популяризировала в России социально-политическое учение энциклопедистов (Наказ, написанный по книге Монтескье, переводы политических статей из Энциклопедии, издание «Велизария» Мармонтеля и т. д.). Как Козельский в своих «Философических предложениях» этим авторам противопоставляет Гельвеция и Руссо, так и Радищев, продолжая эту линию, политическим концепциям энциклопедистов противопоставляет Мабли и свои собственные политические взгляды. Не случайно его выбор пал именно на-Мабли—наиболее активного противника доктрины просвещенного абсолютизма. Но этим Радищев не ограничился; он снабжает сочинение Мабли своими примечаниями, усиливающими его направленность против энциклопедистов.

Самостоятельное значение имеет примечание к слову «самодержавство» (так Радищев перевел употребленный Мабли термин «деспотизм»). Блестяще разбиравшийся в вопросах теории, Радищев, безусловно, делал это отступление с расчетом. Согласно учению энциклопедистов, деспотия, монархия, самодержавство—разные политические системы. Радищев же позволяет себе поставить знак равенства между крайней формой монархии—деспотией и самодержавством. Но это была только часть дела. Главное состояло в том, чтобы дать русскому обществу исчерпывающее определение политической сущности русского государственного управления—самодер-жавства. Этим евоим примечанием Радищев сразу активно включался в начатую русскими просветителями политическую борьбу.

Острота политического выступления Радищева объясняется прежде всего тем, что он открыто напал на книгу, изданную по велению Екатерины II, книгу, содержащую столь важные и нужные ей основы политических теорий энциклопедистов. Книга эта называлась «О государственном правлении и разных родах оного из Энциклопедии)), принадлежала она переводчику Ивану Туман-скому. Вышла она в конце 1770 года. Совершенно очевидно, что появившийся в 1771 году в Петербурге Радищев знал ее и, когда писал свое примечание к слову «самодер-жавство», имел в виду определение этого понятия, принадлежащее разносчику политического учения энциклопедистов, секретарю «Энциклопедии», де-Жокурту. Чтобы убедиться в этом, стоит прочесть, что же писала но этому вопросу «Энциклопедия»:

«Самодержавство (правление). Можно сказать с Пуфен-дорфом, что самодержавство есть право повелевать решительно в гражданском обществе, которое право члены общества поручили одной или многим особам для сдержа-ния в оном внутреннего порядка и внешнего защищения; а вообще, для приобретения под таким покровительством истинного благоденствия и надежного пользования своей вольностью. Сказал я, во-первых, что самодержавство есть право повелевать решительно в обществе, дабы показать, что существо самодержавства состоит наипаче в двух вещах: первое, во праве повелевать членами общества, строго управлять их деяниями со властию или силою принудительною; второе, что сие право должно иметь такую силу, чтобы все честные люди за должность почитали покоряться оной безо всякого сопротивления; впрочем, если бы таковая власть не была бы верховная, не могла бы содержать в обществе порядка и безопасности, яко намерения для которого учреждена оная».

Нетрудно заметить, что такое определение самодержавия было крайне выгодно, удобно и политически необходимо Екатерине. Поэтому она и пропагандировала это учение. Потому и повелела Тумацскому издать собрание только политических статей из «Энциклопедии», ибо это прикрывало ее деспотический режим авторитетом европейских философов. Так сомкнулись на поприще определения существа русского самодержавства теория и практика французского просвещения. В самом деле в крамольной «Энциклопедии» кавалер де-Жокурт пишет: «Самодержавство и создано для истинного благоденствия и надежного пользования своею вольностью». Екатерина уверяет Вольтера, Дидро и Гримма, что в ее стране— истинная вольность, что под ее скипетром подданные блаженствуют. И Гримм заявляет, что цель самодержавного правления Екатерины—установление вольности. И Дидро, только по приезде в Петербург (в год выхода перевода Радищева), только в общении с Екатериной, как это он сам утверждает, «обрел в себе душу свободного человека в так называемой земле варваров». «Если государь добродетельный, то правление его есть век златый»,—утверждает «Энциклопедия», переводимая по приказу Екатерины. И Дидро, и Вольтер, и Даламбер, и Гримм свидетельствовали «перед лицом всего света»: Екатерина добродетельна, справедлива, мудра, больше того—она «республиканка с душой Брута».

Вся эта вывезенная из Франции идеология усиленно популяризировалась Екатериной в России. Она полагала,— все из того же, свойственного многим прибывшим в Россию немцам, неверия в Россию и ее народ, неуважения к стране, приютившей их,—что не найдется в России людей, способных самостоятельно разобраться в идейном богатстве французского просвещения, что можно легко ввести в заблуждение и заставить склониться и замолчать перед авторитетом общепризнанных духовных вождей Европы. Но в России нашлись люди, восставшие против этой фальсификации. Это были люди, воспитанные в России под руководством и воздействием идей первого поколения русских просветителей, и Ломоносова прежде всего: Яков Козельский, Денис Фонвизин, Николай Новиков и Александр Радищев.

Именно в этом историческое значение и смысл первого общественного радищевского выступления. Он решительнее, чем это делали его предшественники, отметает теорию энциклопедистов и дает резкую характеристику политической сущности режима Екатерины, Рот что писал Радищев;

«Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние. Мы не токмо не можем дать над собою неограниченной власти; но ниже закон, извет общия воли, не имеет другого права наказывать преступников, опричь права собственный сохранности. Если мы живем под властию законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем не отменно, но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделим закону часть наших прав и нашея природные власти, то дабы оное употребляемо было в нашу пользу; о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от нашея обязанности. Неправосудне государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первый гражданин народного общества».

Так по приезде из Лейпцига Радищев в первом же своем общественном выступлении показал, как овладел он идейным наследством «великих мужей», показал, что он понял их, исходя из социально-политических условий русской жизни и потребностей русского общественного движения. Начавшаяся в конце 60-х и начале 70-х годов деятельность русских просветителей в 80-е годы примет качественно новый характер. Это будет определено великим событием русской жизни—крестьянской войной против дворянско-самодержавного режима, возглавленной Пугачевым. До восстания Пугачева эта деятельность в большей своей части будет носить негативный характер: разрушались «алтари», возводимые екатерининскому само-державству. После восстания, продемонстрировавшего революционные силы народа, русское просвещение окажется способным теоретически обобщить его опыт и построить самое передовое в мире самостоятельное политическое мировоззрение XVIII столетия, в основе которого будет лежать радищевская теория народной революции.

IV

Петербургская жизнь Радищева после возвращения из Лейпцига оказалась своеобразным русским университетом, довершившим формирование его мировоззрения. Позднее Радщцеэ цисал: «Природа, люди и вещи суть воспитатели человека». Политические события, практика екатерининского государства, все то богатство живой действительности, людей, обстоятельств, которые, по мысли Радищева, одни воспитывают и образовывают человека, обрушились на молодого свободолюбца. На место юношеского пыла, абстрактной жажды служения отечеству приходило выстраданное убеждение в необходимости политической борьбы с режимом деспотизма и рабства. Суждения и политические теории, под влиянием сотен и тысяч реальных русских дел, фактов и событий, приобретали необходимую «твердость», точность, конкретность. Первый этап этой русской школы падает на 1771—1773 гг. Восстание крепостных крестьян, возглавленное Пугачевым, завершит радищевское воспитание в русском университете.