— Не слишком ли поздно вы спохватились? — покачал головой Брул. — И даже если то, что ты говоришь, — правда, все эти события давно стали преданиями и легендами. Время никому не повернуть вспять. Даже вам, буру сам.

— Это ты так считаешь, — усмехнулся мужчина, и глаза его зловеще сверкнули. — Но нас совершенно не интересует твое мнение. Бурусы пришли взять то, что принадлежит им по праву. Мой народ вернулся в свой дом, откуда был подло изгнан. И останется здесь, возродив былое величие нашей страны Буру-Теш. И считаться мы ни с кем не намерены, тем более с подлыми захватчиками — валузийцами.

— Ничего у вас не выйдет, — твердо промолвил Брул, неотрывно глядя в глаза человеку в меховой безрукавке, — Валузийская армия сильна и непобедима, ей нет равных в мире. И кроме того, у Валузии много союзников, так что вас просто сотрут в порошок. Лучше попытаться решить этот вопрос каким-нибудь другим путем. Надо хорошенько подумать…

— Ваши хваленые войска лишились командования и попали в окружение. Им конец.

Бурус произнес эти слова совершенно спокойно, без тени злорадства, но у Копьебоя от этого спокойствия по спине поползли мурашки, и тоскливо сжалось сердце. Кулл убит? Попал в плен? Не может быть!

— Я тебе не верю, — решительно заявил пикт. — Ты хоть и похож на обычного человека, но коварен и лжив, как твои обезьянолюди. Вам никогда не победить нас. Лучше бы твоему народу прийти к нам с миром, тогда бы не было напрасных жертв.

— С миром? Просить у вас милостыню? — презрительно поморщился бурус. — Да ты что, смеешься надо мной? Я вижу, ты так ничего и не понял. Ты просто упрямый глупец.

Тра катриам хе но!

Услышав эти слова, похожие на зловещее заклинание, суеверный, как и все пикты, Брул невольно напрягся, словно ожидая, что на него сейчас обрушатся каменные своды. Но ничего сверхъестественного не произошло, лишь человек в меховой безрукавке сделал рукой какой-то жест, и двое обезьянолюдей, подхватив Копьебоя за плечи, вывели его из отсека и вновь потащили по бесконечному темному туннелю.

Едкий густой дым щипал глаза, но Келкор почти не замечал этого. Все его чувства как будто умерли, и лишь в висках стучала одна мысль — он пленник! Ему приходилось и раньше попадать в засаду, но, израненный, едва живой, он всегда сражался до тех пор, пока рука могла держать меч, и не позволял врагам одолеть себя. А сейчас… Битва еще не началась, а его армия уже осталась без полководца, а сам он, крепко привязанный к толстому стволу дерева, беспомощно стоял перед ухмыляющимися ему в лицо обезьянолюдьми.

Они вовсю гримасничали и нелепо приплясывали, явно совершенно удовлетворенные тем, что прославленный командир Алых Стражей так легко попался к ним в руки. Горечь, бесконечная горечь наполнила душу Келкора. Как жестоко судьба и всесильные боги подшутили над ним! Ведь он проиграл свое, быть может, последнее сражение не людям, а каким-то отвратительным хвостатым существам, лишенным каких бы то ни было человеческих чувств…

Внезапно бурное обезьянье веселье прекратилось, и они, образовав полукруг, почтительно расступились перед крупным загорелым человеком в меховой безрукавке и кожаных, до колена, штанах. Быстрой упругой походкой подойдя к Келкору, он остановился, задумчиво разглядывая командира Алых Стражей. Мохнатые подчиненные поспешно принесли ему нечто вроде небольшого деревянного помоста, и высокий мужчина уселся на него, скрестив ноги и положив руки на колени.

— Не повезло тебе, да? Расстроился? — наконец спросил он, с оттенком насмешливого сочувствия в голосе. — Ну что ж, в твоей неудаче можно было и не сомневаться. Слабы вы, называющие себя валузийцами, и духом и телом. Когда вы вероломно напали на нас, мы почти не оказали никакого сопротивления, а просто ушли. Наш народ старался жить в мире с окружающими племенами, ни с кем не воевал и мало что смыслил в воинском искусстве. Мы писали книги, строили храмы, занимались науками, учили своих детей любви и согласию с ближними. Нас в те времена было легко победить. Но теперь мы поменялись местами, и нам ничего не стоит стереть Валузию в порошок.

Келкор молчал, недоверчиво слушая странные слова незнакомца. О чем он толкует? Какой мирный народ? Когда валузийцы на них напали? Очевидно, на лице командира Алых Стражей было написано такое недоумение, что человек в меховой безрукавке снисходительно рассмеялся.

— Не стоит тебе ломать голову над тем, что ты услышал, — сказал он, сделав какой-то жест обезьянолюдям. — Просто считай, что для тебя и для твоего народа все кончено. Королевства Валузии больше не существует.

Двое обезьянолюдей подошли к Келкору и, крепко стянув его шею своими хвостами, принялись отвязывать его от дерева. Почувствовав, что руки свободны, командир Алых Стражей резко дернул за оба мохнатых отростка, но живая петля на его шее только затянулась еще туже. Превозмогая подступившую к горлу тошноту, Келкор начал отчаянно бороться. Он осознавал, что силы не равны и ни малейшей надежды на успех нет, но все же стоит попробовать, прежде чем Врата Смерти откроются для него, отправить туда хотя бы одного ненавистного врага. Схватив за поросшие короткой шерстью загривки своих мохнатых противников, Келкор с такой силой столкнул их лбами, что они, глухо взвизгнув, зашатались и начали медленно оседать на землю.

Во второй такой же удар валузийский командир вложил столько ярости, что оба обезьяночеловека без звука рухнули к его ногам. Безжизненные хвосты с тихим шелестом сползли с шеи Келкора, но оставались еще веревки, крепко опутавшие его лодыжки и бедра. Взглянув на человека в меховой безрукавке, который почему-то не двигался с места и спокойно наблюдал за происходящим, лемуриец перевел глаза на стоящих полукругом мохнатых тварей, словно застывших в немом оцепенении.

«Им, видно неинтересно нападать на связанного, — подумал пленник. — Сейчас они дождутся, когда я освобожусь от веревок, и набросятся на меня всем скопом. Нашли развлечение!»

Он принялся распутывать веревки, связывавшие его ноги, изредка бросая быстрые взгляды на по-прежнему не двигавшихся врагов. Наконец путы упали на землю, и Келкор, отскочив в сторону, схватил с земли увесистый длинный сук, который заприметил некоторое время назад. Оглянувшись и не увидев за собой никого из мохнатых, он принял боевую стойку и начал медленно отступать к поросшему густым кустарником холму.

— Неплохо, — произнес вдруг незнакомец в меховой безрукавке. — Очень даже неплохо для таких жалких людишек, как валузийцы. Где это ты научился так драться голыми руками? Ведь вы, несчастные трусы, никогда не расстаетесь с оружием, а без него на вас просто смешно смотреть — вы становитесь беспомощны, как ягнята!

— С чего ты взял? — тяжело дыша, презрительно бросил Келкор. — Видно, тебе никогда не приходилось помериться силой с кем-нибудь из валузийских бойцов, иначе ты бы не сидел тут сейчас, скрестив ножки, словно торговка на южном базаре, и не болтал бы всякие глупости.

В одно мгновение распрямившись, как отпущенная пружина, человек в безрукавке взвился в воздух и приземлился совсем близко от командира Алых Стражей.

— Ты хочешь помериться силой? — слегка усмехнулся он. — Глупый человек, ты не знаешь, о чем просишь.

Вместо ответа Келкор, размахнувшись, обрушил страшный, смертельный удар палки на голову противника, но, к своему изумлению, увидел, что бурус, ухмыляясь, по-прежнему невредимый стоит перед ним, спокойно скрестив руки на груди.

Яростно молотя противника руками и ногами, лемуриец едва не выбился из сил, однако человек в безрукавке, все так же продолжал улыбаться, неподвижно стоя перед разъяренным валузийским командиром и, казалось, даже не чувствовал обрушившихся на него ударов.

— Это колдовство, — задыхаясь, пробормотал Келкор. — Тебе просто помогают темные силы. Я так и знал, что все вы связаны с магией!

— Ошибаешься, — рассмеялся противник. — Не нужна нам никакая волшба. Бурусам помогает сама природа. Мы — дети диких лесов. Природа — наша суровая мать, и она не балует нас, но учит выживать в любых условиях. Наши тела закалены и крепки, нам не страшны ни холод, ни голод, ни когти зверя, ни руки человека, даже если они держат оружие. Так что наши силы неравны. Лучше смирись и прими смерть достойно.