Грозный кантё бросил в ялик мешок, затем прыгнул сам и скомандовал:

– Отпускайте! – и сразу пропал в темноте.

Через мгновение они услышали короткий злобный смешок, и все.

– А деньги?! – осмелев, в отчаянии крикнул Бугэй.

Они ждали целую кокой, боясь пропустить даже самый слабый звук.

– В каюте… – донеслось издалека.

Тогда они бросились назад. Сталкиваясь лбами и мешая друг другу, перевернули все, что можно было перевернуть, обследовали все стены и балки, но ничего не нашли. Бугэй собрался было прыгнуть в трюм, да Язаки удержал его:

– Опасно! Вдруг там ганива?!

– Ганива всего лишь глиняная собака, – возразил Бугэй, повисая над дырой в сильных руках Язаки. – Отпусти! Слышишь!

– Это ты во всем виноват!

– Я?!! – удивился Бугэй. Подобная мысль даже не приходила ему в голову.

– Глядишь, давно бы все поделили.

– А где ты был со своим оружием? – язвительно осведомился Бугэй, приходя в себя и отступая от отверстия в полу. Ему расхотелось туда прыгать.

– Там же, где и ты со своей жадностью.

– Ах, так! – воскликнул Бугэй, нащупывая на полу обломок древнего меча, которым вполне можно было раскроить Язаки голову.

Мысль, что он не только лишился законного заработка, но и возможности приобрести харчевню, придала Бугэй силу. Он уже замахнулся, чтобы убить Язаки, но в этот момент у них над головой раздались шаги Натабуры, который заступил на вахту.

– Добр твой Бог, – пробормотал Бугэй, опуская меч. – Больше ко мне за добавкой не приходи!

– Очень ты мне нужен, – ответил Язаки, который тоже был страшно зол, но не подавал вида. – Твой капитан теперь Акинобу. Знаешь, кто он?

– Даже если бы и знал, добавки не получишь! – уперся Бугэй.

– А я приду и сам возьму!

– Только попробуй!

– И попробую!

– Попробуй!

– Попробую!

Выпятив грудь, они наскакивали друг на друга, как два петуха.

– Эй! Кто там?! – раздалось у них над головами, и они, опомнившись, притихли.

Потом на дверь каюты что-то полилось. Язаки высунул руку и попробовал на язык:

– Не пойму, дождь, что ли?

Собачка писает, догадался Бугэй, вспомнив об Афра.

Афра давно их учуял. Он решил, что раз хозяин не беспокоится, то чего колотиться, ведь это же свои: Язаки и Бугэй. Спорят. Наверное, из-за еды. Могли бы и поделиться. В знак презрения подошел и поднял лапу на то место, где, по его расчетам, в каюте находились спорщики.

Мысль, что их ночные проделки могут быть раскрыты, заставила Язаки и Бугэй на цыпочках покинуть капитанскую каюту и отправиться по своим местам. Потревоженная курица возмущенно прокудахтала им вслед.

Натабура больше ничего не услышал, кроме шелеста ветра в шкотах и плеска волн под кормой, и подумал, что возвращаться на родину всегда приятно, даже после самых тяжелых испытаний.

А Афра по привычке ткнулся ему в руку и завалился спать тут же, рядом, в шаге от него. Оба были счастливы, как могут быть счастливы друзья, понимающие друг друга без слов.

***

Когда стали окончательно наводить порядок и ворочать ящики с гвоздями, матрос Оцу вскрикнул так, словно наступил на змею:

– Золото!

Язаки, который крутился рядом, сморщился: нашли-таки. Он давно, еще на рассвете, все обшарил и, конечно, обнаружил дорожку из четырех рё, тянущуюся от каюты кантё. Разумеется, прикарманил их и, решив, что больше ничего нет, побежал докладывать Акинобу о пропаже ялика. А оказалось, что монеты закатились за ящики и что их ровно восемь – по одному на каждого члена экипажа.

– Ну теперь все ясно, – сказал Акинобу, раздавая монеты. – Кантё Гампэй оживил своих каменных воинов и пытался захватить джонку, а когда ему это не удалось, спрятался в трюме и ночью ушел со своим богатством.

Матросы от радости подпрыгнули выше мостика: мало того, что остались живы в этом опаснейшем и полном приключении плавании, так еще получили по золотому, о которых и не мечтали.

Язаки показалось, что учитель Акинобу уж очень подозрительно посмотрел на него и даже усмехнулся. Нет чести в предательстве. Старик догадался? – похолодело в душе у Язаки. Неужели читает мысли? Раньше он никогда не называл его стариком, потому что Акинобу еще не стал им, а здесь взял и назвал со злости. Но от этого легче не стало. Душа, тяжелая, как якорь, ворочалась где-то в животе.

– Дай Бог, утонул, – вздохнул Язаки и заставил себя посмотреть на море.

– Конечно, утонул, – поддержал его Бугэй, – весел-то в ялике отродясь не было. Да и днище пробито…

Он соврал. Ялик был цел. Весла находились в специальных зажимах. Припасены были также вода и солонина. Кроме этого на ялике имелись мачта и парус. Об этом никто не знал, кроме боцмана, который, ступив на борт джонки, облазил все закоулки, кроме кормового трюма, который оказался закрыт. Он самолично сменил воду в бочонке и обновил запас еды, но после вчерашнего и из-за ранения, даже несмотря на старания Натабуры, еще не пришел в себя.

– Курочки не хочешь? – ласковым голосом спросил Бугэй.

Язаки доверчиво сунул голову в камбуз и понюхал воздух.

– Заходи…

С чего бы это он? – удивился глупый Язаки и перешагнул порог. Ласковым стал. Знает, что я пожрать люблю.

Бугэй захлопнул дверь и мгновенно приставил к горлу Язаки огромный кухонный нож, которым обычно рубил курицам головы.

– Деньги гони! – очень будничным голосом приказал Бугэй.

– Какие? – попытался было отвертеться Язаки.

– Я видел, как ты крутился рядом, – Бугэй кивнул на окно.

Язаки скосился: действительно, окно кухни как раз выходило на то место, где лежал ялик. Пришлось раскошелиться. Бугэй получил свои два рё и с облегчением вздохнул, потому что кантё нанял его за полтора рё, а за поясом теперь лежало все три. Это было явно лучше, чем ничего. Нестыдно будет появиться и дома, подумал он и вполне миролюбиво, обняв Язаки, предложил как ни в чем ни бывало:

– Выпьем, друг?

Глава 3.

Стычка на границе

На рассвете следующего дня их вынесло на скалы.

– Ты знаешь, где мы?! – прокричал Акинобу прямо в ухо боцману Дзидзо.

Ветер ревел так, что не было слышно собственного голоса.

– Похоже на Хёкура!

– Что?! Не может быть!

Это означало только одно – за ночь ураган пронес их между Чосон и островом Каминосима далеко на север.

– Остров! Вот! – боцман показал в сторону темного берега. – Я здесь плавал семь раз. Там они и обитают.

– Кто? – не понял Акинобу.

– Отшельники юй!

Когда джонку «Кибунэ-мару» поднимало на гребень волны, то за полосами несущегося тумана были видны острые пики, вершины елей и квадратные стены скёк[90] Годайго, где жили знаменитые предсказатели юй, добраться к которым в такую непогоду не было никакой возможности. Когда джонка проваливалась между волнами, чернел лишь неприветливый берег без каких-либо примет. Единственное, что оставалось неизменным в этом пейзаже – заснеженные вершины хребта Оу, сливающиеся с низкими тучами, из которых срывался редкий снег.

Они еще вчера убрали один парус, а на самом большом взяли рифы. Это позволило снизить скорость, не потеряв маневренности. Но все равно – джонка летела, как китайская пороховая ракета. Ветер свистел так, что временами казалось, сорвет и унесет всю оснастку. Мачты гнулись, словно древко лука. Ночью никто не спал, ожидая крушения. И вот теперь на краю света, где солнце-то и не показывается, им грозило быть выброшенными на камни. Логическое завершение неудачного путешествия.

Акинобу хотел расспросить боцмана Дзидзо, что там дальше на севере и правда ли, что там кончается Мир и начинаются вечные льды, но не успел – джонка «Кибунэ-мару» провалилась между волнами, и их белые гребни, с которых ветер срывал водяную пыль, оказались выше самой высокой мачты.

– Если обойдем остров, то у нас есть шанс! – прокричал боцман.

Уже белые буруны кипели под кормой. Уже пена от волн попадала на мостик и джонка не слушалась руля. И все же Бог Фудзин[91] оказался на их стороне, ибо остров Хёкура промелькнул мимо, словно прочерк боевого веера, остался позади, а берег надвинулся столь стремительно, что никто и ахнуть не успел, как джонка, оказавшись за песчаным баром в широком устье реки, мягко ткнулась в отмель. Этого оказалось достаточным, чтобы в центре корпуса раздался страшный треск и главная мачта, проломив борт, рухнула на нос. Джонка «Кибунэ-мару» пришла в полную негодность. Волны разбивались совсем рядом, но уже были не опасны.