Он замолчал, поэтому никто не возражал, но все посмотрели на учителя Акинобу. Решение должен был принять он.

– В горах мы точно заплутаем. Потеряем много времени. Эбису могут напасть. А если пройдем через деревню, то убьем двух зайцев. Захватим кантё и сократим дорогу.

– А собаки? – спросила Юка.

Она хотела спросить: «А захватим ли?», но не спросила. До этого им везло, словно Боги все эти два года были на их стороне, значит, повезет и сейчас.

– А мы Афра пустим, – сообразил Натабура. – Кими мо, ками дзо!

Афра как будто все понял. Поставил уши торчком, заворчал и завертел лобастой головой. Он уже готов был к бою. Единственный из пятерых, кто ничего не боялся. Юка даже позавидовала его собачьей решительности.

– Ладно, двигаем в реке, – сказал учитель Акинобу, решив, что план неплохой, а сориентируются они на месте.

Уже в густых сумерках, идя практически на ощупь, они спустились с горы, и Натабура молил Бога войны Хатимана, чтобы деревенские не выставили на дороге засады – что было бы вполне логично. Но все, как ни странно, обошлось. Капитан Го-Данго оказался чрезвычайно самонадеянным. Он презирал монахов, моряков и торговцев всех мастей, потому что они не были настоящими самураями. Кодекс самурая давно скрывал от него суть вещей, а самонадеянность не имела границ. Капитан Го-Данго уважал только силу.

Мороз крепчал, и на небе высыпали звезды. Тучи, подсвеченные невидимой луной, плыли, как стадо неведомых животных, вдоль берега.

На равнине, обращенной к морю, пошел редкий дубовый лес, и снег под ногами лежал не ровно, а какими-то кучками. От этого идти было не легче, ноги проваливались, листья возмущенно шелестели, и Натабуре казалось, что их шаги слышны на весь лес. Потом из-за туч показалась луна, и он вывел почти точно к тем кустам, за которыми лежала лодка.

Моста отсюда не было видно, но Акинобу дал знак остановиться, и некоторое время они прислушивались и вглядывались в окрестности. В деревне лаяли собаки, да несло дымом. Где-то невдалеке пекли картошку.

Прижимаясь к Афра, крылья которого пахли мокрым, влажным и приятным запахом псины, Юка тоже вслушивалась в ночь. Она замерла и приустала, ей захотелось одновременно и спать, и есть. К голоду Юка привыкла. В горах они чаще всего питались ячневой мукой на воде, а если ничего не было – корешками да орехами, разоряя гнезда земляных белок. Последний раз они перекусили утром рисовыми колобками с бабами. Юка покосилась на Язаки – к ее удивлению, он терпеливо сносил голод. Точно, сегодня будет камнепад, подумала она, всматриваясь в звездное небо сквозь ветки кустов. Еще она вспомнила о курице, которая долго шла с ними, а потом взлетела на сосну и осталась в лесу. Почему так?

Не почувствовав человека, совсем рядом на поляну вышло стадо лесных свиней и принялось кормиться желудями. Афра не выдержал, стал все громче сопеть, хотя Юка закрывала ему нос. Свиньи насторожились и убежали в сторону устья реки. Заухала сова, и Юке показалось, что прошло очень много времени – так много, что и жизнь миновала.

Вдруг сердце ее учащенно забилось: она заметила очень близко какую-то тень, хотела что-то сказать, но Афра молча, молчали Акинобу и Язаки, и тогда она поняла, что это вернулся Натабура. Когда и почему он ушел, она даже не заметила. У него было такое умение – ходить бесшумно, как тень. Однако она не увидела в темноте, что его кимоно выпачкано кровью, и только поняла, что он вымок и что, должно быть, побывал на другом берегу реки, потому что прошептал, когда они все наклонились к нему:

– Двое… там и там… пошли… Кими мо, ками дзо!

И тогда она поняла, что не зря пахло печеным картофелем: охрана оказалась достаточно опытной, чтобы скрыть огонь, но недостаточно осторожной, чтобы не удержаться и не согреть еду.

Они обошли кусты и занялись лодкой. Юка снова осталась в обществе Афра, прижимаясь к его теплому боку, стараясь сдержать волнение, которое передалось псу. «Ты знаешь, как я люблю и его, и тебя», – шептала она ему в ухо. Афра чуть слышно повизгивал, постанывал от избытка чувств и, перебирая лапами, рвался помогать мужчинам. Через некоторое время их позвали, и Юка наравне со всеми стала толкать лодку, в которую побросали скарб и борта которой с треском ломали мерзлый камыш, осоку и тонкий лед у берега. Афра бестолково суетился и путался под ногами, пока Натабура не скомандовал:

– Вперед! Вперед! – и махнул рукой, указывая ему направление.

Тогда Афра расправил крылья, пару раз взмахнул, словно пробуя их силу, тяжело взлетел и пропал в темноте за рекой.

Юка даже не волновалась за него, потому что знала, что так просто Натабура не отправил бы друга-пса за реку. Значит, там действительно все нормально. Я знаю, что он его любит, может быть, даже больше, чем меня, подумала она с грустью, хотя знала, что в сердце Натабуры они помещаются вдвоем. И тут ей стало не до пустых рассуждений, потому что она провалилась по колено и, конечно, тут же промокла. Пришлось на ходу подвернуть полы кимоно. Но через два шага она провалилась еще глубже, чувствуя, как речная грязь держит ноги, и, кажется, потеряла один из вакидзаси. Натабура подсадил ее, и она, очутившись в лодке, потрогала ноги, проверяя, не потеряла ли заодно и дзика-таби[113]. Нет, все оказалось в порядке. У дзика-таби толстая подошва, в них можно ходить и без вакидзаси, хотя запасные лежали в носилках.

Мужчины прыгнули в лодку, и прежде чем оттолкнуться шестом от дна, учитель Акинобу ободряюще сжал ее плечо. Она знала, что он смотрит на нее, как на дочь, и была благодарна ему за заботу.

Река, бегущая в море, показалась Юке живым существом с черной спиной. Это существо едва слышно журчало, трясь о лед, и Юка поблагодарила реку за то, что она приняла их и позволила добраться до противоположного берега.

Афра уже махал хвостом под никлыми голыми ветками янаги, листья с которой облетали по первому снегу и устилали все вокруг толстым бурым ковром.

Лодка с ходу проломила тонкий лед, ткнулась в крутой берег и они, подхватив вещи, выскочили и взобрались на склон. Там уже сидел Натабура в обществе Афра и что-то высматривал в темноте. Было тихо – собаки даже не залаяли, и ветренно, пахло дымом от костра и кислым запахом овчарни. Юка тоже стала смотреть во все глаза, но кроме белого поля в кочках пахоты, ничего не видела. За полем начиналась деревня, и все сливалось в черно-серую полосу. Ей даже показалось, что они ошиблись – вышли не туда, но пару огоньков, вспыхнувших и погасших, подсказали, что они на верном пути – стражники шли по другую сторону поля, и их фонари мелькали за деревьями.

– Опасаются, – прошептал учитель Акинобу, и, кажется, засмеялся.

Не боится, поняла она, и я не буду бояться. Она верила в учителя Акинобу и Натабуру. Они о чем-то посовещались. А потом Натабура сказал:

– Ждите нас здесь. Когда я крикну совой, отпустишь Афра, и идите по его следам.

Некоторой время учитель с Натабурой еще были заметны на фоне поля, но потом и они пропали. Снова ей пришлось ждать, с тревогой вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Но услышать она ничего не услышала, кроме яростного собачьего рычания и лая. Язаки примолк, ничуть не страдая оттого, что его не взяли с собой. Он давно уже привык, что все важные и опасные решения принимаются и исполняются учителем Акинобу и Натабурой. Иногда, когда было не очень опасно, им помогала Юка. Язаки нашел для себя удобное решение: «Я просто не создан для этого, потому что толстый». В душе он считал, что его дело – торговля, и стремился к своей мечте. Какой из меня вояка, думал он, щупая свой дряблый живот, который висел, как пустой бурдюк. Я потом пригожусь, оправдывался он и трогал заодно и рукоять китайского меча, да порой сквозь одежду прижимал к груди каба-хабукадзё – Черный Знак Ада, и не знал, что с ним делать. Правда, он чувствовал в себе дикую силу, которой владеют только сумасшедшие. Ну и что? Кого этим удивишь? А самое удивительное заключалось в том, что впервые за два года он действительно не хотел есть. Вдруг это все, на что способен каба-хабукадзё? – разочарованно думал Язаки и невольно поеживался в предчувствие чего-то страшного, непонятного, что таилось не только в темноте поля, но представало перед ним как судьба. А деньги? Где деньги? – спрашивал он сам себя. Ему хотелось, чтобы события развивались очень быстро и так же быстро к нему вернулись бы его сокровища.