И все же им самим допущен какой-то просчет, где-то кроется ошибка… Невозможно логически объяснить это бесследное исчезновение двух женщин и те странные обстоятельства, при которых оно произошло.

Среди женщин встречаются натуры очень разные: и наивные романтичные особы, и отъявленные авантюристки, которые бездумно бросаются в бурный круговорот любовных приключений, чтобы через несколько месяцев очнуться и осознавать свой полный крах. Хорошо бы узнать, к какому типу женщин принадлежали эти две: Розалинда ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра… Что руководило их поступками?

Комиссар Бейтендам поднялся ему навстречу из-за стола – высокий стройный импозантный мужчина с тонким, всегда плотно сжатым ртом и неизменно суровым, напряженным взглядом холодных серых глаз.

Де Кок остановился посреди кабинета и, встретив так хорошо знакомый ему испытующий взгляд комиссара, мгновенно избавился от всех своих сомнений и раздумий, расправил плечи и приготовился к обороне.

– Вы хотели видеть меня, комиссар? – В звенящем голосе Де Кока прозвучал вызов.

Комиссар Бейтендам слегка наклонился вперед и навалился грудью на стол.

– Вот что, Де Кок, – рявкнул он, – ответьте мне, Бога ради, чем это вы занимаетесь в последние дни?

Старый сыщик реагировал на начальственный окрик довольно спокойно.

– «Бога ради», – певуче протянул он, – насколько я понимаю, это формула, в которую отныне облекаются закон и право?

Комиссар явно не оценил его иронию.

– Именно! – Бейтендам стукнул кулаком по столу, словно припечатывая это слово.

Де Кок благодарно кивнул ему.

– В таком случае, я «Бога ради» веду порученное мне расследование, – парировал он реплику комиссара.

Тот гневно сверкнул глазами.

– Оставьте для другого случая эти ваши штучки, Де Кок! – сухо бросил комиссар. – Извольте отчитаться, как идет расследование!

– Вам, должно быть, уже известно, комиссар, – невозмутимо начал Де Кок, – что при загадочных обстоятельствах исчезли две женщины…

Комиссар прервал его, нетерпеливо взмахнув рукой.

– Вы опираетесь, инспектор, на показания довольно странных, не вызывающих никакого доверия свидетелей! – заорал он, – схватив со стола какой-то листок. – «Подозрительный тип, сутенер и молодой человек, который явно не в себе», – прочел комиссар, ткнув пальцем в докладную записку. – И на основании этих показаний вы посмели обвинить администрацию и персонал амстердамской больницы, известной своей солидной репутацией, в соучастии… в похищении… в укрывательстве преступника и тому подобных деяниях, являющихся плодом вашей необузданной фантазии!

Де Кок растерялся от неожиданности.

– Я… никого ни в чем не обвинял…

– На основании заявлений этих двух недоумков, – продолжал кричать комиссар, – вы переполошили всю больницу – и персонал, и больные в ужасе от ваших необдуманных действий! – Он прямо задыхался от злости. – Главный врач клиники доктор Ван Беммелен высказал мне свое крайнее неудовольствие по поводу того скандала, который вы учинили сегодня утром в его больнице. Он обратился к нашему советнику юстиции господину Схаапсу и потребовал, чтобы вы прекратили расследование. И я не смог с ним не согласиться.

Де Кок не верил своим ушам.

– Доктор Ван Беммелен? Но я никогда не видел этого почтенного господина и ни разу не общался с ним…

Однако комиссар Бейтендам не желал ничего слушать.

– Вы, очевидно, считаете, что за все происшедшее сегодня утром несет ответственность ваш помощник Фледдер? Но ведь мне известно, что он действовал по вашему указанию!

– Так точно! – подтвердил инспектор. – И если он в подобных случаях будет действовать столь же оперативно, из него получится хороший следователь.

Побагровевший от гнева Бейтендам, словно не слыша его, продолжал:

– Я приказываю вам немедленно прекратить расследование! Слышите, Де Кок? Имейте в виду: доктор Ван Беммелен получил предписание Министерства здравоохранения и культуры отклонять любые попытки вторгаться на территорию клиники сыщиков, которые расследуют это вымышленное исчезновение двух женщин!

Закончив эту длинную тираду, комиссар перевел дух, опустился в кресло и со вздохом взял со стола какой-то листок.

– У меня в руках ваше заявление об отпуске на время проведения праздника «Сейл Амстердам». Я пошел вам навстречу и передал руководство группой по борьбе с карманниками другому сотруднику. – Он взглянул на Де Кока с нескрываемым торжеством. – С этой минуты можете считать, что вы в отпуске!

Де Кок бросил взгляд на свое заявление, и ему показалось, что белый листок в руках у комиссара растет на глазах. Он быстро выхватил у него заявление и, разорвав его на мелкие клочки, бросил на пол, так что они разлетелись по ковру.

– Никакого отпуска! – твердо сказал он, глядя комиссару в глаза.

Бейтендам вскочил с места. Он был вне себя от ярости – не только лицо, даже шея у него побагровела. Вытянув дрожащую руку, он указал инспектору на дверь.

– Вон!

Де Кок не заставил его повторять приказание.

Вскинув подбородок, Фледдер внимательно посмотрел на Де Кока.

– Я вижу, у вас опять дело зашло далеко… – встревоженно произнес он.

– Что ты имеешь в виду?

– Снова поцапались?

Старый сыщик со вздохом опустился в кресло.

– Намного хуже… меня отстранили от этого расследования! – Он грустно улыбнулся. – Комиссар потребовал, чтобы я немедленно ушел в отпуск, а я в ответ разорвал свое заявление у него на глазах.

Фледдер был поражен.

– Но ведь это невозможно!

– Что именно?

– Уже невозможно прекратить это расследование! Де Кок беспомощно развел руками.

– Комиссар трус и всегда был трусом, насколько я его знаю. Стоит только в дело вмешаться высокому начальству, он сразу прячет голову под крыло. Главный врач больницы Южного Креста наябедничал на нас комиссару, а потом связался с советником юстиции. В результате Министерство здравоохранения и культуры приказало прекратить расследование.

– Ну и комиссар, конечно, разъярился… – печально подвел итог Фледдер.

– Да, и особенно после того, что случилось сегодня утром!

Молодой следователь смущенно отвел глаза.

– Это я во всем виноват. Я опять раньше времени забежал вперед. Мне следовало подождать вас и вести этот разговор с главным врачом в вашем присутствии.

Де Кок укоризненно покачал головой.

– Разве можно было предвидеть реакцию Рихарда Недервауда на эту неудачную очную ставку? – спокойно возразил он. – Однако как следователь ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…

Фледдер одарил его благодарным взглядом.

– Я тоже никак этого не ожидал, – сказал он. – Очная ставка в больнице была проведена по всем правилам. Никаких нарушений… И с юридической точки зрения – тоже. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, то Рихард Недервауд никого не узнал.

Де Кок нахмурил брови.

– Это как же понимать? Фледдер улыбнулся.

– Я с самого начала говорил вам, что не верю в то, что больница Южного Креста имеет какое-то отношение к этому случаю с двумя женщинами, и то, что свидетель Рихард Недервауд не узнал никого, послужило тому подтверждением.

Старый сыщик задумчиво посмотрел на него.

– Значит, ты почувствовал облегчение, и все это поняли?

– Что вы имеете в виду? Де Кок ухмыльнулся.

– А вдруг рядом с тобой был кто-то, кто совсем не разделял твоего чувства облегчения?

– Как это?

Старый сыщик махнул рукой. Опершись локтями на стол, он опустил подбородок на раскрытые ладони. Неожиданно инспектор подался вперед и прищурившись уставился на своего молодого коллегу.

– Ты поддерживал все эти дни постоянный контакт с Ван Беммеленом?

Фледдер покачал головой.

– Да нет, я говорил с ним всего два раза.