– Он просто сумасшедший, – пробормотал Мэлори.

Поняв, что произнес эти слова вслух, сэр Хорейс поморщился. Разговор вслух с самим собой – явный признак размягчения мозгов. Но, ей-богу, он не единственный, кто тут выжил из ума. Поразительный тип этот Пилгрим. Прочел документ, который сэр Бэзил хотел во что бы то ни стало похоронить, выяснил что-то о самом Захарове, о короле, о Ленине, Свердлове, Троцком – и не придал этому ни малейшего значения! Проигнорировал даже то обстоятельство, что речь идет о поставке оружия на сумму в пятьдесят миллионов. Ничего себе «древняя история»!

Просто Пилгрим никогда не видел Захарова, этим все и объясняется. Он не знает, что Захаров всегда действовал безошибочно и наверняка. Зато сэр Хорейс был очень хорошо знаком с этим качеством своего бывшего патрона, и сейчас на него как бы дохнуло волей покойного магната через столько лет. Прошло полвека с тех пор, как сэр Бэзил сидел в этом кабинете, но Мэлори и сейчас ощущал его присутствие, исходившую от него силу и даже голос, произнесший: «Разберитесь в этом, это опасно». Ощущение опасности еще раньше угнездилось в сознании старого банкира и по мере развития событий все обострялось. Приказ покойного сэра Бэзила вновь и вновь звучал в мозгу Мэлори, пока он разглядывал маленький конверт, прикрепленный скрепкой к последней странице рукописи Дайкстона. Пилгрим распечатал конверт, прочитал лежавшую в нем бумагу и затем положил обратно.

Сэр Хорейс вновь раскрыл конверт.

Мэлори прошел по коридору, застланному ковром темно-бордового цвета, остановился возле кабинета Пилгрима, негромко постучал в дверь и вошел. Старший партнер, разговаривавший по телефону, взглянул на вошедшего и кивнул. Мэлори налил себе кофе из кофеварки и подошел к окну. Вскоре раздался звук опускаемой телефонной трубки, и Пилгрим спросил:

– В чем дело, Хорейс?

Мэлори обернулся. В руке он держал рукопись Дайкстона.

– Судя по всему, мы расходимся во мнениях относительно важности этого документа.

Пилгрим покачал головой.

– Нет, я понимаю, что это может оказаться очень важным. – Молодой человек невесело рассмеялся. – Пятьдесят тысяч ежегодно, да еще без всяких вопросов – это не шуточки. Просто я боюсь, что все это туфта.

– Что-что?

– Туфта, Хорейс. Этот парень, Дайкстон, явно из породы шутников. Он дает нам первую часть, потом заставляет гнаться за второй частью. Впереди целая гонка по пересеченной местности, мы на ней наверняка пупок надорвем. А в конце нас ждет пшик. Я просто уверен!

– А как же обещанная катастрофа?

Пилгрим откинулся в кресле.

– Не могу в это поверить. И объясню почему. Предположим, что этот самый Дайкстон имеет на нас зуб. Банк оставил без крова его мать-старушку или что-нибудь в этом роде. Несчастная вдовица умерла от холода и голода, поэтому он нас так ненавидит. Долгие годы Дайкстон сопел, пыхтел и разработал план мести. Теперь давайте посчитаем. В 1918 году он уже капитан-лейтенант. Стало быть, ему что-нибудь под тридцать. Сколько ему сейчас? Девяносто? Нет, скорее всего он мертв. Все-все они уже на том свете: и Дайкстон, и Ленин, и Захаров. Неужели вы думаете, что человек может пятьдесят лет вынашивать планы мести, не рассчитывая увидеть их осуществление?

– Судя по всему, Захаров отдал распоряжение делать выплаты без ограничения срока. По пятьдесят тысяч в год. Вы представляете себе, что такое в 1920 году была сумма в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов?

– Конечно. Это были сумасшедшие деньги. Очень может быть, что Дайкстон имел на Захарова серьезный компромат. Так или иначе, речь, несомненно, идет о шантаже. Но, Хорейс, вспомните, Захаров умер в 1936 году!:

– Очевидно, вы хотите сказать, что обида Дайкстона носила личный характер и была направлена исключительно против сэра Бэзила?

– А разве нет? Все это выглядит вполне лично. По персональному распоряжению Захарова банк ежегодно выплачивает деньги. Примечание старшего партнера запрещает подвергать выплаты сомнению, иначе, мол, разразится катастрофа. По-моему, речь идет об игре, в которую играли двое. Захаров проиграл, а мы должны платить. Причем платим мы скорее всего уже покойнику. Во всяком случае, первые страницы пыльной от времени рукописи не убедили меня в обратном. Послушайте, Хорейс, все это слишком мелодраматично, чтобы быть правдой!

Мэлори смотрел Пилгриму прямо в глаза.

– Нет, Лоренс, умерли не все участники тех событий.

– Кто же остался?

– "Хильярд и Клиф".

– Неужели вы думаете, что он может погубить наш банк? Откуда – из могилы?

Мэлори пожал плечами.

– Не знаю. Сэр Бэзил явно боялся какого-то катаклизма, а этот человек, уверяю вас, не был подвержен необоснованным страхам. Мы должны выяснить, в чем дело. И чем быстрее, тем лучше.

– Но вы ведь понимаете, Хорейс, что поиски будут стоить дорого. Скорее всего мы мало что найдем, а заплатим за это кучу денег.

– И все же не исключаю, что это обойдется нам дешевле, чем если мы вообще откажемся от поисков.

Пилгрим почесал подбородок. Он брился дважды в день, но и этого было недостаточно – снова проступила щетина.

– Хорейс, мы с вами оказались в очень странной ситуации. Раньше боссом здесь были вы. Теперь заправляю делами я. Мы добились определенной степени взаимопонимания. Вас не все устраивает в моих методах, а меня, возможно, не все устраивает в ваших. Тем не менее мы уживаемся. Думаю, даже извлекаем некоторую взаимную выгоду. Однако инстинкт говорит мне, что об этой истории надо раз и навсегда забыть, а денег больше не платить. Ваш инстинкт подсказывает вам обратное.

– И весьма громогласно!

– Причиной этому ваше тесное знакомство с Захаровым?

– Главным образом да.

Пилгрим по-прежнему скреб пальцами подбородок.

– Это-то меня больше всего и поражает. Мне говорили, что вы стреляный воробей. Я убедился, что так оно и есть. Вы не сентиментальны, обладаете огромным опытом и массой знаний. И все же покойник прямо гипнотизирует вас. В чем дело?

Мэлори улыбнулся:

– Просто я его знал. Я видел, как он работает. За всю свою жизнь он не выкинул на ветер ни единого гроша. Принять подобное решение – о ежегодной выплате пятидесяти тысяч фунтов стерлингов на неопределенный срок – сэр Бэзил мог только в безвыходной ситуации. Он наверняка делал все возможное и невозможное, чтобы выйти из этого положения. И тем не менее целых шестнадцать лет, до самой смерти Захарова, деньги аккуратно выплачивались. Уверяю вас, Лоренс: ни единого дня за эти шестнадцать лет не прошло без того, чтобы сэр Бэзил не ломал себе голову над этой задачей. Если выплаты продолжались, то лишь потому, что решение задачи он не нашел.

– Вы хотите сказать, что у нас нет выхода и теперь мы должны плясать под дудку Дайкстона?

– Полагаю, что именно так.

– Вне зависимости от того, куда нас это приведет и сколько это будет стоить?

Мэлори кивнул:

– Да, я так считаю. Вы можете называть старого Мэлори полоумным, но я буду настаивать на своем.

Сэр Хорейс смотрел на Пилгрима с некоторым беспокойством. Вдруг, во время этого разговора, ход мысли старшего партнера стал ему понятен. Пилгрим родился в Венгрии, после пятьдесят шестого года ребенком попал в Америку. Он был блестящим студентом, сделал ослепительную карьеру на Уолл-Стрит и теперь возглавлял международную банковскую компанию.

Больше всего на свете Пилгрим боится показаться дураком.

В этом ключ.

– Если мы попадем впросак, Лоренс, можете всю вину свалить на меня, – сказал Мэлори. – Я все время буду держать вас в курсе. Кстати говоря, меньше буду путаться у вас под ногами в повседневных делах. И потом, вы ведь знаете, что я не из тех, кто бросает деньги на ветер.

Пилгрим нахмурился:

– Назовите мне еще какую-нибудь убедительную причину. Если я не до конца в чем-то уверен, то плохо сплю по ночам.