Вот у кого есть повод предать, невольно подумал Гёки. Эта мысль пришла ему в голову совершенно случайно, и он удивился, потому что раньше об этом не думал. Тот, у кого деньги, никогда не будет шевелиться.
Опять все загалдели, подогретые напитками. Молчал лишь один музыкант Тороян. Он играл на адзусаюми[189] для самого императора. В бытность свою самураем он был всадником при штабе и не раз доказал свою преданность господину Камаудзи Айдзу. Постепенно возгласы смолкли, и все восьмеро уставились на него. Но Тороян даже ухом не повел.
– А ты чего молчишь? – спросил тогда маленький Асамура, от нетерпения подпрыгивая на циновке.
– А чего говорить? – Тороян поставил перед собой пустую чашку и потянулся за кувшином. – Все сказано. Гёки прав: что бы мы ни делали – все плохо. Давайте ничего не будем делать. Если заговору суждено свершиться, то он свершится как бы помимо нас и одновременно вместе с нами. Боги сами подтолкнут нас к нему. Если заговору не суждено свершиться, то мы все окончим жизнь в течение сэкки. И нечего здесь больше говорить!
– Правильно! – обрадовались все восьмеро командиров, молчал только Гёки.
– А ты что думаешь? – спросил у него Тороян.
– Думаю, что у нас во дворе кто-то ходит!
Все схватились за оружие и настороженно прислушались. Снаружи действительно кто-то шумел – да так, что дом дрогнул от основания до конька.
– Мё-о![190] – произнес кто-то в ужасе.
– Деревня, мё-о не существует!
– Я сам видел…
– Тихо!..
– Корова? – высказал предположение белобородый Иэясу. – Рога чешет!
– Нет, козы забрели, – высказался писарь Вайрочан, – точно козы. Я их издалека узнаю. Воняют они.
И действительно, всем показалось, что запахло козами. А золотарь Фудзивара-но Кинто даже зажал нос, хотя ему-то прежде всего надо было остерегаться собственных запахов.
Потом кто-то поскребся в дверь.
– А я знаю, кто это, – очень спокойно сказал Гёки.
Все уставились на него, пока он шел открывать. Асамура и Бидацу с катана наизготовку встали по обе стороны от входа. Остальные отступили по углам, остерегаясь оказаться перед дверью.
– Эй… – окликнул Сёнагон. – Вдруг это городские стражники?!
– Никакие это не стражники, – ответил Гёки, открывая дверь. – Это мой и ваш друг – капитан Го-Данго, только он пьяный.
Действительно, стоило капитану Го-Данго войти, как он неуклюже пошатнулся и поискал глазами, обо что бы опереться. Потом влил в себя кувшин чанго, обвел всех веселым взглядом и только тогда произнес чисто риторически:
– Беседуете, друзья?
– Беседуем… – ответили ему настороженно, еще не зная, к чему он клонит.
– Правильно… – глупо хихикнул капитан Го-Данго. – А того не знаете, что регент и весь его выводок в городе!
– Как?! – вскричали все.
– А вот так! Я по этому поводу напился. Праздник у нас. Праздник!
Он принялся неуклюже танцевать, при этом едва не свалив одну из опор дома.
***
До вечера переждали в двух домах, которые были куплены загодя: один перед парадными, а второй перед задними воротами Нефритового дворца. Сам дворец в восемь этажей возвышался в темноте, как гора, и если бы не огни стражников на галереях каждого этажа, то масштабы громадины было бы трудно оценить.
– Эка свеча-а-а! – дивился Сэн-но Рикю, порой выглядывая в окно и задирая голову, чтобы разглядеть самый верхний – восьмой этаж. – Повыше Фудзияма будет.
Он гонял скот вместе с Бидацу, еще не привык к грандиозности столицы Мира, и многие вещи в ней его удивляли.
Золотарь Фудзивара-но Кинто с двумя своими людьми вернулся в начале стражи крысы. Все они были перемазаны с ног до головы, и воняло от них нечистотами. Но на это никто не обращал внимания. Им тут же дали ополоснуться и попить воды.
– Хорошо, что мы не пошли сливняком, – сказал Фудзивара-но Кинто, прочищая горло. – Эти кусотару[191] загородили проход плитами.
– Оставили только щель, в которую и ребенок не пролезет, – пожаловался Тарада, который ходил с Фудзивара-но Кинто.
Второй человек из группы, Сабуро, устало опустился на пол:
– Мы ее пытались поднять… Зря старались.
– Прости, Гёки, так вышло, – удрученно произнес Фудзивара-но Кинто.
Еще Гёки планировал переодеться пожарниками. Поджечь главную башню Нефритового дворца и таким образом проникнуть внутрь. Но от этой идеи пришлось отказаться: получалось, что успех предприятия все равно зависел от тех, кто полезет через стену. Легче было перелезть всем скопом – меньше риска оказаться разобщенными в самом начале.
– Ничего, – ответил Гёки. – Сейчас придет капитан Го-Данго. Будем штурмовать отсюда, – он кивнул в окно, за которым через площадь виднелись парадные ворота.
– А что, без него нельзя? – с вызовом спросил крысолов Хитомари. – Нас уже достаточно, – и посмотрел нервным взглядом на ронинов, сидящих вдоль стен.
Было их ровно двадцать человек. Куродо по кличке Нори[192] от нечего делать надраивал секиру. Момму, посвистывая, разглядывал балки на потолке. Дзито тоже делал вид, что его ничего не волнует. Другие спали. Такaги зевал. По этой причине Хитомари никто не ответил – не хотели связываться. Некоторые считали его выскочкой.
– Откуда? Отсюда?! – удивился Сэн-но Рикю и снова высунулся в окно.
На него зашикали:
– Выдашь нас всех, блудливый демон…
Из надстройки над воротами доносились пьяные голоса и женские вопли. Там праздновали Шествие Хомуда на свой лад.
– Они же все пьяны как один по случаю праздника, – засмеялся Сэн-но Рикю. – А Сёнагон… Где ты, Сёнагон?
– Я здесь, – ответил из углу винокур Сёнагон.
Он уже давно подремывал, здраво рассудив, что свежая голова не помешает делу.
– Сколько ты им налил сегодня?
– Всего-навсего открыл неограниченный кредит, – засмеялся Сёнагон.
– А где наши друзья? – снова спросил Хитомари, который выращивал крыс-крысоловов и который заподозрил Умако в трусости. Он ехидно уставился на Гёки. Что же ты, господин организатор, заваливаешь дело? – хотел спросить он. Лучше бы я этим занялся. Но Гёки его и так прекрасно понял.
– Придут, – ответил он, не глядя. – Куда они денутся.
Он уже и сам беспокоился, стараясь не подавать вида. Неужели что-то случилось? Хитомари он не особенно любил, потому что Хитомари не умел ждать и догонять, а хотел получить все сразу и быстро. Поэтому он и взял его в главный отряд, чтобы был на виду. Из него-то и лейтенант получился неважным, потому что он не понимал, куда надо бежать и кого атаковать, и положил в бою под Идзу в неумелом штурме кучу народа. Как у него хватает терпения выращивать своих крыс? – в очередной раз задался вопросом Гёки. В этот момент он услышал условный стук в дверь со стороны сада, и у него отлегло от сердца. Слава Будде! – подумал он и радостно сказал:
– Это они! – не удостоив взглядом Хитомари, который во всем видел злой умысел.
В дом вошли сразу пятеро существ: четверо мужчин и медвежий тэнгу. Гёки с радостным выражением на лице и одновременно с удивлением отступил в сторону – такую собаку ему еще видеть не приходилось. Афра, вытянув свой длинный нос, тут же стал ко всем принюхиваться. Он был хорошо воспитан и не лез знакомиться с чужими людьми. Разумеется, он понимал, что предстоит нечто грандиозное и радостное, но не знал, что в столь многочисленной компании. Сердце его учащенно билось. Он даже завилял хвостом, приветствуя золотаря Фудзивара-но Кинто, потому что от него приятно пахло, а вот крысолов Хитомари ему не понравился, и он едва сдержался, чтобы не зарычать, потому что, как и все собаки, не любил гадских, подлых, серых крыс.
Хитомари все понял и заявил:
– Я их не знаю! Я не могу с ними идти в бой.
– Это мои друзья, – грубо оборвал его капитан Го-Данго.
– Все равно! – уперся Хитомари. – Что это за собака?!
Акинобу, Натабура, Язаки, Баттусай и Афра – а это были они, не считая капитана Го-Данго, который, как всегда был пьян, опоздали потому что с ними случилось приятное происшествие: вернулся Язаки. Немного сконфуженный и робкий, он появился в самый последний-распоследний момент. Они его уже и ждать перестать, когда Натабура сказал, что Язаки обязательно придет. Вот они и сидели в темноте при свете единственной свечи. Раз десять капитан Го-Данго порывался уйти, потому что вот-вот должен был прозвучать полночный колокол и они могли опоздать, и тогда бы штурм Нефритового дворца начался бы без них, но почему-то не уходил под укоризненным взглядом Афра. А когда в двери, словно дух, возник запыхавшийся Язаки, они, не став его ни о чем расспрашивать, понеслись по ночным улицам Киото. Им здорово повезло, потому что все городские стражники лежали пьяные в стельку. Только на мосту Ясобаси их попытались остановить опять же пьяные кэбииси, но на свою голову не разглядели в темноте гиганта Го-Данго. За что были безжалостно сброшены в реку Ёда. Долго еще позади слышались их страшные крики. Столица Мира притихла, словно в дурном предчувствии: ее граждане не веселились и не кутили, а только с опаской поглядывали то в сторону Яшмового, то в сторону Нефритового дворца, над которыми в ночном небо вспыхивал праздничный салют.