«Дом драгоценных сокровищ» располагался на втором этаже, куда вел длинный эскалатор слева от входа в здание. Стеклянные двери в зал были открыты. За дверями стоял стол, за которым сидел, глядя на экран компьютера и не обращая на нас внимания, человек в пиджаке с логотипом аукционного дома на кармане. В комнате кроме нас было только два посетителя. Я была удивлена, если не сказать разочарована, тем, что одним из них был Бертон Холдиманд. Мне показалось, что он очень бегло говорил по-китайски с довольно привлекательным молодым человеком. Не знаю, почему меня удивил тот факт, что Бертон говорит по-китайски. В конце концов, он работал в этой области. Почему бы ему и не выучить язык? Но в предстоящей аукционной войне это было его преимуществом.

— Увидимся еще, Бертон, — сказала я, таким образом предупреждая своих спутниц, что враг близко. Майра еле заметно кивнула, давая мне знать, что поняла, и легонько толкнула Руби в бок.

— Обязательно, — отозвался Бертон. — Наверное, это твой клиент? — спросил он, указывая на Майру.

— Нет. Майра, познакомьтесь с Бертоном Холдимандом из Коттингемского музея. Бертон, это Майра Тетфорд. Она будет мне помогать, — я решила, что больше Бертону ничего знать не нужно. — А это Руби, помощница Майры.

— Здравствуйте, дамы. Представляю вам Лю Да Вэя. Он помогает мне в Пекине.

— Пожалуйста, зовите меня Дэвидом, — попросил молодой человек, пожимая нам руки.

Да Вэй, Дэвид, подумала я. Наверное, именно так они выбирают себе английские имена, чтобы были близки по звучанию китайским. Очевидно, Дэвид и Руби были знакомы, и я подумала, что это предмет для разговора с Майрой, когда мы останемся одни, чтобы оценить возможности наших противников.

После обмена любезностями я решила оглядеться. В зале было выставлено на продажу много довольно красивых современных картин. Также несколько фолиантов. Понятия не имею, что это за фолианты, но выглядели они привлекательно. У меня не было никакого шанса разобраться в каталоге, поэтому Руби пояснила, что один из фолиантов принадлежал перу знаменитого поэта и ученого семнадцатого века.

Обстановка была очень непринужденной. Посетители приходили и уходили. Человек за столом продолжал неотрывно смотреть на монитор. Он даже не поднял головы, когда я оказалась в нескольких футах от него: играл в компьютерную игру. Такое впечатление, что нас не существовало. Серебряная шкатулка была на месте. Мне показалось, что выглядит она вполне нормально.

Бертон, как и я, бегло рассматривал все выставленные в зале предметы, и стоило мне на минуту оказаться одной, как он украдкой подошел ко мне.

— На этот раз скажешь мне, кто твой клиент?

— Нет. Уже надоели эти расспросы.

— Интересно, кто в тот вечер участвовал в аукционе по телефону, — продолжал болтать Бертон. — Возможно, это был кто-то из Мэттьюзов или доктор Се Цзинхэ.

— Кто такой Се Цзинхэ? — спросила я. Мне это было прекрасно известно, но я не могу устоять перед искушением уколоть Бертона, так сказать. Он разозлится, что я забыла о его знакомстве с Се Цзинхэ. Я его никогда не видела, но знала, что Се — богатый филантроп, подаривший Коттингемскому музею внушительную коллекцию бронзовых предметов эпохи Шан. У него был роскошный дом в Ванкувере, фотография которого была опубликована в моем любимом журнале по дизайну, и собрание предметов азиатского искусства — нередкая тема журнальных статей.

Бертон выглядел уязвленным и принялся объяснять, и тут в зале откуда ни возьмись появился высокий, худощавый человек. На мгновение на лице Бертона мелькнуло выражение изумления, но он быстро овладел собой и направился к новому посетителю. Он даже пожал ему руку. Через пару минут Бертон подозвал меня, хотя было видно, что сделал он это неохотно.

— Лара, Се Цзинхэ хочет с тобой познакомиться, — сказал он. — Доктор Се, глава «Се Гомеопатии», уверен, тебе это известно. Я регулярно пользуюсь продукцией его фирмы. Также он великий ученый и покровитель искусств. Тебе будет интересно с ним пообщаться. Лара Макклинток — продавец антиквариата из Торонто, доктор Се.

Я знала о докторе Се, но почти ничего не знала о «Се Гомеопатик», правда, своему здоровью я уделяла не так много внимания, как Бертон. Мне стало тошно от подхалимского тона Бертона. Возможно, равновесие моей энергии ци было снова нарушено. Интересно, что по этому поводу думал сам доктор Се. Вскоре мне предстояло это узнать.

— Бертону не удалось убедить Джорджа Мэттьюза и его фирму спонсировать восстановление отдела азиатского искусства, — объяснил доктор Се. — Поэтому он обратился ко мне, как вы, без сомнения, уже поняли, госпожа Макклинток.

Я скрыла улыбку.

— Полагаю, вы знали моего покойного друга, Дори Мэттьюз.

— Да, мне ее не хватает.

— И мне тоже, — ответил доктор Се.

Вид у Бертона был тревожный. Вряд ли он удивился отказу Джорджа Мэттьюза сделать пожертвование Коттингемскому музею, учитывая отношение к его жене. Возможно, Бертон не знал о дружбе доктора Се с Дори. Последние слова доктора дали ему понять, что вся его угодливость пропала даром.

Мы приятно поболтали с доктором Се, который, как выяснилось, поставлял по всему миру различные гомеопатические средства, в том числе и в Северной Америке. У доктора Се были дома в Пекине и Ванкувере. Также у него был офис в Торонто.

— Возможно, вас удивляет, что мы с Джорджем и Дори Мэттьюз друзья. В какой-то мере Джордж и я являемся конкурентами. Наши компании производят продукцию на благо людям, но у нас совершенно разные подходы к ведению дел. Он патентует традиционные лекарства, а я произвожу средства, основанные на давних традициях китайской медицины. Между нами часто разгорались споры, связанные с различным подходом к делу, но тем не менее мы остаемся друзьями.

— Я совсем не знаю Джорджа, но Дори я обожала. Всем, что мне известно о китайской истории и искусстве, я обязана ей.

— Да, она очень много знала, что также относится и к Джорджу, когда дело касается предметов его коллекции. А что у нас здесь? — спросил доктор Се, останавливаясь перед серебряной шкатулкой. Она была открыта и стояла на небольшом возвышении, так что ее можно было разглядеть с разных сторон, что и сделал доктор Се. — На ней написана формула эликсира бессмертия, — произнес он после недолгого осмотра. — Автор почти наверняка был алхимиком. Очень интересно.

— Алхимик? Тот, кто пытается превратить неблагородные металлы в золото?

— Это было частью китайской алхимии. Да, китайцы действительно хотели создавать золото, как и европейские алхимики. Но у алхимии была и духовная сторона. Китайские алхимики стремились стать бессмертными и обитать в других мирах вместе с бессмертными. Почти наверняка они были поклонниками даосизма, а даосы верят, что по и хунь, тело и дух, сохраняются и после смерти. Ради интереса люди шли на многое, чтобы сохранить свое тело. Некоторые алхимики и даосы сумели превратиться почти в настоящие мумии еще при жизни, питаясь исключительно слюдой и сосновой смолой.

Я с трудом удержалась от шутки. Несмотря на этот странный интерес к достижению бессмертия, доктор Се был интересным и знающим собеседником.

— Пилюля или эликсир бессмертия являлась частью процесса, — продолжал он. — Стоило ее принять, как вы становились бессмертным. Это могло произойти внезапно. Вы здесь, и в следующую минуту вы исчезаете, оставив лишь одежду.

— Этот эликсир бессмертия кажется опасной штукой, принимая во внимания такие компоненты, как мышьяк и ртуть.

— Верно. Вам должно быть известно, что при лечении болезней постоянно используют ядовитые вещества. Мышьяк давно является практически единственным действенным средством против сифилиса, а при лечении сердечных болезней используется ядовитый дигиталис, или наперстянка. Я мог бы назвать еще множество веществ. Различные виды аллергий мы лечим, используя микроскопические дозы того вещества, которое вызывает у пациента аллергию. Большие дозы способны вызвать анафилактический шок и даже смерть, но крошечное количество укрепляет иммунную систему. Что касается эликсира бессмертия, то многие китайцы, не исключая императоров, знали, что его компоненты ядовиты, но все равно принимали его в маленьких дозах. Несколько императоров, возможно и первый император Цинь Шихуанди, которого мы знаем по терракотовым воинам в Сиане, умерли, пытаясь достичь бессмертия. Возможно, что пятеро из двадцати одного танского императора скончались от отравления.