училища офицеру, конечно, льстило. К жалованью я получил бы прибавку в 25 рублей в месяц, надел бы красивую адъютантскую форму: красный воротник с белым кантом, красная подкладка у сюртука, аксельбанты, шпоры и т.д. Минусом было то, что я уходил из строя, и двери Академии Генерального штаба для меня, как для офицера, не прослужившего трех лет в строю, уже навсегда закрывались.

Решил посоветоваться со старшими товарищами, и прежде всего с председателем суда общества офицеров капитаном Смирновым. Он просил дать ему подумать и в то же время доложил командиру батальона Бердяеву. Тот вызвал меня к себе и поставил вопрос прямо: собираюсь ли я идти в Академию и что толкает меня уйти из батальона. Я ему чистосердечно ответил, что в Академию Генерального штаба готовиться собираюсь. Разговор закончился тем, что Бердяев посоветовал отказаться от предложения, что я и сделал».

В 1904 году началась Русско-японская война. За ее ходом постоянно следили все офицеры, горячо обсуждая сражения и горько переживая наши поражения. Все желали отправиться в районы боевых действий. Некоторых штабных работников отправили на войну, строевых войсковых офицеров — не брали. Туркестанский округ граничил с Афганистаном, находившимся под «покровительством» Великобритании. Не исключалось, что враги России, воспользовавшись ее поражениями от японцев и переброской сил на Дальний Восток, могут попытаться завладеть ее среднеазиатскими территориями. К тому же во многих городах России бастовали рабочие, бунтовали крестьяне; конфликты доходили до кровавых столкновений. Хотя в Туркестане было относительно спокойно.

В 1905 году в часть прибыли дополнительные пулеметы, а также призванные из запаса прапорщики. Теперь было разрешено от каждого батальона послать на театр военных действий по два младших офицера. Пришлось бросать жребий. Шапошникова удача обошла: он остался.

Как бы сложилась его судьба, попади он тогда на фронт? Известно: новичкам в бою приходится особенно трудно. Они погибают значительно чаще опытных воинов. Во-первых, молодой офицер старается отличиться, показать свою храбрость. Во-вторых, он еще не умеет верно оценить обстановку, позаботиться о своей безопасности.

Один из товарищей Шапошникова, отправившийся на Дальний Восток, был убит в первом же бою. Погиб и второй его друг, с которым он стоял в карауле в Кремле.

64

«На полях Маньчжурии, — полагал Шапошников, — русская армия накапливала боевой опыт, хотя и в неудачных боях. До нас он доходил слабо — через раненых офицеров или из газет. Наши окружные приказы молчали, и подготовка войск велась по прежним боевым уставам».

Однако тревожили не только события на фронте. В стране было напряженным и внутреннее положение. Еще летом 1903 года в Златоусте войсками были расстреляны рабочие, собравшиеся на площади перед заводом и домом горного начальника с требованиями повысить зарплату и улучшить условия труда. В Туркестане о событиях в Центральной России знали мало: цензура не дремала.

«Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, конечно же, не осталось незамеченным в офицерской среде. «Стрельба войск по шедшим с иконами рабочим, — по его словам, — была таким происшествием, которое заронило сомнение в правильности принятых правительством мер не в одну офицерскую душу. Разговоров, во всяком случае, было много».

Сделаем отступление. В 2005 году исполнилось ровно 100 лет со дня этого события. И снова было 9 января — воскресенье. Память о той трагедии средства массовой пропаганды нынешней России постарались стереть из народного сознания (ведь Николая II, получившего тогда прозвище «Кровавый», возвели в ранг святых).

А «предреволюция» 1905 года должна бы представлять большой интерес для современных историков, социологов, политологов и всех, кого интересует жизнь общества вообще и российского в частности. Совсем недавно, в горбачевско-ельцинское время, называемое то «перестройкой», то «катастройкой», произошел у нас революционный переворот — от социализма к капитализму, власти буржуазии. Полезно сравнить результаты того давнего и нынешнего кризисов.

Общественные противоречия, прежде всего между трудящимися и властью, владельцами капиталов, в то время усиливались, перейдя в фазу острой конфронтации. Сказалось и поражение в войне с Японией. Как вскоре выяснилось, это был кризис роста. После подавления революционных выступлений правительство предприняло ряд мер, позволивших стабилизировать ситуацию, достичь относительного социального согласия. Страна стала наращивать экономический потенциал.

(Октябрьская революция 1917 года, несмотря на страшную Гражданскую войну, тоже была кризисом роста. Всего через десять лет после кровавой междоусобицы Россия, пережив острейший

65

кризис в сельском хозяйстве, вызванный ускоренной коллективизацией и двумя неурожайными годами, необычайно быстро оправилась, превзойдя практически по всем пунктам показатели экономики царского периода. Затем последовал небывалый в истории подъем страны.)

Тогда были кризисы роста. А каким оказался кризис конца XX века? По всем данным — чудовищного упадка. Расчленили великую Россию (СССР). Крупнейшее по площади государство, недавняя сверхдержава, превратилась в слаборазвитую страну с вымирающим коренным русским населением. И до сих пор, несмотря на заклинания о благах «демократии» и незначительный рост ВВП, ничего принципиально не меняется. Произошел кризис деградации: структура общества стала уродливой по всем критериям: социальному, научно-техническому, культурному, нравственному, экологическому.

Вернемся в 1905 год. Борис Михайлович Шапошников тогда не мог догадаться, что в государстве Российском начались революционные события. Он стал отличным строевым офицером, был на хорошем счету у начальства, прекрасно ладил с товарищами и подчиненными. Казалось бы, ему имело смысл продолжить столь успешно начатую карьеру. Но его привлекала не просто служба, а военно-интеллектуальная деятельность (назовем ее так). А центром ее был Генеральный штаб.

В АКАДЕМИИ ГЕНШТАБА

Любовь Шапошникова к чтению и знание художественной, исторической и научной литературы не остались незамеченными. Его избрали заведующим офицерской библиотекой. Он предложил увеличить ежемесячный взнос для подписки и пополнения фонда с полутора рублей до 2,5. Хотя у офицеров был на счету каждый рубль, они согласились с дополнительными расходами. Факт показательный: многие русские офицеры стремились повысить свой интеллектуальный уровень и как можно больше знать о том, что происходит в Отечестве и в мире.

Судя по некоторым книгам, ими приобретенным (сочинения Максима Горького, роман Чернышевского «Что делать?», повести и рассказы Куприна), в их среде господствовало относительное свободомыслие. Помимо газет местных и монархического толка, они выписывали еще и более либеральные. Это было возможно благода-

66

ря командиру батальона полковнику Бердяеву (по-видимому, родственнику известного философа Н.А. Бердяева). Он, конечно, не поощрял «вольнодумство», но и не пресекал его. Когда в казармах появились революционные прокламации, Бердяев пояснил офицерам, что наказывать следует только распространителей запрещенных листовок.

«Однажды осенью 1905 года, — вспоминал Шапошников, — я и товарищ разговаривали в канцелярии батальона о введении конституции в России. Присутствовавший при этом разговоре подполковник Лепехин, помощник командира батальона, напустился на нас: как мы, офицеры, хотим ограничить волю царя. В это время в комнату из своего кабинета вышел Бердяев. Когда узнал, в чем дело, усмехнулся и сказал подполковнику: “А ведь не плохо бы было, Константин Александрович (так звали Лепехина), иметь хорошую конституцию, наподобие английской”. Тот был окончательно сражен и решил, что если командир батальона рушит устои самодержавия, так что же тут говорить, и постарался поскорее уйти из канцелярии.