Вся авиация, находившаяся в распоряжении правительства, состояла из четырех аэропланов и двух гидропланов. Аэропланы выпуска 1916 г. были изношены, запасных частей к ним не было вовсе. Командовал авиацией личный секретарь Сунь Ят-сена. Это была, пожалуй, единственная воинская часть, вполне лояльная по отношению к правительству.

Из военно-морских судов имелись один нуждавшийся в ремонте крейсер, канонерка и два транспорта. Канонерка и транспорты были вверены генералу Оуян Лину, который не имел не только морского, но и какого-либо иного образования. Номинально Оуян Лин подчинялся Сунь Ят-сену, фактически же никому не подчинялся и торговал конфискованным опиумом, транспортируя этот товар на кораблях.

Речная группа состояла из 22 судов, в том числе 8 канонерок. Все суда были слабо прикрыты ненадежной броней, которая с короткой дистанции пробивалась даже ружейной пулей. Артиллерия имела очень плохие углы обстрела, артиллеристы были плохо подготовлены.

В таком состоянии находились вооруженные силы на территории, контролировавшейся Гуанчжоуским правительством в начале 1924 г.

«Союзники», как называли себя местные милитаристы, в какой-то степени действительно объединялись для защиты своей кормушки от посягательств северных милитаристов и генерала Чэнь Цзюн-мнна. Поэтому они на словах признавали генерала Ян Си-миня своим главнокомандующим. По существу, как мы видели, они были .разъединены, и каждый из них заботился только о личной выгоде. Они, как и все феодалы-милитаристы

после революции 1911 г., дорожили прежде всего своей армией. Закон их существования был прост: «Есть армия — есть власть».

В соответствии с этим законом милитаристы чувствовали себя в Гуанчжоу, как пассажиры на вокзале в ожидании попутного поезда. Каждый из них стремился поднакопить достаточно сил, чтобы раздавить конкурентов в Гуанчжоу или отвоевать «свою» провинцию. Как правило, они совершенно не заботились ни об экономическом развитии занятой ими территории, ни об улучшении жизни населения. Милитаристы были прежде всего заинтересованы в сохранении доходов, т. е. налоговых поступлений, которые ежемесячно распределялись между ними в следующих размерах:

Юньнаиьская армия......... 3 190 000 доллароо

Милитаристы были подозрительны, скрытны, ни на грош не доверяли друг другу. Приведем здесь характерную запись корреспондента Российского телеграфного агентства (РОСТА) о встрече с генералом Фань Ши-шэнем в декабре 1924 г.: «Сегодня в 4 часа дня наш корреспондент был принят Командующим 2-й юньнань-ской армией — генералом Фань Шн-шэнем. Это интервью было дано после длительных и упорных попыток добиться встречи с генералом. Интервью состоялось лишь благодаря содействию начальника полиции генерала У Те-чэна.

■ В 3 часа 45 минут наш сотрудник был в штабе, расположенном в полуразрушенном доме, кое-как подпертом балками, чтобы он не развалился. Некоторую красочность придают ему четыре гирлянды разноцветных флагов и электрических лампочек, перекинутые о г здания штаба через улицу. Украшения остались после празднования юбилея первого революционного восстания в провинции Юньнань в 1911 г. Вход в штаб охранялся двумя часовыми, которые быстро подошли к нашему корреспонденту, требуя пропуска. На помощь пришел дежурный адъютант, который ввел нашего корреспондента в приемную. Вернее, это не приемная,

а небольшой, слегка прибранный уголок в разрушенном доме. Две кровати, стол с двумя чернильницами, пара стульев и другой круглый плетеный стол с дюжиной чашек красноречиво свидетельствовали, что мы вошли в жилое помещение.

Облупленные стены, бегающие по -полу мышата, на которых присутствие людей, очевидно, не производило особого впечатления; густые тенета паутины, доходящие до стульев и грозившие облепить головы посетителей, довершали общее впечатление от приемной штаба генерала Фань Ши-шэня.

Нашему корреспонденту было предложено заполнить анкету с рядом вопросов: имя, фамилия, адрес, цель прихода и т. д. Затем дежурный немедленно доложил о посетителе.

„В штабе ли генерал Фань Ши-шэнь?”. Получить ответ на этот вопрос было невозможно. Дежурный не берет на себя смелости предвосхитить желание генерала., объявить, в штабе он или нет.

Через десять минут нам объявляют: „Генерала Фань нет. Вас примет начальник штаба”.

Ничего не поделаешь! Не сам Фань Ши-шэнь, так начальник штаба! Приходится мириться. Пройдя несколько длинных лестниц, мы попадаем в большую комнату, нечто вроде секретариата. Два писаря старательно выводят иероглифы. Какой-то офицер любезно спрашивает: „Кто вы? Откуда? Зачем?”.

Недоуменно оглядываемся по сторонам. Та же грязь, то же впечатление разрушенного дома, временно занятого под жилье. Вероятно, хозяин не собирается засиживаться здесь долго. Стол, за которым уселся наш сотрудник, вытащен, надо думать, из склада поломанных вещей,—два вкладных ящика отсутствовали, употребленные, очевидно, для разогревания котелка, два других, разломанных, превращенных в дощечки, ждут своей участи. Крышка стола вызывает большое подозрение: она того и гляди провалится.

Неожиданно в коридоре раздались шаги. В сопровождении нескольких вооруженных солдат вошел высокий китаец в штатском национальном костюме. Он сел рядом с нашим сотрудником и любезно поздоровался. Фань или не Фань?

Сообщить об этом он не потрудился, и только из пода

следующего разговора удалось выяснить, что это был сам генерал Фань Шн-шэнь».

Эти записи московского корреспондента в общем верно передают ту обстановку, которую нам пришлось увидеть, когда мы приехали в южные районы страны.

ПОДГОТОВКА К ПЕРВОМУ

КОНГРЕССУ ГОМИНЬДАНА

Коммунистическая партия Китая в нюне 1923 г. на своем 111 съезде дала правильную оценку демократической позиции СуньЯт-сена и его борьбе против империалистов и феодалов-милнтарнстов. Молодая компартия высказалась за создание единого фронта рабочих, крестьян, мелкой и национальной буржуазии.

Было принято решение о сотрудничестве компартии с Гоминьданом и о вступлении коммунистов в индивидуальном порядке в Гоминьдан при сохранении организационной и политической самостоятельности Коммунистической партии. Преобразование Гоминьдана в массовую национальную партию, тесно связанную с народом, было признано важнейшей задачей. В основу политической линии китайских коммунистов были положены указания В. И. Ленина на II конгрессе Коминтерна по национальному и колониальному вопросу.

Мы с Н. Терешатовым приехали в Гуанчжоу 25 января 1924 г. Как раз в эти дни здесыпроходил Первый конгресс Гоминьдана. Благодаря рассказам В. Поляка, Я. Германа и особенно Михаила Марковича Бородина, а также по газетам и информационным бюллетеням представителя РОСТА мы быстро ознакомились с положением дел в Гуанчжоу, подробно узнали о подготовке к Первому конгрессу Гоминьдана и о его заседаниях. Нас сразу же включили в работу, связанную с конгрессом.

Первым! в Гуанчжоу в конце сентября 1923 г. приехал Яков Герман, а затем в начале октября — М. М. Бородин и Владимир Поляк.

Сунь Ят-сен тепло встретил М. М. Бородина, подробно расспрашивал о положении в Советской России. Более всего Сунь Ят-сен интересовался военными делами и промышленностью. Михаил Маркович подробно обо всем рассказывал и тем самым подготовлял почву

для дальнейшего тесного сотрудничества. Рассказывая Сунь Ят-сену о Красной Армии, М. М. Бородин обращал его внимание на важное значение политической работы в армии. После подробной информации Бородина о структуре и боевой жизни советской войсковой части Сунь Ят-сен заявил: «Этого у нас в армии нет. Нам необходимо все это создать».

9 октября Сунь Ят-сен устроил в честь М. М. Бородина прием, на котором присутствовали видные деятели Гуанчжоуского ■правительства. На 'приеме доктор Сунь Ят-сен произнес небольшую речь.

«Присутствующие здесь советские граждане,— сказал он,— приехали из страны, которая в короткое время успешно закончила гражданскую войну и заняла подобающее ей место среди держав мира. Советская Россия достойна быть примером для Китая».