- И я о том же, - сказала женщина, стоявшая рядом и державшая пластиковый стаканчик со спрайтом. - Нас берегут от одного, другого, десятого. А что толку? Люди как умирали, так и умирают.

- Я тоже так считаю. - Хирам выдавил улыбку.

В то же время он раздумывал, забавными или просто язвительными показались женщине его слова? Видимо, забавными, потому что она засмеялась.

- Знаете, вы просто сокровище, - сказала она. - Чем вы занимаетесь?

- Бывший профессор литературы в Принстоне.

- И как вам удается жить здесь, а работать там?

Наверное, она пропустила слово «бывший» мимо ушей.

Хирам пожал плечами.

- Я там больше не работаю. Как я уже сказал, я - бывший профессор. Когда ввели телевизионное обучение, мой рейтинг оказался слишком низким, меня сочли нетелегеничным.

- Такова участь многих, - задумчиво отозвалась женщина. Слушая Хирама, она улыбалась и сочувственно кивала. - До чего же я скучаю по старым добрым временам, когда люди с внешностью Дэвида Бринкли* [Дэвид Бринкли (1920–2003) - американский журналист, ставший впоследствии телепублицистом и ведущим аналитических программ. Активно работал до середины 90-х гг. прошлого века.]спокойно вели выпуски новостей.

- Вы помните Бринкли? - оживился Хирам.

- Вообще-то нет, - продолжая улыбаться, призналась она. - Но мама часто о нем говорила.

Хирам оценивающе взглянул на женщину и понял, почему та не подошла для экрана - нос у нее был слегка курносый. Но у нее был приятный голос, очень миловидное лицо и красивая фигура.

Женщина прикоснулась к его бедру.

- Что ты делаешь этим вечером? - спросила она, переходя на «ты».

- Буду пытаться не смотреть телевизор, - поморщился Хирам.

- Серьезно? И что у тебя показывают?

- Сару Уинн.

- Так мы - родственные души! - радостно взвизгнула женщина. - У меня тоже Сара Уинн!

Хирам попытался улыбнуться.

- Может, поднимемся к тебе? - предложила женщина.

То был сигнал тревоги. Ее рука уже скользнула вверх...

И это предложение подняться к нему... Что за сим последует - догадаться нетрудно. Секс.

- Нет, - пробормотал Хирам.

- Почему?

Хирам вспомнил: единственный способ избавиться от телевизора - это доказать, что он больше не одинок. Налаживание сексуальной жизни (которую еще надо начать) - медленный, но верный путь к тому, чтобы заставить «Белл Телевижн» изменить свои идиотские представления о нем.

- Ладно, пошли, - согласился Хирам, и они покинули «Друзей семьи».

Очутившись в его квартире, женщина сразу сбросила туфли, сняла кофточку и уселась на старомодный диван перед телевизором.

- О, сколько у тебя книг, - восхищенно протянула она. - Так ты и в самом деле профессор?

- Да, - коротко ответил Хирам.

У него появилось смутное ощущение, что следующий шаг в их отношениях должен сделать он. Но Хирам совершенно не представлял - каким образом. Свою первую и единственную попытку вступить в интимные отношения он предпринял в тринадцатилетнем возрасте. Или ему тогда уже стукнуло четырнадцать? Девчонка, с которой он встречался, была на год или на два старше его и к таким вещам относилась легко и просто. Они отправились гулять, дошли до ручья (тогда еще существовали ручьи и места, где можно было гулять). Там она вдруг остановилась и расстегнула молнию на его брюках (надо же,

тогда  еще  существовали  такие  застежки)...  Они едва успели начать, как из него все вылилось. Она рассердилась, схватила его брюки и убежала. Девчонку звали Дайана. Хирам вернулся домой без штанов и без вразумительного объяснения, куда они подевались. Мать потом несколько лет вспоминала этот случай, всякий раз одаривая Хирама новой толикой женского презрения. Все мужчины одинаковы, как их ни воспитывай. Они всегда урвут свое, и какое им дело до «бедной опозоренной девочки»! Хирам быстро привык к этим тирадам и не обращал на них внимания. Материнские слова пролетали

мимо, точно вагоны экспресса.

Но почему сейчас его трясет, почему ему вдруг сделалось жарко? Ему долго не давало покоя воспоминание о презрительном взгляде Дайаны. Наверное, все случилось из-за того, что...

Впрочем, какая теперь разница?

Хирам мысленно заявил себе, что не желает об этом думать.

- Ну, смелей, - подбодрила женщина.

- Как вас зовут? - спросил Хирам. Она глядела в потолок.

- Допустим, Агнесса. Ты когда-нибудь начнешь?

Хирам решил, что, наверное, теперь нужно снять с нее юбку. Агнесса следила, как он копается, потом попыталась ему помочь.

- Нет, - возразил Хирам.

- Что нет?

- Не трогайте меня.

- Я что-то не пойму тебя, котик. В чем дело? Ты импотент?

Хирам вовсе не был импотентом. Его просто не интересовали интимные отношения. Неужели это так трудно понять?

- Слушай, я - не психоаналитик и не собираюсь копаться в твоих ассоциациях или как это у них называется. Понял? Я могу и сверху, чтобы тебя подзавести. Обычное дело,не у тебя одного так бывает. Годится?

Что значит «обычное дело»? Хирам растерянно кивал, не осмеливаясь спросить, о чем это она.

- Черт тебя побери, котик, но ты явно с луны свалился и совершенно не понимаешь, что к чему. Ладно. Выкладывай двадцать баксов. Вполне божеская плата за десять минут нервотрепки. Согласен?

- У меня нет двадцатки, - сказал Хирам. Ее взгляд стал жестким.

- Вот так нарвалась! Мало того, что гомик, так еще и без гроша в кармане. Мой тебе совет, котик, - если в следующий раз захочешь снять девчонку, сначала обмозгуй, чем ты с нею займешься. Дошло?

Агнесса торопливо сунула ноги в туфли, накинула кофточку и ушла. Хирам вновь остался один на один с телевизором.

- Нет, Тедди, - умоляюще шептала Сара Уинн.

- Но ты мне нужна. Я просто места себе не нахожу, так ты мне нужна, - изливался Тедди.

- Прошло всего несколько дней. Подумай, как я могу лечь с другим мужчиной, если Джордж погиб всего неделю назад? Всего четыре дня назад мы с ним... Нет, Тедди, прошу тебя!

- Но когда? Сколько мне еще ждать? Я так тебя люблю!

Что за бредятина! - возмутился аналитический ум Хирама. А ведь авторам этой стряпни знакома история Пенелопы. Можно не сомневаться: еще немного, и ее Джордж, ее Одиссей, вернется. Окажется, что он каким-то чудом остался жив и вновь готов подарить Саре все радости законного брака. Ну, а пока надо позволить разгуляться ее соблазнителям, а заодно продать пятнадцать тысяч автомобилей, сто тысяч коробок женских гигиенических прокладок и четыреста тысяч упаковок восхитительных новых крекеров «Грызи-грызу».

Не все серые клетки Хирама занимались анализом, остальным было глубоко плевать и на анализ, и на Пенелопу. И именно эта часть сознания заставляла Хирама сплетать и расплетать пальцы. Он дрожал, сам не понимая почему; не понимая почему, рухнул на диван. Руки судорожно сжимали «Преступление и наказание», а глаза готовы были наполниться слезами, но не умели.

На экране Сара Уинн вовсю рыдала.

«Она плачет, когда нужно, и ревет столько, сколько требуется», - подумал Хирам.

Легкие и лживые слезы. Что ж, Пенелопа, давай, тки свое полотно.

Будильник прозвенел, когда Хирам уже не спал. Из телевизора доносилось нежное воркование: рекламировали мыло «Дав», содержащее ланолин.

«Какое завидное постоянство, - подумал Хирам. - Есть вещи, неподвластные времени».

Наверняка мыло «Дав» существовало и во времена Христа, и торговцы тащились на Голгофу, чтобы не упустить свою прибыль. Иисус истекал кровью на кресте, а они деловито торговали мылом «Дав», делающим кожу нежной и бархатистой.

Хирам встал, оделся, попробовал читать, но не смог. Тогда он начал вспоминать, почему вчера ему было так тошно, но не вспомнил. Оставив бесплодные попытки, Хирам отправился к Арийцу.

- Это опять вы, мистер Клауэрд? - удивился Ариец.

- Скажите, вы - психиатр? - спросил Хирам.

- С чего вы взяли, мистер Клауэрд? Я - работник сектора А-6 в представительстве «Белл Телевижн». Вас опять что-то беспокоит?