***

Язаки берег свою гулю на лбу, как зеницу ока. Во-первых, она нещадно болела, а во-вторых, здорово мешала есть, поэтому он жевал очень медленно. Зато после трехдневного воздержания наверстывал упущенное: съел коровье вымя с икрой морских ежей и бараньими мозгами и три четверти козленка. Выпил три жбана чанго, наговорился, насмеялся и предался лени. К великому огорчению, во сне к нему явился демон смерти Кадзан, бесцеремонно пнул в бок и спросил:

– Ты чего валяешься-то?!

– Как чего? – удивился Язаки, продирая глаза. – Не видишь, отдыхаю, – и поднялся легко, словно ему живот вовсе и не мешал.

Ах, как хорошо, живота нет, подумал Язаки. Со времени, пока они не виделись, демон смерти заметно окреп. Походное кимоно едва скрывало мускулистые плечи, над которыми торчала голова на толстенной, как у быка, шее.

– Я-то вижу, – многозначительно возразил Кадзан. – А кто будет каба-хабукадзё отрабатывать?!

– А деньги?!! – потребовал Язаки, яростно выпучивая глаза.

– На! На! На! – демон смерти Кадзан швырнул в него три рё.

Язаки удовлетворенно хрюкнул, поймал на лету все три монеты и, спрятав в тайные карманы, потребовал:

– Дай еще!

– Вначале скажи, о чем разговаривают твои друзья!

Весь день и вечер после бани они все провели в теплой компании и проговорили до глубокой ночи. Кто и как привел Язаки в его дом, он уже не помнил. Какие-то руки, мягкие телеса. Явно женщина. Куда же она делась? Язаки в растерянности вертел головой – даже не пахло, лишь отзвуки ласки, все, что помнил он, растаяло, как сосульки на солнце.

– Да ни о чем, – поморщился Язаки. – О чем они могут говорить?

– И все-таки?! – Кадзан едва сдержался. Язаки надумал с ним хитрить.

– О женщинах. О каких-то сражениях…

Ему хватило ума не упоминать Юку, хотя капитан Го-Данго все уши прожужжал о некой госпоже Тамуэ-сан, которая очень и очень похожа на Юку. Прямо копия. Мало ли что? – мудро решил он и подумал о Натабуре. Нет, друга предавать нельзя. Если бы не Натабура, кормил бы я рыб в стране Чу. И вообще! Язаки вспомнил их бой с морским чудищем в стране Чу. Тогда он едва не погиб. Как впрочем, и в страшной и непонятной игре сугоруку. Всю ночь он стращал ею капитана Го-Данго, но не застращал. Крепким оказался капитан. Вот была потеха, вспомнил Язаки, как мы с Натабурой и Афра бежали из деревни бессмертных пастухов. Все хорошо, что хорошо кончается, вздохнул он с облегчением.

– А чего задумали-то?

– Да ничего, – поморщился Язаки. – Голова болит.

– Не надо было лезть куда не надо, – упрекнул Кадзан.

– А кто дырок в земле накопал? – огрызнулся Язаки.

– Ладно. А здоровяк? – не отставал Кадзан.

– Какой здоровяк? А… Го-Данго, – вспомнил Язаки, – разговаривал о каком-то господине Камаудзи Айдзу и о заговоре.

– О заговоре?! – оживился Кадзан.

– О заговоре будет дороже, – быстро сообразил Язаки.

Кадзан выдал еще рё.

– За один рё я говорить не буду, – кисло поморщился Язаки, но деньги спрятал. – Что такое один рё? – он брезгливо оттопырил губу и исподлобья посмотрел на Кадзана.

– Сволочь ты! – беззлобно высказался демон смерти и подумал: «Должность у меня такая – людей изводить. А здесь меня изводят!» – Я к тебе по делу пришел!

– Гони деньги, если что-то хочешь узнать! – уперся Язаки. – И вообще, без денег больше не являйся.

Ему хотелось узнать, как там его мешок с деньгами и драгоценностями – не пропал ли? Но спросить напрямую не решался, чтобы не давать лишнего повода для издевательств. В конце концов, если кидает рё, значит, мешок цел. Не надо все рассказывать бесплатно, сообразил Язаки, иначе выйдет себе дороже.

– Чего это я без денег?! Чего? На! – Кадзан швырнул еще одну монету.

Эти самые монеты, он, как и каба-хабукадзё, доставал прямо из воздуха. Язаки позавидовал такому умению: вот бы мне так научиться!

– Заговор против какого-то субэоса, – Язаки поймал монету на лету.

– Какого субэоса?

– Камаудзи Айдзу, что ли?! – раздраженно огрызнулся Язаки. – Я не прислушивался. Чтобы разоблачить заговор, надо узнать об этом.

– Ну так узнай! – потребовал Кадзан.

– Как я узнаю? Как? На меня уже и так косятся!

– Это не мое дело. Спроси у своего друга. Если что-то стоящее, дам пять рё.

– Дай сейчас! – крикнул Язаки и проснулся.

Он был весь в репейниках, а воздухе витал запах демона смерти. Сильно хотелось пить. Фу! Язаки очумело огляделся. Спал он в каком-то чулане, рядом с вонючими козами, куда забрался после попойки. Почему я здесь? – шевельнулась мысль, – ведь мне же выделили целый дом. И ужаснулся. Обокрали! Его прошиб холодный пот. Бросился проверять тайные карманы. Слава Будде, все восемнадцать монет были на месте. Даже прибавилось пять штук. Целых пять! Нежданно-негаданно. Значит, это был не сон, понял Язаки. На один рё можно купить сто куриц или приличное стадо баранов. Руки тряслись, как всегда после похмелья, а сердце колотилось, как птица в клетке. Нет, подумал Язаки, так пить нельзя. Вначале надо разбогатеть, а потом напиваться, и не деревенской дрянью из дешевого риса, а чем-нибудь поблагороднее. От этого каба-хабукадзё никакой пользы. Язаки потрогал на груди Черный Знак Ада. Как бы извести демона, чтобы не будил по ночам? К сожалению, пока у него мои кровные деньги, ничего не получится. Надо придумать что-то такое, чтобы он сразу все отдал. А как? Ученый, сволочь, приходит только ночью. Было бы здорово выманить его днем, тогда у меня появится шанс его прижать. Так рассуждал Язаки, но ничего толкового не придумал, только еще сильнее захотелось пить. Он попробовал было подняться, и хотя во сне это у него вышло легко и естественно, в реальности он с большим трудом встал на карачки и, давя козий навоз и цепляя с коз репейники, пополз в ту сторону, откуда тянуло сквозняком. Козы от удивления шарахнулись в дальний угол. Язаки водило из стороны в сторону, но с третьей попытки он попал головой в дверь и распахнул ее. Свежий морозный воздух ударил в ноздри и сразу взбодрил его. Жадно хватая ртом воздух и опираясь о косяк, Язаки поднялся и утвердился на ногах. Зачем же я так напился? – думал он с тоской и отчаянием, выдирая из волос репейники. Не знаю. Необъяснимо. Демон попутал. Убью гада! Поймаю и убью. От таких мыслей ему стало немного легче, и он увидел.

Вдоль поля к центру деревни Охоя двигался Черный самурай. На нем тускло поблескивали богатые доспехи, очень похожие на черные до-мару, золоченые наплечники и золоченый же шлем с пятью эмблемами мон и черными рогами. Из-за оби торчал комплект тайсё в черных лакированных ножнах, а в руках он держал огромную серебряную нагинату. За плечами у него виднелся колчан, полный длинных-предлинных стрел, в налучие которого был закреплен дайкю[129]. А на древке, прикрепленному к панцирю на спине, трепетал черный сасимоно[130], который издавал характерный звук – словно огромная птица хлопала крыльями. Язаки в изумлении разглядел эмблему – череп и кости. Вначале ему стало дурно. Он решил, что это явился давешний генерал хирака, чтобы забрать у него, Язаки, китайский меч, панцирь и нарукавники. Только он этот панцирь и нарукавники давным-давно выбросил, потому что тяжело было тащить, а меч отдавать не хотел, прикипел он к нему душой, нравился ему меч, хотя оружие было неудобным – большим и тяжелый. Потом, приглядевшись, понял, что всадник без лошади, и только после этого сообразил, что это никто иной, как демон смерти Кадзан, потому что ног у него не было, как и не было лошади, хотя демон скользил над землей так, словно двигался верхом.

Но он ошибся. И эта ошибка круто изменила его судьбу. Возможно, подними он крик на всю округу, события повернулись бы в другую сторону, но Язаки промолчал, и уже ничего нельзя было поделать.

***

– Узнаешь ли ты меня? – спросил Черный самурай, отстегивая полумаску.

Капитан Го-Данго вскочил так, словно его ткнули шилом в зад, и, ударившись головой о потолочную балку, рухнул на колени. Дом, заскрипев, покачнулся. Впрочем, капитан Го-Данго все равно бы рухнул, ибо перед ним стоял никто иной, как его господин – субэоса Камаудзи Айдзу.